"Владимир Набоков. Памяти Л.И.Шигаева" - читать интересную книгу автора

пяти, по шести, сидели на столе, на бумагах, на томе Пушкина -
и равнодушно на меня поглядывали; иной почесывал себе ногой за
ухом, жестко скребя длинным коготком, а потом замирал, забыв
про ногу; иной дремал, неудобно налезши на соседа, который
впрочем в долгу не оставался: взаимное невнимание
пресмыкающихся, умеющих цепенеть в замысловатых положениях.
Понемножку я начал их различать и, кажется, даже понадавал им
имен соответственно сходству с моими знакомыми или разными
животными. Были побольше и поменьше (хотя все вполне
портативные), погаже и попристойнее, с волдырями, с опухолями и
совершенно гладкие... Некоторые плевали друг в друга... Однажды
они привели с собой новичка, альбиноса, то есть
избела-пепельного, с глазами как кетовые икринки; он был очень
сонный, кислый и постепенно уполз.
Усилием воли мне удалось на минуту одолеть наваждение; это
было усилие мучительное, ибо приходилось отталкивать и держать
отодвинутой ужасную железную тяжесть, для которой все мое
существо служило магнитом,- только слегка ослабишь, отпустишь,
и опять складывалась мечта, уточняясь, становясь
стереоскопической,- и я чувствовал обманчивое облегчение -
увы, облегчение отчаяния,- когда снова мечте уступал, и снова
холодная куча толстокожих увальней сидела передо мной на столе,
сонно и все же как бы с ожиданием взирая на меня. Я пробовал не
только плетку, я пробовал способ старинный и славный, о котором
мне сейчас неловко распространяться, тем более что я
по-видимому применял его не так, не так. В первый раз, впрочем,
он подействовал: известное движение руки, относящееся к
религиозному культу, неторопливо произведенное на высоте десяти
вершков над плотной кучей нечисти, прошло по ней как накаленный
утюг - с приятным и вместе противным сочным таким шипением, и,
корчась от ожогов, подлецы мои разомкнулись и попадали со
спелыми шлепками на пол... но, уже когда я повторил опыт над
новым их собранием, действие оказалось слабее, а уже затем они
вообще перестали как-либо реагировать, то есть у них очень
скоро выработался некий иммунитет,- но довольно об этом...
Рассмеявшись - что мне оставалось другого? - рассмеявшись, я
вслух произносил "тьфу" (единственное, кстати, слово,
заимствованное русским языком из лексикона чертей; смотри также
немецкое "Teufel" ("Черт" (нем.))) и, не раздеваясь,
ложился спать - поверх одеяла, конечно, так как боялся чего
доброго наткнуться на нежелательных посетителей. Так проходили
дни - если можно говорить о днях,- это были не дни, а
вневременная муть, и когда я очнулся, то оказалось, что катаюсь
на полу, сцепившись с моим здоровенным квартирным хозяином,
среди мебельного бурелома. Посредством отчаянного рывка я
высвободился и вылетел из комнаты, а оттуда на лестницу,- и
вот уже шел по улице, дрожащий, растерзанный, с каким-то
мерзким куском чужого пластыря, все пристававшим к пальцам, с
ломотой в теле и звоном в голове,- но почти совсем трезвый.
Вот тогда-то и приголубил меня Л. И. "Голубчик, да что с