"Владимир Набоков. Совершенство" - читать интересную книгу автора

Владимир Владимирович Набоков

Совершенство

"Итак, мы имеем две линии", - говорил он Давиду бодрым, почти
восторженным голосом, точно иметь две линии - редкое счастье, которым можно
гордиться. Давид был нежен и туповат. Глядя, как разгораются его уши, Иванов
предвидел, что не раз будет сниться ему - через тридцать, через сорок лет:
человеческий сон злопамятен.
Белокурый, худой, в желтой вязаной безрукавке, стянутой ремешком, со
шрамами на голых коленях и с тюремным оконцем часиков на левой кисти, Давид
в неудобнейшем положении сидел за столом и стучал себя по зубам концом
самопишущей ручки. Он в школе плохо учился, пришлось взять репетитора.
"Теперь обратимся ко второй линии", - говорил Иванов все с той же
нарочитой бодростью. По образованию он географ, но знания его неприменимы:
мертвое богатство, великолепное поместье родовитого бедняка. Как прекрасны,
например, старинные карты. Дорожные карты римлян, подобные змеиной коже,
длинные и узорные, в продольных полосках каналообразных морей;
александрийские, где Англия и Ирландия, как две колбаски; карты
христианского средневековья, в пунцовых и травяных красках, с райским
востоком наверху и с Иерусалимом - золотым пупом мира - посредине. Чудесные
странствия: путешествующий игумен сравнивает Иордан с родной черниговской
речкой, царский посланник заходит в страну, где люди гуляют под желтыми
солнышниками, тверской купец пробирается через густой женгел, полный
обезьян, в знойный край, управляемый голым князем. Островок Вселенной
растет: новые робкие очертания показываются из легендарных туманов, медленно
раздевается земля, - и далеко за морем уже проступает плечо Южной Америки, и
дуют с углов толстощекие ветры, из которых один в очках.
Карты картами, - у Иванова было еще много других радостей и причуд. Он
долговяз, смугл, не очень молод; черная борода, когда-то надолго отрощенная
и затем (в сербской парикмахерской) сбритая, оставила на его лице вечную
тень: малейшая поблажка, и уже тень оживала, щетинилась. Он верным пребыл
крахмальным воротничкам и манжетам; у его рваных сорочек был спереди
хвостик, пристегивавшийся к кальсонам. Последнее время он принужден был
бессменно носить старый, выходной черный костюм, обшитый тесьмой по
отворотам (все остальное истлело) и иногда, в пасмурный день, при
нетребовательном освещении, ему казалось, что он одет хорошо, строго. В
галстуке была какая-то фланелевая внутренность, которая прорывалась наружу,
приходилось подрезывать, совсем вынуть было жалко.
Он отправлялся около трех пополудни на урок к Давиду, развинченной,
подпрыгивающей походкой, подняв голову, глотая молодой воздух раннего лета,
и перекатывался его большой, уже за утро оперившийся кадык. Однажды юноша в
крагах, шедший по другой стороне, тихим свистом подозвал его рассеянный
взгляд, и подняв вверх подбородок прошел так несколько шагов: исправляю
своеобразность ближнего. Но Иванов не понял этой назидательной мимики, и,
думая, что ему указывают явление в небе, доверчиво посмотрел еще выше, чем
обычно, - и действительно: дружно держась за руки, там плыли наискось три
прелестных облака; третье понемногу отстало, - и его очертание и очертание
руки, еще к нему протянутой, медленно утратили свое изящное значение.
Все казалось прекрасным и трогательным в эти первые жаркие дни, -