"Виктор Мясников. Вогульская царица " - читать интересную книгу автора

Виктор Мясников

ВОГУЛЬСКАЯ ЦАРИЦА


Когда филфак возвращается из фольклорной экспедиции, вся общага
некоторое время стоит на ушах. Девчонки привозят не только величальные да
обрывки былин, но ещё и сказки, именуемые по науке эротическими, свадебные
загадки того же рода и особо ценимые мужчинами "страмные частухи", - они
передаются из уст в уста, потешая курилку и вгоняя в краску первокурсниц.
Но на этот раз появилось нечто новенькое - стр-р-рашные истории про
покойников. Сашка Елькин тут же поволок Козулина на посиделки.
В комнату набилось человек двадцать. Первым делом накурили, хоть колун
вешай, и при утлом огоньке кривой длинной свечи включили магнитофон. Звук
был плохой, гнусоватый, но все понятно, главное, интонация передавалась
точно. Какая-то бабуся отнекивалась, что-де песен старинных не знает, вот
матушка-покойница, да тетка-покойница, да другие - те мастерицы; и сказок
"нетю". А потом её хриплая опросчица завела: мол, и про мертвяков, чо ли,
нет? Про их, мол, соседка столько порассказала, да страшно, да много, да
прям страх, вот ей, бабе Фросе, поди, не рассказать и половины. Бабка этот
нехитрый крючок заглотила и тут же выдала серию кошмарных историй про
Мертвецкие пешшоры да вогульскую царицу.
- Вот за деревней-то, за поскотину туды, по логу, там Мертвецки-те
пешшоры. Така страсть! Мы уж туда и не ходим. Там ить вогульска
царица-упокойница со слугами своимя. Ее бог наказал, что попа убить велела,
земля её не принимат, так до Страшного суда и сидит в пешшоре. Раньше ишшо,
старики сказывали, когда вогулы-те жили недалече, то ходили оне в тои
пешшоры, оленей туда кидали, дичину всякую. Одежду да и золото, поди, тоже.
Чтоб царица эта ихня, значит, питалась и не выходила оттедова. Ей, ишь,
ежели еду не давать, так выходит наверх, людей загрызат и кровь у них
выпиват. Вот. А потом вогулы-те ушли к сиверу, она и стала выходить.
- Баба Фрося, а как она выглядит? - хрипловатый голос опросчицы. -
Одета как?
- Дак обыкновенно. Почем я знаю, как ихни царицы одевались. Платье на
ей кожано, бусы. Вот Степка Бурдыкин ишшо до войны с ей стренался, так уж
он знал, небось запомнил на всю жистеньку, охалюга окаянный. Дала она ему
проср.., кобелю драному.
В комнате, до того тихо внимавшей, грохнул хохот, аж табачный дым
взвился клубами и пламя свечи переложило сбоку на бок.
- Бабусь, а чо со Степкой-то? - фальшиво подделывалась под местный
говорок филологиня.
- Дак, чо-чо... Стренулся, говорю, до войны ишшо. Летось как-то, уж не
помню в тридцать шестом не то годе, тридцать седьмом, ли чо, я, грит,
сейчас вогульску царицу пойду пошшупаю. Поди, присохло там у ей за
триста-то лет, так пойду отдеру. Сам пьянушшой был, ноги горохом
завиваются, а туда же, покойну царицу шшупать. И дружки таки же бестолковы,
по деревне шарашуются, гужи сбирают, чтоб в пешшору-то спушшать. Люди-то
говорили ему, дурню, куда, мол, лезешь. А оне водки-то наелись, глаза
красны, как у сорожки, и поперли к пешшорам. С бересты факелов накрутили,
зажгли и давай Степку помаленьку опушшать. Вначале-то шли, дак