"Игорь Можейко. 7 и 37 чудес" - читать интересную книгу автора

Висячие сады Вавилона моложе пирамид. Они строились в те времена, когда
уже существовала "Одиссея" и возводились греческие города. И в то же время
сады куда ближе к египетскому древнему миру, нежели к миру греческому. Сады
знаменуют собой закат ассиро-вавилонской державы, современницы древнего
Египта, соперницы его. И если пирамиды пережили всех и живы сегодня, то
висячие сады оказались недолговечными и пропали вместе с Вавилоном -
величественным, но непрочным гигантом из глины. Сахарный город, снегурочка
древности...
Вавилон уже катился к закату. Он перестал быть столицей великой державы
и был превращен персидскими завоевателями в центр одной из сатрапий, когда
туда вошли войска Александра Македонского - человека, хотя и не построившего
ни одного из чудес света, но тем не менее героя этой книги, перетряхнувшего
весь Восток и в той или иной мере повлиявшего на судьбы великих памятников
прошлого, на их создание или гибель.
В 331 году до нашей эры жители Вавилона отправили к македонцу послов с
приглашением войти в Вавилон с миром. Александр был поражен богатством и
величием хотя и пришедшего в упадок, но еще крупнейшего города мира и
задержался там. В Вавилоне Александра встретили как освободителя. А впереди
лежал весь мир, который следовало покорить.
Не прошло и десяти лет, как круг замкнулся. Владыка Востока Александр,
усталый, измученный нечеловеческим напряжением восьми последних лет, но
полный планов и замыслов, возвратился в Вавилон. Он готов был уже к
завоеванию Египта и походу на Запад, чтобы подчинить себе Карфаген, Италию и
Испанию и дойти до предела тогдашнего мира - Геркулесовых столпов. Но в
разгар приготовлений к походу занемог. Несколько дней Александр боролся с
болезнью, совещался с полководцами, готовил к походу флот. В городе было
жарко и пыльно. Летнее солнце сквозь марево накаляло рыжие стены
многоэтажных домов. Днем затихали шумные базары, оглушенные невиданным
потоком товаров - дешевых рабов и драгоценностей, привезенных воинами с
индийских границ, - легко доставшейся, легко уходящей добычей. Жара и пыль
проникали даже сквозь толстые стены дворца, и Александр задыхался - за все
эти годы он так и не смог привыкнуть к жаре своих восточных владений. Он
боялся умереть не потому, что трепетал перед смертью - к ней, чужой да и
своей, он присмотрелся в боях. Но смерть, понятная и даже допустимая десять
лет назад, сейчас была немыслима для него, живого бога. Александр не хотел
умирать здесь, в пыльной духоте чужого города, так далеко от тенистых дубрав
Македонии, не завершив своей судьбы. Ведь если мир столь послушно ложился к
ногам его коней, то, значит, вторая половина мира должна присоединиться к
первой. Он не мог умереть, не увидев и не покорив Запада.
И когда владыке стало совсем худо, он вспомнил о том единственном месте
в Вавилоне, где ему должно полегчать, потому что именно там он уловил,
вспомнил - а вспомнив, удивился - аромат македонского, напоенного светлым
солнцем, журчанием ручейка и запахом трав леса. Александр, еще великий, еще
живой, в последней остановке на пути в бессмертие, приказал перенести себя в
висячие сады...
Навуходоносор, создавший эти сады, руководствовался благородной
причудой деспота, ибо у деспотов тоже бывают причуды благородные - для
кого-то, но никогда для всех. Навуходоносор любил свою молодую жену -
индийскую принцессу, тосковавшую, как и Александр, в пыльном и лишенном