"Владимир Набоков. Круг" - читать интересную книгу автора

отец был выпутан "нашим барином" из мелкой, но прилипчивой,
политической истории - угодил бы в глушь, кабы не его
заступничество.
Таня говаривала, что у них есть родственники не только в
животном царстве, но и в растительном, и в минеральном. И
точно; в честь Годунова-Чердынцева названы были новые виды
фазана, антилопы, рододендрона, и даже целый горный хребет (сам
он описывал главным образом насекомых). Но эти открытия его,
ученые заслуги и тысяча опасностей, пренебрежением к которым он
был знаменит, не всех могли заставить относиться снисходительно
к его родовитости и богатству. Не забудем, кроме того, чувств
известной части нашей интеллигенции, презирающей всякое
неприкладное естествоиспытание и потому упрекавшей
Годунова-Чердынцева в том, что он интересуется "Лобнорскими
козявками" больше, чем русским мужиком. В ранней юности
Иннокентий охотно верил рассказам (идиотическим) о его дорожных
наложницах, жестокостях в китайском вкусе и об исполнении им
секретных правительственных поручений, в пику англичанам... Его
реальный образ оставался смутным: рука без перчатки, бросающая
золотой (а еще раньше - при посещении усадьбы - хозяин
смешался с голубым калмыком, встреченным в зале). Засим
Годунов-Чердынцев уехал в Самарканд или в Верный (откуда привык
начинать свои прогулки); долго не возвращался, семья же его,
по-видимому, предпочитала крымское имение петербургскому, а по
зимам жила в столице. Там, на набережной, стоял их двухэтажный,
выкрашенный в оливковый цвет особняк. Иннокентию случалось
проходить мимо: помнится, в цельном окне, сквозь газовый узор
занавески, женственно белелась какая-то статуя,- сахарно-белая
ягодица с ямкой. Балкон поддерживали оливковые круторебрые
атланты: напряженность их каменных мышц и страдальческий оскал
казались пылкому восьмикласснику аллегорией порабощенного
пролетариата. И раза два, там же на набережной, ветреной
невской весной, он встречал маленькую Годунову-Чердынцеву, с
фокстерьером, с гувернанткой,- они проходили как вихрь,- но
так отчетливо,- Тане было тогда, скажем, лет двенадцать,- она
быстро шагала, в высоких зашнурованных сапожках, в коротком
синем пальто с морскими золотыми пуговицами, хлеща себя - чем?
- кажется, кожаным поводком по синей в складку юбке,- и
ледоходный ветер трепал ленты матросской шапочки, и рядом
стремилась гувернантка, слегка поотстав, изогнув каракулевый
стан, держа на отлете руку, плотно вделанную в курчавую муфту.
Он жил у тетки (портнихи) на Охте, был угрюм, несходчив,
учился тяжело, с надсадом, с предельной мечтой о тройке,- но
неожиданно для всех с блеском окончил гимназию, после чего
поступил на медицинский факультет; при этом благоговение его
отца перед Годуновым-Чердынцевым таинственно возросло. Одно
лето он провел на кондиции под Тверью; когда же, в июне
следующего года, приехал в Лешино, узнал не без огорчения, что
усадьба за рекой ожила.
Еще об этой реке, о высоком береге, о старой купальне: к