"Виктор Мясников. Изумруд - камень смерти " - читать интересную книгу автора

определенно кидать проштрафившихся разгильдяев, как их в войну кидали на
немецкие пулеметы. Проштрафившемуся милиционеру надо не начальству
возражать, а любой ценой выслуживать прощение, он землю носом рыть должен,
тем более, что в качестве испытания ему доверяют возглавить новый отдел, то
есть на повышение отправляют вместо наказания. Но тут тоже доверие о двух
концах. Оправдаешь его - получишь отпущение грехов, провалишь дело -
припомнят прежнее и спляшут на костях.
Так отстраненный от всех дел капитан Хабибулин, подозреваемый в
получении взяток, неожиданно оказался начальником подразделения с помпезным
названием "Специальный отдел по борьбе с незаконным оборотом драгоценных
камней". Ему в помощь были присланы трое таких же штрафников.

* * *

Еще одно совещание, на профессиональном языке участников называемое
"стрелка", состоялось глубокой ночью в малоизвестной баньке. И не в целях
конспирации, а просто у них там все деловые встречи проходят, офис, можно
сказать, да и время самое рабочее. Как обычно, кроме сауны, бассейна и
ванны-джакузи, наличествовали все прочие необходимые офисные
принадлежности: водка "Абсолют", ликер "Амаретто", греческий коньяк
"Метакса", баночное пиво, ветчина, тоже баночная, копченая кета и очень
много жареных фисташек в целлофановых пакетиках - всё по высшему разряду.
Из дальнего угла чайной комнаты доносились магнитофонные всхлипы "Поющей
братвы".
По причине серьезности делового разговора сегодня здесь не болтались
девки, секретарши, так сказать. За дубовым столом в глубоких пухлых
креслах, обтянутых мягкой темно-зеленой кожей, сидели три участника
совещания. В своем кругу их звали Кентавр, Дыба и Шуба.
Первый был похож на изнеженного римского патриция, и вовсе не потому,
что завернулся в простыню на античный манер, словно в тогу. Молодой, лет
тридцати - тридцати трех, холеный, начинающий полнеть, он держался с
подчеркнутым аристократизмом, не матерился и соблюдал правила светского
поведения за столом. Он с интересом осмотрел плоскую бутылку "Амаретто",
словно впервые в жизни держал подобную в руках, почитал надписи на
этикетках и с едва заметной усмешкой поставил на место. "Метаксу" он только
приподнял за пробку двумя пальчиками с ухоженными ногтями, поглядел на
неровно приклеенную этикетку и брезгливо опустил на стол. Бутылку
"Абсолюта" он перевернул, взглянул на выпуклые буковки донышка и
удовлетворенно плеснул в широкий низкий стакан. Закусывал исключительно
кетой. К банкам пива и ветчины даже не прикоснулся, а фисташки не удостоил
взглядом. Видимо, в его патрицианском представлении они числились в одном
ряду с семечками и уличными беляшами с мясом неизвестных животных.
Кентавром его прозвали лет десять назад, когда он, будучи рядовым
инструктором райкома комсомола, пахал, как лошадь, но и головой работал
будь здоров. Тогда и свела жизнь Кентавра и Дыбу.
Сейчас Дыба сидел напротив него за дубовым столом, тянул водку,
закрашенную темным ликером, и жрал толстые ломти баночной ветчины. Одну
банку уже прикончил, сейчас разделывался со второй. "И это бывший директор
ресторана! - мысленно сокрушался Кентавр, глядя на пухлощекого партнера. -
Наверное, в тюрьме вкус испортил." Дыба был его ровесником, но выглядел на