"Владимир Браниславович Муравьев. Вехи забытых путей (о М.А.Кастрене) " - читать интересную книгу автора

Одни говорили, что его ссылают в Сибирь за какие-то преступления,
другие объясняли, что он приехал-де искать в тундре золото. и серебро.
Кое-кто видел немца, как тот толкался у кабака, среди самоедов, подолгу
сидел в их чумах, о чем-то расспрашивал и все записывал в книгу...
Ну, что, казалось бы, в том, что едет через уездный город проезжающий -
нечиновный, небогатый, не облеченный никакой властью? Разве мало по
бесконечным российским дорогам ездит таких людей? Въезжают они в
какой-нибудь уездный городишко через одну заставу, выезжают через другую, и
нет никому дела до них: езжай, коли тебе надобно.
Но Мезень так просто не минуешь...
...Еще в царствование Ивана Грозного поселились здесь, на берегу
Студеного моря-окияна, два отважных новгородских мужика Окладников и
Филатов. Мало-помалу вокруг их изб выросла слободка, а потом и городок.
Многие годы мезенцы занимались морским звероловством. На своих
парусниках - "без пособия науки, руководимые одною русской удалью", - ходили
они на Новую Землю и на Грумант. Тогда в мезенском порту бывали иностранные
суда, а богатые мезенские купцы торговали лесом и пушниной, и на гербе
города красовалось изображение красной лисицы на серебряном поле, в знак
того что жители Мезени, как объясняет старинный гербовник, торгуют ее
шкурами.
Однако в середине XIX века мезенцы уже утратили свою былую славу
отважных охотников, в городе не осталось ни одной моржеловной ладьи. Город
запустел, и, по свидетельствам случайных заезжих гостей, не было в России
города беднее, скучнее и печальнее.
В Мезени насчитывалось восемь улиц и переулков, две площади, двести три
жилых дома (из которых один каменный), три церкви, три кабака, одна
полицейская будка и полторы тысячи жителей.
Неторопливо и однообразно текла жизнь мезенских обывателей. И все, что
выходило за рамки обычных забот: о хлебе насущном, даже то, что в другом
любом городе прошло бы незамеченным, в Мезени становилось событием,
вызывавшим долгие толки и пересуды...
Поэтому и отъезд никому не ведомого немца собрал перед домом
городничего толпу любопытных.
Наиболее нетерпеливые заглядывали в низенькие окна и, вспугнутые
полицейским, ныряли в толпу, сообщая самые свежие новости:
- Обедают еще...
Наконец дверь распахнулась, и на крыльцо в сопровождении городничего и
жандармского полковника вышел "немец".
Люди подступили к самой кибитке, бесцеремонно разглядывая немца. Он был
действительно молод - лет тридцати.
На его широком приветливом лице, с крупным носом и большим ртом,
блуждала смущенная улыбка, а добрые глаза через поблескивающие на солнце
стекла очков с удивлением оглядывали толпу. Он совсем не ожидал такого
внимания к своей ничем не примечательной особе.
Немец уселся в кибитку. Послышалось громкое: "С богом!", и кибитка
тронулась.
Быстро бегут бойкие лошадки-мезенки по накатанной гладкой дороге.
Вокруг необычайно тихо. Молчат седок и ямщик. И даже стук копыт и
однозвучный звон колокольцев не нарушают стоящей вокруг необыкновенной
тишины.