"Антон Мякшин. Домой, во Тьму " - читать интересную книгу автора

как это обычно и бывает, породили истории о том, что вовсе не человек
Мартин Паршивый, не человек, а демон. Будто бы того Мартина, который
впервые объявился в Гохсте, давно утопили в одном из Серебряных озер, или
зарезали среди красных песков Утенгофа, или повесили на крепостной стене то
ли Бейна, то ли Верпена, то ли Гохста. Говорили еще, что демон, таящийся
под именем Мартина Паршивого, способен пожирать души убитых им несчастных,
становясь сильнее от этого... Говорили... Да много чего говорили... И
разговоров этих не становилось меньше. Особенно после того как Паршивый со
всей своей кодлой присоединился к Пелипу, нечестивому бунтовщику, и стал
одним из Братьев Красной Свободы.

Вел Мартин Паршивый к Пелипу в город Бейн три сотни человек; вел и не
довел. У самого Бейна, на переправе через поганую речонку в сто шагов
шириной, встретили его имперские аркебузиры. Народ у Мартина отчаянный, но
аркебузиров было тысячи полторы. Рванулся назад Паршивый, хотел было уже
отдать своим приказ: рассыпаться по лесам, но вспомнил: за час до того
проходили монастырь Святого Великомученика Патрика. Решил наудачу до
монастыря, чтобы там отсидеться... И не прогадал: как раз ворота были
открыты- туда воз с рыбой въезжал, а по бокам монахи с дубовыми дубинами и
пиками собирали дары от паствы. Втекли три сотни в монастырь, и закрылись
ворота. Аркебузиры встали у стен.
Это было аккурат две недели спустя после того, как в жаркий июльский
поддень вдруг налетела на солнце тьма и через небывалые дневные сумерки
прочертила огненный путь хвостатая красная комета. Все, как попы обещали,
случилось. Все это видели, вся Империя видела. И Янас тоже. Испугался,
конечно, но страх скоро прошел. Очень уж быстро знамение закончилось.
Мгновение - и небо уже чисто, солнышко выкатилось желтым колесом... И
никакого огня, заливающего землю, никакой черной смерти. И никто от
пылающей звезды не пострадал. Напротив: городской дурачок-нищий Карл
Маришаль, по базарным дням на потеху толпе предававшийся рукоблудию близ
конной статуи Императора, от потрясения неожиданно вошел в ум. Местный
каноник его приодел, умыл, к причастию привел и взял в услужение. Звонарем
стал Карл. Может быть, прав был папенька, повторяя слова нечестивого графа
о том, что ничего страшного в пылающей звезде нет?..
...А монахов в монастыре Святого Патрика Мартин Паршивый тогда,
конечно, перерезал. Но не всех. Приора аббатства отца Флаву, того самого,
который в прошлом году, в сезон великой засухи, по старому обычаю жабу
крестил, чтобы Господь ниспослал дождь, отца Флаву и еще с десяток черных
вытолкали на стены, и сам Мартин, держа одной рукой нож у Флавиного горла,
а другой, сжатой в кулак, потрясая, прокричал, что через пять минут вся
оставшаяся черная братия будет болтаться на воротах на собственных кишках,
если имперские псы не отступят.
Псы отступили. Но Мартин Паршивый вовсе не был дураком, и ворота
открывать не велел. Там ведь, под Бейном, леса, леса вокруг... И правда,
когда стемнело, с колокольни углядели огоньки костров меж деревьев. Засел
Паршивый в монастыре. Через каждые полчаса гудел монастырский колокол так,
что, наверное, и в Бейне было слышно. Но Пелип опоздал. А быть может, и
вовсе не спешил, кто знает. Две тысячи имперских всадников прошли
близехонько от Бейна, соединились с аркебузирами и подожгли монастырь с
четырех сторон. Тогда и открыли ворота... Мартин Паршивый, схватив факел,