"Юрий Нагибин. Маленькие рассказы о большой судьбе" - читать интересную книгу автора

- Даже в знаменитой летной школе не обучался, - заметил секретарь
горкома.
- Гжатск хлебушком своим Санкт-Петербург кормил! - упрямо сказал
Алексей Иванович.
- Вот и попался! Когда Ленинграду двести пятьдесят стукнуло, нешто кто
вспомнил о Петербурге или Петрограде?
- Сравнила нашего Юрку с Лениным!..
Анна Тимофеевна слабо, но ровно порозовела всем своим широким серьезным
лицом.
- Видали - отец против сына идет!
- Я не иду против дорогого нашего сыночка, - твердо и печально сказал
Алексей Иванович, - пущай так и будет на медалях вся эта косметика и надпись
"ГАГАРИН", а внизу чтоб махонькими буквочками - "Гжатск"!
Поколения Гагариных жили в немудреном равнинном крае над тихой речкой
Гжатью, и памятным апрельским днем в мировое пространство вырвался гжатский
парень.

В ШКОЛУ

К тому времени война пришла на Смоленщину. Уже собирались эвакуировать
колхозное стадо. "Эвакуировать" - было новое и трудное слово, которое никому
не удавалось произнести, "вкуировать" - говорили со вздохом. И все-таки
первый школьный день клушинцы обставляли торжественно. Какое бы ни
свирепствовало лихо, этот день должен остаться в памяти новобранцев учебы
добром и светом. Школу украсили зелеными ветками и написанными мелом
лозунгами, ребят докрасна намыли в баньках, одели во все новое.
Анна Тимофеевна с особой теплотой вспоминает, как снаряжала сына в
школу. Она напекла ему толстых ржаных блинов и, завернув в газету, уложила
вместе с тетрадками и учебниками в самодельный, обтянутый козелком ранец.
Дом Гагариных находился далеко от школы, в другом конце длиннющей, с
заворотом, деревенской улицы, и Юре даже на большой перемене не поспеть к
домашнему обеду. Намытый, наутюженный, с расчесанной волосок к волоску
головой, он то и дело спрашивал мать:
- Ты все положила?
- Все, все, сынок. Надевай-ка свою амуницию.
От волнения он никак не мог попасть в лямки ранца. Анна Тимофеевна
взяла сынову руку, такую тоненькую, хрупкую, что у нее сердце испуганно
захолонуло от любви и жалости, и просунула в ременную петлю.
Юра нахлобучил фуражку и решительно шагнул за дверь.
- Не балуйся, сынок, слушайся учителей.
Анна Тимофеевна вышла на улицу. Школу отсюда не видать, скрыта за
церковью и погостом. На стенах церкви, кладбищенской ограде и крыльце
соседствующего с храмом сельсовета наклеены плакаты войны. Анна Тимофеевна
помнила их наизусть. "Смерть немецким оккупантам!", "Родина-мать зовет!",
"Будь героем!", "Ни шагу назад!" По другую руку, за околицей, с десяток
деревенских жителей призывного возраста под командой ветерана-инвалида
занимались шагистикой и разучиванием ружейных приемов. Боевого оружия в
наличии не имелось, кроме учебной винтовки с просверленным во избежание
выстрела патронником, и ратники обходились гладко обструганными палками.
Трудно верилось, что это клушинское воинство сумеет остановить вооруженного