"Юрий Нагибин. Ненаписанный рассказ Сомерсета Моэма" - читать интересную книгу автора

европейских академий, был награжден несколькими золотыми медалями. Он издал
много толстых умных книг, но все это происходило словно в иной системе
координат, посторонней сфере обычного человеческого существования.

Джонс отнюдь не мучился своей безвестностью, он любил науку за нее
самое. Награды и поощрения его удивляли: смешно и странно было бы получить
медаль или звание за то, что ты дышишь, ешь, пьешь, чистишь зубы, бреешься,
ходишь в туалет. Возня с черепками, костями и прочим мусором, пролежавшим в
земле тысячелетия, была его естественным состоянием, как и любовь к жене,
сыну, интерес к искусству. Да, при всей своей захвачеиности наукой Джонс не
принадлежал к зашоренным фанатикам, он видел во все стороны, он был отзывчив
и знал много ненужного: органную музыку добаховского периода, наизусть всего
Йитса и огромные куски непроворотной прозы Марселя Пруста; следил он за
современной литературой, посещал выставки и не ленился съездить в другой
город на премьеру шекспировского спектакля. И что вовсе неожиданно для
такого серьезного и занятого человека - мастерски играл в теннис. Джонс
утверждал, что в Оксфорде проводил куда больше времени на травяных и
грунтовых кортах, нежели в библиотеке. Наверное, это не так, просто он был
от природы силен и ловок. Спортивная закалка помогала ему в экспедициях, и
он тщательно следил за своей формой.

Счастливчик Джонс! Ко всем прочим достоинствам природа наградила его
привлекательной и оригинальной внешностью. Будучи чистокровным англичанином,
хотя нет ничего более зыбкого, ненадежного, чем чистота крови, ибо как за
ней уследишь? - он являл собой полное отрицание англосаксонского типа.
Многие думали, что его просторное лицо покрывает вечный африканский загар,
нет, он был смуглым от рождения, а смуглота отливала кирпично-красным, что
еще усиливало его сходство с индейцем: крупный нос с горбинкой, белые острые
клыки, удлиненные глаза под тяжелыми веками, широкие крепкие скулы - ни дать
ни взять цивилизованный Чингачгук. Он рано облысел, но ему это шло:
обнажился совершенной формы крупный череп с мощным сводом лба, округлым
затылком и гладким теменем, обтянутый коричневой глянцевитой кожей; черные,
сухие, тщательно зачесанные с висков волосы придавали завершенность
великолепному абрису головы. У него были широкие, чуть покатые плечи,
плотная фигура без унции жира. Для того чтобы создать его внешность, смеясь,
говаривал Джонс, одной из его прабабушек пришлось согрешить с последним из
могикан, на худой конец, с сыном племени навахо, сиу или кроу. Что, кстати,
представлялось возможным, поскольку предки Джонса устанавливали, отстаивали
и утрачивали владычество Британии на всех материках. Среди них имелись
воины, администраторы, миссионеры.

Своеобразная внешность Джонсона являлась его личным достоянием, и
родители, и деды были типичными англосаксами: бледными, высокими, худыми. Не
передались его черты и единственному сыну, которого он любил почти так же,
как свою науку. Мальчик все взял от матери: здоровую матовую бледность кожи,
синие глаза под темными ресницами, золотисто-рыжеватые волосы. Смущали
Джонсона его узенькие плечи и некоторая слабогрудость. Но то был очень
здоровый, выносливый и спортивный мальчик с нежной долгой улыбкой, от
которой у Джонса все замирало внутри. Это была улыбка доброго и
незащищенного человека, это была улыбка матери мальчика, которую безнадежный