"Владимир Муравьёв. Во времена Перуна (Историческая повесть) [И]" - читать интересную книгу автора

Но Ролава леший никогда не пугал, и Ролав его почитал как полагалось:
войдёт в лес, на первый же пенёк положит угощение - лепёшку, хлеба кус
(леший любит печёное) и от добычи часть приносит в жертву.
За два дня Ролав обошёл все прежде примеченные тропы.
Следов много, ни зверя, ни птицы против прежних лет не убавилось.
Пожалуй, даже больше стало.
Все оставленные отцом и Акуном знаменья он нашёл ненарушенными, никто в
их угодья ни весною, ни летом, ни по первой пороше не заходил.
А самая большая удача: набрёл Ролав на медвежье логово с залёгшим
зверем. И зверя видел, потому что большого снега ещё не было и берлогу не
совсем завалило: большой медведище, мех густой, блестящий, значит, сытый.
Ролав возвращался домой весёлый и думал о том, как обрадуются отец и
Акун, и, может быть, отец решит: "Ты, Ролав, нашёл зверя, тебе его и
брать".
Скоро и деревня. Спуститься в лог, перейти ручей, а за ручьём
начинаются пашни.


ГОРЬКОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ


Ролав прислушался: отсюда, из-за лога, уже можно услышать деревню. Но
сколько он ни напрягался, не мог уловить ни собачьего лая, ни людских
голосов. Только ровно и тихо гудел лес.
Ролав подумал, что, наверное, ветер относит звуки. Но вот ветер
переменился и подул со стороны деревни.
И с ветром донёсся явственный запах дыма. Но это был не лёгкий, ласково
манящий, смешанный с запахом варёной пищи дым очага, а пронзительный,
резкий запах остывающей гари и копоти.
Тревога сжала сердце. Ролав побежал.
Запах гари и копоти становился сильнее и обступал его со всех сторон.
Он доносился и со стороны деревни, и из лесу, успевшего пропахнуть им.
Перемахнув ручей, перебежав поле и последний перелесок, Ролав выбежал
на опушку и остановился как вкопанный.
На месте деревни чернели обгорелые развалины, кое-где уже потухшие и
занесённые снегом, и лишь в нескольких местах курились тоненькие,
прерывистые дымки.
По озимому полю бродила одинокая корова.
Деревня была пуста.
Медленно, через силу поднимая сразу отяжелевшие коги, Ролав пошёл к
деревне.
Тропинка вела мимо мольбища.
Род стоял, как прежде, могучий, тёмный, хмурый. Но его лик, обращённый
к деревне, зиял страшной раной: топор богохульника одним сильным ударом
снёс правую половину лица вместе с носом, и стёсанная часть валялась тут
же, как простая щепка.
Ролав обошёл мольбище стороной. Изуродованный Род, не сумевший защитить
ни деревню, ни себя, вызывал страх.
Чем ближе подходил Ролав к деревне, тем больше страшных подробностей
открывалось ему. Издали она казалась одним пожарищем, теперь же он видел,