"Владимир Набоков. Комментарий к роману "Евгений Онегин"" - читать интересную книгу автора

отвращение к рифмованному переложению "Евгения Онегина", каждую строчку
которого мне приходилось исправлять для моих студентов: "Почему бы тебе
самому не сделать перевод?" И вот результат. Потребовалось примерно десять
лет труда"[9]. Правильно: 10/ IV. (22/ IV) 1899.
Зато в американской и русской эмигрантской печати сразу же начавшиеся
споры по поводу набоковского "Онегина" не прекращаются до сих пор. Как бы
желая поставить точку в развернувшейся полемике, Нина Берберова в книге
"Курсив мой" пишет: "В 1964 г. вышли его комментарии к "Евгению Онегину" (и
его перевод), и оказалось, что не с чем их сравнить. Похожего в мировой
литературе нет и не было, нет стандартов, которые помогли бы судить об этой
работе. Набоков сам придумал свой метод и сам осуществил его, и сколько
людей во всем мире найдется, которые были бы способны судить о результатах?
Пушкин превознесен и... поколеблен". По мнению писательницы, Набоков "и сам
себя "откомментировал", "превознес" и "поколебал" - как видно из приведенных
цитат его стихов за двадцать четыре года"[10].
Корней Чуковский сделал попытку суждения о работе Набокова в статье
"Онегин на чужбине", к сожалению оставшейся незавершенной. "В своих
комментариях, - пишет Чуковский, - Набоков обнаружил и благоговейное
преклонение перед гением Пушкина, и эрудицию по всем разнообразным вопросам,
связанным с "Евгением Онегиным""
Если это описание дает представление о труде Набокова-комментатора, то
сложная структура романа "Бледный огонь", который писался в период
завершения работы над "Онегиным", определилась структурой этого Комментария.
Известный американский набоковед Стив Паркер, сопоставляя структуру этого
романа и Комментария, заметил: "Там тоже были предисловие к роману в стихах,
перевод этого романа, а потом обширнейшие, составляющие три четверти объема
всего труда, и едва ли не самые в нем интересные набоковские комментарии.
Форма эта повторялась теперь в пародийном плане и на новом, куда более
сложном, уровне"[13]. В свою очередь, к Комментарию можно отнести
высказывание по поводу набоковского романа "Бледный огонь" Мери Маккарти,
которая полагает, что "это шкатулка с сюрпризами, ювелирное изделие Фаберже,
механическая игрушка, шахматная задача, адская машина, западня для критиков,
игра в кошки-мышки и набор для любителя самоделок"[14].
Обратимся к самому Набокову за ответом на вопрос: что побудило уже
признанного писателя в ущерб своему собственному творчеству приступить к
этому колоссальному труду? По этому поводу он пишет в своем Предисловии:
"Написание книги, которую читатель сейчас держит в руках, было вызвано
настоятельной необходимостью, возникшей около 1950 г., когда я вел занятия
по русской литературе в Корнельском университете в городе Итаке штата
Нью-Йорк, а также по причине отсутствия адекватного перевода "Евгения
Онегина" на английский; книга эта становилась все объемнее - в часы досуга,
с многочисленными перерывами, вызванными требованиями других, более сложных
задач, - в течение восьми лет (один год я получал финансовую поддержку от
фонда Гугенхайма)".
Сохранились воспоминания Ханны Грин, одной из упомянутых студенток
Набокова по женскому колледжу в Уэлсли, из которых явствует, что проблемы с
переводом "Евгения Онегина" возникли у него уже тогда: "Он говорил нам, что
произносит "Евгений Онегин" скрупулезно по правилам английского языка как
"Юджин Уан Джин" (что означает "Юджин, один стакан джина"). Он медленно и
тщательно анализировал перевод "Юджина Уан Джина", помещенный в нашей