"Роберт Музиль. Из дневников" - читать интересную книгу автора

вольности моего теперешнего ощущения.

Ночная тетрадь! Я люблю ночь, ибо она без покровов; день терзает нервы,
теребит их, пока не ослепнут; ночью же, когда будто некие хищные звери
мертвой хваткой стискивают тебе горло, - ночью жизнь нервов отдыхает от
дневного беспамятства и раскрывается вовнутрь, и человек по-новому ощущает
самого себя, - так в темной комнате со свечой в руке приближаешься к
зеркалу, которое в течение дня не восприняло ни единого луча и теперь жадно
вбирает в себя и возвращает тебе твое собственное лицо.
Хищные звери - мертвой хваткой! В древности были цари, впрягавшие
пантер в свои колесницы, и, наверное, высшее наслаждение доставляло им это
балансирование у черты, сознание того, что в каждую минуту они могут быть
разорваны на части.
Недавно я нашел для себя очень красивое обозначение: мсье вивисектор.
Разумеется, это всегда поза - когда человек придумывает себе столь
красиво звучащее обозначение; но в минуты глубочайшей вялости и апатии,
рождаемых переутомлением, он нуждается в ней, чтобы выпрямиться с ее
помощью, запечатлеть в одном слове все самые главные стимулы, не раз
дававшие ему в прошлом силу, жажду жизни, энергию желаний. В этом нет ничего
зазорного. Мсье вивисектор - да, это я!
Моя жизнь: приключения и заблуждения вивисектора душ в начале XX
столетия.
Кто такой мсье вивисектор? Может быть, тип грядущего человека мозга?
Так? Но в каждом слове столько побочных смыслов и двусмысленности, столько
побочных и двусмысленных ощущений, что от слов лучше держаться подальше.
Я подхожу к окну, чтобы мои нервы снова вкусили леденящее блаженство
одиночества.
Стометровая толща льда. Ничто не проникает сюда из разнообразных
обстоятельств дня, встающих вместе с солнцем и заходящих вместе с солнцем,
ибо здесь нас никто не видит. О, ночь служит не только для сна - она
выполняет важную функцию в психологической экономии жизни.
Днем каждый из нас - господин такой-то и такой-то, член того или иного
общества, с теми или иными обязанностями, и законы, признаваемые нашим
рассудком, понуждают нас жить альтруистически. Ночью же, в тот момент, когда
мы опускаем за собой тяжелые портьеры, мы оставляем снаружи все альтруизмы -
ибо они не выполняют теперь никакого назначения, - и другая сторона нашей
личности вступает в свои права: себялюбие. В этот час я люблю стоять у окна.
Где-то вдалеке маячит плотная черная тень, о которой я знаю, что это улица
за садами. Там и сям единичные желтые квадраты - окна жилищ! Это час, когда
люди возвращаются из театров, из ресторанов. Я вижу их силуэты - темные
полосы в проемах желтых квадратов, я смотрю, как они снимают неудобные
театральные наряды и словно бы возвращаются к себе самим. Жизнь расширяется
для них благодаря разнообразным интимным отношениям, вступающим теперь в
свои права. В комнатах, столь часто бывавших свидетелями их одиночества,
затаился соблазн - дать себе волю, забыть долженствования дня.
И ото сна пробуждается много чего, - у тех людей, за окнами, это могут
быть самые тривиальные инстинкты и побуждения, - всего лишь наслаждение
домашним уютом или чувственность, вспоенная вином дешевого сорта.
У меня это наслаждение от того, что я наедине - совсем наедине! - с
самим собой. Возможность перелистывать небезынтересную историю мсье