"Ю.И.Мухин. Катынский детектив" - читать интересную книгу авторавыгод. В 80-х годах у СССР уже не было государственных
деятелей, способных лично что-либо анализировать, но зато было полно таких, кто стремился понравиться "цивилизованным странам", не стесняясь брать с последних не только нобелевские премии, но и просто денежные подачки. А в это время наши профессиональные "исследователи" и должностные лица, которые занялись катынским делом, прямо купаются в собственном хамстве, любуются и гордятся им. И в этом своем вожделении плюют на могилы своих отцов с остервенением, переходящим границы маразма. Вот, к примеру, работа таких исследователей. Г.Жаворонков выехал в Харьков на "исследования" и в 24 номере "Московских новостей" за 1990 год поделился результатами. Они таковы. Есть в Харькове захоронения. Документов, что там расстреляны польские офицеры - нет. Есть мужик, который перед войной слышал от другого мужика, что тот возил трупы расстрелянных из тюрьмы на кладбище и среди этих трупов были и трупы в польской форме. Есть пацан, который говорит, что другие пацаны раскапывали в этих захоронениях польские ордена. Этих пацанов Жаворонков искать не стал, на захоронения не съездил и поэтому делает твердый вывод, что польские офицеры расстреляны НКВД. Жаворонкову вторит А.Клева в "Известиях" за 12 июня 1990 года. Он (или она) установил, что в захоронениях в Харькове находятся расстрелянные преступники - советские граждане, умершие от тифа немецкие военнопленные из инфекционного перебежчиков из довоенной Польши", то есть члены банд, действовавших на Украине и Белоруссии и перебежавшие от возмездия в Польшу. Отсюда делается вывод, что "преступники в форме НКВД убили в Харькове 3 891 пленного поляка". Ни первый, ни второй ничего не установили, но прямо дрожат от нетерпения плеснуть помоями в отцов. Нельзя не остановиться на хамстве части исследователей польской стороны, участвующей в расследованиях Катыни, хотя у поляков все-таки есть оправдание. Они иностранцы. Многое из того, что есть и что было у нас, им просто непонятно. Они этого не знают и к событиям, происходящим в СССР прикладывают свой опыт, который в данном случае приводит или может привести и к добросовестным заблуждениям. Скажем, что может подумать поляк, если любящий муж и отец вдруг прекратил писать из плена? Наверное, что он умер и только. А если тысячи перестали писать одновременно? Наверное, что они убиты, что тут еще на месте поляка подумаешь? Но ведь мы знаем, что в те годы судебные приговоры в СССР сопровождались и наказанием в виде лишения права переписки, между осужденными и обществом ставилась стена молчания. Поэтому для нас сам факт отсутствия писем ничего не говорит о смерти адресата, а для иностранца это серьезная улика, подтверждающая его смерть. |
|
|