"Борис Можаев. В избе лесничего" - читать интересную книгу автора

- Плохо? - переспросил он, сверкнув глазами. - Не то слово, молодой
человек. Бесхозяйственность, шарлатанство! Вот что это такое.
Он резко нагнулся к рюкзаку, вынул карту, развернул ее на столе.
- Смотрите сюда. Вот карта популяции соболя в нашей тайге, Места
популяции обозначены красным карандашом.
Я взглянул на карту, испещренную красными пятнами малого и большого
размера.
- Видите, какое множество этих пятен? - продолжал Абрамов. - Добычу
соболя надо вести повсюду в этих местах. А у нас что делают? Ловят там, где
есть охотничьи артели. Да как ловят! Дадут план на край, а они его - бух! -
на две-три артели. А эти еще и перевыполняют... А ведь соболь - золото нашей
тайги! Недаром раньше на Руси казна соболевая была. - Абрамов посмотрел на
меня сердито и неожиданно закончил: - И задам я ему перевыполнение плана!
Вот только вернусь... - Он закурил и сердито нахмурился. - Надо создавать
таперские участки, - продолжал Абрамов через минуту. - И делать плановый
отлов с каждого участка, а не задавать какую-то норму на охотника. Охотник
сегодня там ловит, завтра в другом месте, послезавтра - в третьем... Если
учесть, что удэгейцы охотнее выбирают соболя в местах чистых, а в россыпи не
лезут, там труднее брать, вот и получается: в одних местах соболя уничтожают
почти поголовно, а в других он сам подыхает от старости. В конце концов,
таперские участки нужны не только для планомерной охоты, но и для облегчения
труда самих охотников. Сами подумайте: вот подходит сезон, и охотники за
сто - за полтораста километров уходят на три-четыре месяца, а то и более. И
продукты, и снасти, и боеприпасы - все на себе тянут. А живут где? В
крохотных полотняных палатках. В такой палатке они за ночь, согнувшись в три
погибели, обдирают на коленях по пятнадцать - двадцать тушек колонка и
белки. Да еще при свете жирника... И спят на снегу, подстелив шкуры. Разве
не нужны нам таперские бараки? Ведь для них - охота не развлечение, а
профессия.
Он встал с табуретки и, видимо взволнованный разговором, несколько раз
прошелся взад-вперед по комнате.
- Однако, поздно, засиделись мы, - сказал Ольгин. - Пора спать.
- Да, да, - машинально подтвердил Абрамов.
- Кого вам в проводники выделили? - спросил я у него.
- Андрея Геонка, - сухо ответил он.
Мы с Ольгиным понимающе переглянулись.
Я стал расстилать медвежьи шкуры, любезно предложенные мне хозяином.
Возле печки похрапывал дед: он лежал на кровати, все так же поверх одеяла в
своей неизменной шубе, в малахае и в валенках.
Абрамов возился возле плиты, развешивая олочи, растрясал вынутую из них
траву - хайкту, незаменимую подстилку таежных ходоков, и долго потом в
темноте ворочался в спальном мешке, по-стариковски кряхтел.
На следующий день рано утром пришел проводник Геонка. Это был невысокий
коренастый удэгеец с продолговатыми карими глазами; за спиной у него висели
котомка и ружье, в руках тонкие, изящно выгнутые в виде фигурной скобки
лыжи, подклеенные снизу камусом.
- Здравствуй, товарищ Абрамов! - приветствовал он от самого порога
Константина Георгиевича, не обращая на нас никакого внимания, как будто,
кроме Абрамова, в избе никого не было. - Смотри, какие лыжи! Тебе принес.
Свои лыжи. Бери, старик! Много ходить по тайге надо. Твои лыжи - плохой