"Владимир Набоков. Подлец" - читать интересную книгу автора

пронесся гудок автомобиля.
- Я пьян, и Генрих пьян,- пробормотал Митюшин,- но,
по-видимому, случилось что-то серьезное.- Он покусал костяшки
руки и оглянулся на Гнушке.- Как ты считаешь, Генрих? -
Гнушке вздохнул.
- Вот вы оба завтра пойдете к нему,- заговорил опять
Антон Петрович.- Условьтесь о месте и так дальше. Он мне не
дал своей карточки. По закону он должен был мне дать свою
карточку. Я ему бросил перчатку.
- Вы поступаете, как благородный и смелый человек,-
вдруг оживился Гнушке.- По странному совпадению, я несколько
знаком с этим делом. Один мой кузен был тоже убит на дуэли.
"Почему- тоже?- тоскливо подумал Антон Петрович.-
Неужели это предзнаменование?" Митюшин отпил из чашки и бодро
сказал:
- Как другу - не могу отказать. Утром пойдем к господину
Бергу.
Насчет германских законов,- сказал Гнушке.__ Если вы его
убьете, то вас посадят на несколько лет в тюрьму; если же вы
будете убиты, то вас не тронут.
- Я все это учел,- кивнул Антон Петрович. И потом
появилась опять прекрасная самопишущая ручка, черная блестящая
ручка с золотым нежным пером, которое в обычное время, как
бархатное, скользило по бумаге, но теперь рука у Антона
Петровича дрожала, теперь, как палуба, ходил стол... На листе
почтовой бумаги, данном ему Митюшиным, Антон Петрович написал
Бергу письмо, трижды назвал Берга подлецом и кончил бессильной
фразой: один из нас должен погибнуть.
И потом он зарыдал, и Гнушке, цокая языком, вытирал ему
лицо большим платком в красных квадратах, и Митюшин показывал
на шахматную доску, глубокомысленно повторяя: "Вот ты его, как
этого короля - мат в три хода и никаких гвоздей". И Антон
Петрович всхлипывал, слабо отклоняясь от дружеских гнушкиных
рук, и повторял с детскими интонациями: "Я ее так любил, так
любил". И рассветало.
- Значит, в девять часов вы будете у него,- сказал Антон
Петрович и пошатываясь встал со стула.
- Через пять часов мы будем у него,- как эхо, отозвался
Гнушке.
- Успеем выспаться,- сказал Митюшин. Антон Петрович
разгладил свою шляпу, на которой все время сидел, поймал руку
Митюшина, подержал ее, поднял и почему-то прижал ее к своди
щеке.
- Ну что ты, ну что ты,- забормотал Митюшин и, как
давеча, обратился к спящей даме:- Наш друг уходит, Анна
Никаноровна.
На этот раз она шелохнулась, вздрогнула спросонья,
тяжеловато повернулась. У нее было полное мятое лицо с
раскосыми, чересчур подведенными глазами. "Вы бы, господа,
больше не пили",- спокойно сказала она и опять повернулась к