"Рю Мураками. Отель "Раффлз"" - читать интересную книгу автора

Кария видит в этом мою колдовскую сущность; в наших с ним разговорах
эта тема появилась очень быстро; не прошло и года, как мы познакомились, а
он уже бежит от меня. Где же это случилось? В Нью-Йорке или в Риме? Я
перестала сдерживаться, я плакала и кричала: "Я убью твоего сына, вот
увидишь!", а он замахнулся, словно собираясь ударить... а потом вдруг
погрустнел и опустил руку... он был неправ, я постоянно говорю ему об этом,
но он не понимает и отвечает испуганно: "Моэко, все, что ты говоришь, отдает
черной магией"... мне становится тоскливо от таких слов, потому что это не
так... все, что я хочу, так это жить, как в фильме "Ночной портье", только
наши страдания были бы еще более красочными, чем у Шарлотты Рэмплинг и Дирка
Богарда... а этот человек, способный фотографировать разорванные пополам
трупы, словно плюшевых мишек, не смущаясь, приклеивает фото своего сына на
обратную сторону паспорта, хотя даже Уильям Блейк говорит об этом... о
смелости задушить ребенка в колыбели... но этот мужчина, которому я прощаю
все, он ничего не понимает...
И это уже трагедия.
Хотя, если дела пойдут еще хуже, трагедия, возможно, превратится в
комедию.
"Ты играла как королева, даже мороз по коже пробегал!" Я постоянно
слышу подобные фальшивые комплименты от ассистентов режиссера, и вот еще
один... не знаю, как его зовут... подошел ко мне, чтобы снять наручники, в
которых я сидела перед камерой... его руки тряслись, он не смел поднять на
меня глаз... "Спасибо большое", - ответила я. Если бы он мог перевести мои
слова, как у мультяшного Дораэмона, он бы понял, что я на самом деле имела в
виду: "Я хочу, чтоб тебя размазало в лепешку, начиная от груди"... вот что я
хотела ему сказать.
Вот я выхожу на берег моря, раздвигая толпу поклонников, Кария ждет
меня со своей зеркальной камерой, он зажег огонь в железной бочке и теперь
мило болтает с местными старухами... почему ему нужно шутить с этими бабами?
Почему его смелости никогда не хватает на большее? Хочу, чтобы он относился
ко всему, что вне меня, так же, как Гиммлер относился к евреям.
"Что это такое, ты, идиот?!" - закричала я, едва заметив его... но на
самом деле я со стоном упала ему на руки, а он удивился: "Что ты пыталась
этим сказать, дурочка?" Какой кретин... если бы он был Дирком Богардом, он
бы задрал мне юбку и стал бы тискать мне задницу на глазах этих старух,
рыбаков и поклонников, что толпились вокруг... я хотела бы, чтоб у него
достало сил сделать подобное, да и мне понравилось бы быть такой женщиной.
- Все на нас смотрят, - произнес мой идиот, старый военный фотограф,
пока я, повиснув у него на шее, старалась засунуть кончик своего языка ему в
ухо.
- А те, кто интересуется чужой личной жизнью, - просто подонки, -
отвечала я.
Это выражение я услышала от самого Кария в день нашего знакомства,
когда мы пили "Вдову Клико"... я напилась и стала немного развязной.
- ...Там я видел столько человеческих тел, превратившихся в
бесформенную массу... и теперь, когда я вижу ночные огни Манхэттена, ем
эскалоп и салат из артишоков, а рояль наигрывает мелодии моей юности, я не
могу понять, где же я нахожусь... видишь ли, я знаю, что человек может в
одно мгновение превратиться в застывшее тело только из-за того, что в него
попал заостренный кусочек металла... меньше, чем монетка в двадцать пять