"Борис Можаев. В Солдатове у Лозового" - читать интересную книгу автора

своего труда. Он шел на вольные земли, чтобы жить по справедливости, по
закону стариков, слушая только землю, приноравливаясь к ней. И великая тяга
земли рождалась мудрым законом взаимного послушания хлебороба и поля.
Ах, эта извечная, мятежно-сладостная тяга к самостоятельности да
независимости. Независимость! Слово-то вроде бы и неважное, как говаривал
Пушкин, да уж вещь больно хорошая. Это поразительное свойство характера
русского мужика - идти хоть на край света и на свой страх и риск, брать дело
по нутру да по силам, вживаться в незнакомую природу, в инородную стихию и,
подлаживаясь к ней, подчинять ее не силой, а сноровкой, да сметливостью -
приобщило к нашему государству восьмую часть земного шара под названием
Сибирь. Это обаяние деятельной русской натуры я испытал в полной мере в
Солдатове, особенно в свой первый наезд.
Помню, как весной шестидесятого года в Усть-Каменогорском обкоме мне не
советовали ехать к Лозовому: мол, колхоз нетипичный, председатель трудный,
бригадиров разогнал...
- Как же он руководит колхозниками?
- В основном по радио.
- И живут?
- Живут неплохо...
Я выехал в Солдатово в весенний ветреный денек на обкомовской "Волге".
Дорога дальняя - почти триста километров по горным предплечиям, вдоль Иртыша
и Бухтармы, с морской переправой, с объездами луговых заливов и дорожных
колдобин - словом, целый день езды.
Чудная это пора для предгорий Алтая! После весенних затяжных дождей
горячее солнце бурно гонит густую шелковистую траву на альпийских лугах, все
еще свежую, светлую, какую-то трепетную, нарядную от множества синих цветов
змееголовника, бледно-желтого мытника, голубеньких кукушкиных слезок и
броских пунцовых марьиных кореньев, похожих издали на знаменитые узбекские
тюльпаны.
По горным ущельям и распадкам, вдоль чистых и шумных речушек буйно
цветет черемуха, и кажется, что взбитая рыхлая пена слетела с бурных речных
перекатов на ветки да и застыла в оцепенении. Тополя, еще реденькие,
светлые, с теплым красноватым оттенком, тоже толпятся вдоль речушек, словно
сбежались сюда на купанье - да залюбовались собственным отражением в
прозрачной бегучей воде. И только темные, не пробиваемые солнцем высокие ели
одиноко и деловито карабкаются по горным склонам на самые вершины;
равнодушные к теплу и к холоду, они, как упрямые альпинисты, уходят из
мягких и теплых долин туда, где неприютно и холодно, где ровно и мертво
блестят лежалые прошлогодние белки*. Чего они там ищут? Странные деревья.
______________
* Нетающие снега на горных вершинах (местн.)

На Бухтарминской переправе нас нагнал дождь. Он пришел из этой широкой
долины с ветром, вволю нагулявшимся на белесых волнах молодого моря, и
весело, хлестко застучал по железной палубе парома. Крутой глинистый съезд к
переправе жирно залоснился и осклиз. Машины сползали к берегу юзом, западая
в глубокие колдобины, натужно ревя, разбрасывая липкую грязь и щебенку.
Возле припаромка они сдерживались и с величайшей осторожностью вползали на
бревенчатую клетку, отдаленно напоминавшую сплющенный колодезный сруб.
Повсюду слышалась громкая смачная шоферская ругань.