"Борис Андреевич Можаев. Старица Прошкина" - читать интересную книгу автора

Московский обком за назначением. "Куда желаешь?" Посмотрела я на карту и
выбрала это местечко, поближе к воде. Раньше и этот район в Московскую
область входил. Приехали мы сюда, в район, вдвоем с подругой, Фешкой
Сапоговой. Она женорганизатором, а я культорганизатором. Фешка в своем доме
поселилась, а я к Уразе. Может, помнишь?
- Подругу вашу нет, а Уразу хорошо помню. Это прозвище ее. Рыхлая такая
тетка была. Мы еще, ребятишками, дразнили ее: "Еряперя ухо-сухо, Ураза
пухово брюхо".
Прошкина засмеялась:
- В нашем селе у всех прозвища. И нас с Фешкой прозвали "сороками".
Молодыми были, говорили много. Часто выступать приходилось. Вот и прозвали.
- А почему вы к нам приехали?
- Леса у вас кругом, реки да озера. А я нажилась в степи - все
осточертело. И еще я рыбу очень люблю. В саду у себя пруд вырыла. Видал?
- Неужели одна копала?!
- Одна. Лет пять все копала. Жилу искала. Уйду туда, зароюсь. И меня
никто не видит, и я никого не вижу. Эх, господи боже мой!
- Как же вы председателем колхоза оказались?
- Так и оказалась. Хоть и числилась я культорганизатором, но больше
заставляли меня хлеб выколачивать. Все, бывало, уполномоченным по селам
ездила. А тут приехал новый секретарь Савостин. Вызвал меня: "Ты что
делаешь?" - "Культурник", - говорю. "Какой еще культурник! Теперь наша
культура - хлеб. Давай, поезжай председателем колхоза в Еремеевку". Написали
бумагу от райзо, сел со мной в тарантас председатель рика и привез в село.
Теперь выбирают председателей. А тогда проще было. Приехал - вступил в
колхоз, и валяй. Председатель ты или бригадир, раньше не смотрели. Подошло
жнитво - серпы в руки и в поле. Все работали. Я, бывало, на сенокосе передом
ходила. Коса у меня была со звоном - три короны на ней. Как пойду махать,
только поспевай! Тут меня "картузом" прозвали. Тогда бабы все ворчали на
меня: "Слыханное ли дело, чтобы баб выгонять на покос?" Тут не заведено было
косить бабам. Жать жали, а чтоб косить, такого раньше не было. Это я их
выучила. Зато потом они меня благодарили. Мужиков-то не стало. "Вот спасибо
"картузу" - косить выучила. Хоть себе на скотину накосим". Эх, чего только я
за свою жизнь не делала, за что не бралась... Сказано: нашему вору все
впору.
Она умолкла и тяжело, недвижно смотрела все в то же место, себе под
ноги.
- Анна Ивановна?
- А! - Она даже вздрогнула из забытья и, как давеча на ходу, медленно
закачала головой.
- Как же вы в тюрьму попали? За что?
- За то же самое... Ненавидели меня, что я на чистую воду выводила.
Смотрела за всеми и писала куда надо. Говорят, теперь нет врагов народа. А
куда ж они подевались? Как они были, так и остались. Каждый жулик - враг
народа. В тридцать пятом году их начали шерстить... после убийства Кирова.
За ворами я сама смотрела. У меня никто не спрячется. Кто что украл - все
наперечет знала. А по части настроений и всяких антисоветских разговоров мне
трудно было. Кто со мной на откровенность пойдет? Все ж таки я была
председателем и парторгом. Зато был у меня кладовщик Гаврилкин - дока по
этим делам. Боле меня писал. И еще при сельсовете состоял секретарем Панков,