"Юрий Нагибин. Богояр (про войну)" - читать интересную книгу автора

эгоизм, приверженность к удовольствиям и потребительское презрение к
окружающим, что это создавало между ними доверительную близость. К родителям
они относились настороженно, поскольку нуждались в них, но корыстное чувство
к отцу смягчалось снисходительностью, мать они почти уважали за стойкую
отчужденность, объяснить которую не умели да и не пытались - мать им не
мешала.
Скворцова трогало и умиляло, что в лицах и молодых, упругих телах детей
соединялись, хотя и по-разному, материнское и отцовское начала. Удлиненное
сухое сильное тело, которое он передал сыну, обрело у того мягкую
материнскую пластику, а на тонких отцовских губах вдруг всплывала невесть к
чему относящаяся далекая потерянная материнскал улыбка; дочь, будь она
повыше и поплотнее, являла бы точную копию матери в ее восемнадцать, но
острый пытливый взгляд из-под очень длинных тонких ресниц был отцов, и это
единственное сходство оказалось доминантой ее внешности. Скворцов видел:
дети - хищники, что обеспечивало им жизнестойкость, и это его радовало не
меньше, чем "документально" утвержденная в них несомненность
четвертьвекового союза - время не остудило страстной любви Скворцова к жене.
Скворцову стоило немалого труда устроить эту семейную поездку, о
которой он давно мечтал,- ему не хватало слишком рано эмансипировавшихся
детей. И брату и сестре было безразлично, куда ехать: на север, юг, восток
или запад; не волновало их и конечное место назначения: море, горы, озеро,
остров, город, дачный поселок, но требовалась подходящая, настроенная на их
волну компания, хорошие диски или записи, много вина, понимание с первого
взгляда и возможность это понимание реализовать. Они ни за что не
согласились бы на семейный компот, если б им не было обещано по отдельной
каюте, если б теплоходный бар с джазом уже не получил одобрения знатоков,
если б родители не предоставили им полную свободу, в том числе от экскурсии
по острову, где смотреть, как и повсюду, совершенно нечего. Взрослые люди
просто отстаивают свой обветшалый мир - обычная борьба за существование -
перед теми, кто сгонит их с арены, и потому усиленно притворяются, будто до
сих пор ценят скудные радости своей аскетической молодости.
Паша и Таня Скворцовы справедливо считали, что им повезло с предками -
могло быть куда хуже; каждое покушение на их время щедро оплачивалось
деньгами и подарками, незамедлительным исполнением самых сложных просьб.
Паша являлся собственником однокомнатной кооперативной квартиры с лоджией и
"Жигулей". Таня знала, что в недалеком будущем ее ждут те же блага, но,
полагаясь на собственные силы, рассчитывала достичь большего посредством
раннего, тщательно продуманного брака. Она нравилась и сверстникам, и зрелым
мужчинам, и старикам, что озадачивало ее брата, вовсе не ощущавшего ее
притягательности,- обычная смазливая девчонка, каких тринадцать на дюжину.
"Неужели ты сам не понимаешь, почему ко мне все липнут?" - однажды спросила
Таня, раздраженная слепотой самого близкого человека. "Честно говоря, нет!"
- "А во мне есть мамино",- произнесла она, таинственно понизив голос. "Ну и
что с того?" - искренне удивился брат. В тугом, энергичном, очень
современном лице сестры промелькнуло сходство с уже поплывшими чертами
матери, но сходство это было зыбким, непрочным, к тому же он не чувствовал
очарования матери, синего чулка, зануды, безразличной к блеску сына, а этого
Паша не выносил. "В матери есть нечто , - важно, свысока сказала Таня.-
Поэтому отец так помешан на ней. И во мне есть нечто, и не видит этого
только последний дурак". Паша возмутился и дал сестре подзатыльник. Они