"Юрий Нагибин. Время жить" - читать интересную книгу автора

Юрий Нагибин


Время жить

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Когда выходит очередная книга беллетристики, нет никакой нужды
предварять ее автобиографическими сведениями. Какое дело читателю до
личности и обстоятельств жизни автора, если ему предлагают вымышленный или
воссозданный творческим воображением мир? Иначе обстоит с книгами, подобными
этому сборнику. Здесь читатель должен располагать хотя бы минимумом сведений
об авторе, знать, что ли, "подоплеку", иначе ему непонятно будет пристрастие
к определенным проблемам и безучастие к другим, неясны причины
заинтересованности в тех или иных явлениях жизни и культуры и "умалчивания"
других, не менее значительных. И вообще, окажется слишком много тумана. Вот
почему я и решил коротко рассказать о себе.
Я родился 3 апреля 1920 года в Москве, близ Чистых прудов, в семье
служащего. К началу тридцатых мои родители расстались, и мать вышла замуж за
писателя Я. С. Рыкачева.
Мой отец был несчастлив. Почти всем его последующим существованием
управляла чужая воля, она определяла ему место пребывания, род занятий,
распорядок дня. Очень долго единственной памяткой об отце был Георгиевский
крестик, полученный им в мировую войну. Прожив свою невеселую одинокую
жизнь, он умер в 1952 году в маленьком городке Кохме, где центральная
площадь с розовой каланчой носит, невесть с чего, имя основателя ненужного
языка эсперанто, доктора Замменгофа. А в середине пятидесятых выяснилось,
что отец вовсе не заслуживал такой судьбы.
Отец в моих рассказах лицо полувымышленное, намечтанное, притом, что
живой человек был куда лучше. Но я еще напишу о нем.
Я обязан матери не только прямо и твердо унаследованными чертами
характера, но и основополагающими качествами своей человеческой и творческой
личности, вложенными в меня еще в раннем детстве и укрепленными всем
последующим воспитанием. Эти качества: умение ощущать драгоценность каждой
минуты жизни, любовь к людям, природе и животным.
В литературном научении я всем обязан отчиму, и если плохо
воспользовался его уроками, то это целиком моя вина. Он приучил меня читать
только хорошие книги. В конце двадцатых - начале тридцатых годов прошло
странное поветрие - в школах появились затрепанные, с подклеенными
страницами романы Чарской и Вербицкой, которыми зачитывались не только
девчонки, но и представители сильного пола, охладев на время к Сюркуфу и
Нику Картеру. Бодлер говорил: "Бог избавляет своих любимцев от бесполезного
чтения". Меня избавил от бесполезного и дурного чтения отчим. Жюль Верн,
Вальтер Скотт, Диккенс, Дюма, русские классики и, конечно, "Дон Кихот",
"Робинзон Крузо", "Гулливер" - литература моего детства. Позже к ним
присоединились Шекспир, Шиллер, Гете, Бальзак, Стендаль, Флобер, Мопассан. А
затем отчим открыл мне Марселя Пруста, Бунина, Андрея Платонова. В ту пору
по разным причинам эти авторы, ставшие для меня наряду с Достоевским и
Лесковым первыми среди равных, были мало доступны. Отчим научил меня думать
о прочитанном. Я с раннего детства привык жить в кругу литературных