"Альфред де Мюссе. Исповедь сына века" - читать интересную книгу автора

него есть большее или меньшее количество кружочков желтого или белого
металла, которые дают ему право на большее или меньшее уважение. Есть,
пить и спать - это и значит жить. Между людьми существуют известные узы.
Дружба, например, состоит в том, чтобы давать взаймы деньги, но нам редко
случается иметь друзей, которых бы мы любили для этого достаточно сильно.
Родство служит для получения наследства. Любовь - телесное упражнение.
Единственное наслаждение уму доставляет тщеславие".
Подобно азиатской чуме, порожденной испарениями Ганга, ужасная
безнадежность быстро шагала по земле. Уже Шатобриан, принц поэзии, закутав
этого ужасного идола в свой плащ пилигрима, поставил его на мраморный
алтарь, окутанный фимиамом священных кадильниц. Уже сыны века, полные сил,
отныне никому не нужных, опускали праздные руки и пили из неглубокой чаши
этот отравленный напиток. Уже все погибало, и шакалы вышли из-под земли.
Трупная и смрадная литература, в которой не было ничего, кроме формы, да и
та была отвратительна, начала питать своей зловонной кровью всех чудовищ,
порожденных природой.
Кто когда-нибудь решится рассказать, что происходило в то время в
учебных заведениях? Мужчины во всем сомневались - юноши стали все
отрицать. Поэты воспевали отчаяние - юноши вышли из школ с чистым челом,
со свежими румяными лицами и с богохульствами на устах. Впрочем,
французский характер, веселый и открытый от природы, все же брал верх, умы
без труда усваивали английские и немецкие идеи, но сердца, слишком слабые,
чтобы бороться и страдать, увядали, как сломанные цветы. И вот холод
смерти медленно и незаметно перешел из головы в недра души. Мы не стали
увлекаться злом, мы только начали отвергать добро. На смену отчаянию
пришла бесчувственность. Пятнадцатилетние мальчики, небрежно развалясь под
цветущими кустами, забавы ради вели такие речи, от которых могли бы
содрогнуться неподвижные рощи Версаля. Освященная облатка, тело Христово,
этот бессмертный символ божественной любви, служила теперь для
запечатывания писем. Дети выплевывали хлеб божий.
Счастливы те, кому удалось избежать духа времени! Счастливы те, которые
перешли через пропасть, глядя в небо! Несомненно, такие были, и они
пожалеют нас.
К несчастью, богохульство вызывает большую потерю сил, но облегчает
преисполненное горечи сердце, - это бесспорно. Когда какой-то атеист,
вынув часы, предоставил богу пятнадцать минут на то, чтобы поразить его
ударом грома, он, конечно, доставил себе этим пятнадцать минут гнева и
мучительного наслаждения. Это был пароксизм отчаяния, вызов, брошенный
всем силам небесным. Ничтожное и жалкое создание извивалось под
наступившей на него пятой. Это был громкий крик скорби. Но как знать, быть
может, в глазах всевидящего это была молитва...
И вот молодые люди нашли применение своим праздным силам в увлечении
отчаянием. Насмехаться над славой, религией, любовью, над всем в мире -
это большое утешение для тех, кто не знает, что делать: тем самым они
насмехаются над самими собою и, поучая себя, в то же время находят себе
оправдание. К тому же так приятно считать себя несчастным, хотя на самом
деле в тебе только пустота и скука, тем более что разврат, первое
следствие тлетворного духа смерти, - это страшное орудие расслабления.
Итак, богатые говорили себе: "Истинно только богатство, все остальное -
сон, будем же наслаждаться и умрем". Люди с ограниченными средствами