"Алекс Мустейкис. Experimentum Crucis" - читать интересную книгу автора

в грудь, слезы радости от случайной встречи текли по его лицу. Вокруг ходи-
ли люди, они задевали их, толкали своими чемоданами, гул их голосов сливал-
ся с гудками паровозов, а он все стоял, прижавшись к самому дорогому, само-
му-самому, что было у него в жизни, и его уши слышали среди всей вок-
зальной какофонии легкий шепот: "Мартин... сынок мой..." Потом они вышли из
вокзала, шли по переходной дорожке над ревущей, мигающей тысячами огней ав-
томагистралью, он держал маму за руку, в его душе звучала музыка удиви-
тельного тепла и спокойствия, а в голове неслась странная круговерть воспо-
минаний. Какая-то незнакомая темная комната, еле освещенная потрескивающей
лучиной, зажатой в страшном, похожем на большого железного паука устрой-
стве, сырые стены, маленькое окошко, в которое ничего не увидишь, еще один
тлеющий огонек слева вверху, перед странными картинками в поблескивающей
оправе, выползающая сбоку громада печи, еле различимая в полутьме. Мать си-
дит на потемневшей от времени и копоти лавке, он, почему-то девочка, сов-
сем маленькая, держит ее за подол, они вместе смотрят на приоткрывающуюся
дверь, где в клубах пара и холода возникает что-то мохнатое, шевелящееся, и
это что-то сбрасывает тулуп, пахнущий морозом и лошадью, садится на проти-
воположную лавку, положив громадные кулаки на стол, сверкая из-под лохма-
тых бровей белками глаз, и говорит басом: "Ну что, мать, жрать сготовила?"
Потом какой-то неуловимый переход, и они все вместе -- он, отец и мать
-- на берегу реки. Зеленый луг высоким -- выше роста отца -- обрывом пере-
ходит к небольшому пляжу. Они располагаются на траве, там, где обрыва поч-
ти нет, но ему хочется взобраться на самый верх, подойти к самом краю и
смотреть вдаль, -- за рекой до самого горизонта тянутся зеленые пушистые
поля, разделенные кое-где гребнями лесополос. А если повернуться назад, то
видны опять поля, но на самом пределе видимости, у горизонта, подернутые
синим дымком, виднеются трубы и шары химического завода, чуть левее -- де-
вятиэтажки города. Они играют втроем в мяч, и он часто выигрывает, потом
купаются, загорают, снова играют... Он сидит на самом краю обрыва, свесив
ноги, только потому, что это ему не разрешают, и видит в чистом, голубом,
бездонном небе плывущую точку. Он еще успевает подумать -- что это, птица
или самолет, -- как точка вырастает, превращаясь в нечто, и это нечто с
крылатой стремительностью, пышущее пламенем, в злобном металлическом оска-
ле проносится над ним. Воздушный вихрь сбрасывает его с обрыва на пляж, и
почти сразу все вспыхивает. Зеленые поля, гребешки лесополос -- все зали-
вает нестерпимо яркий, нечеловеческий свет, в котором деревья сгорают, как
спички, потом земля вздрагивает и падает на него сверху. И все дальнейшее,
словно испугавшись жуткого зрелища, видится непонятными отрывками, вот он
выбирается из-под обвалившегося обрыва, плачет, зовет маму, стараясь не
взглянуть туда, куда смотреть ни в коем случае нельзя, вот в багрово-чер-
ном небе беззвучно возникает вертолет, и вот он уже смотрит из иллюминато-
ра на дымящиеся развалины, на то, что недавно было городом и заводом, -- и
все опять уходит в черную глубь, где нет ни крупицы света, ни малейшего
звука.
Мартин всплыл из темноты собой -- сорока двух лет, холост, не имеющий,
не привлекавшийся и так далее. Он лежал на кровати, в своей маленькой ком-
натушке, отделенной от соседей лишь двумя тонкими фанерными перегородками,
-- долго лежал, замечая только, как отчаянно колотится сердце и медленно
высыхает выступивший на лице холодный пот. Потом до его сознания начали до-
ходить другие звуки -- хлопанье дверей, звон посуды, ругань старух на об-