"Анатолий Найман. Мемуарр" - читать интересную книгу автора

самый раз. Так котом в моей памяти и отложился - никак не из-за
гофмановского Мурра, а потому, что жирует и потаскун. Богатей, и каждый день
все богаче, потому что взяточник. У Катулла он попросту хер. В переводе - не
Пиотровского, не замученного, а векового старца в сединах - попристойнее:
хрен. "Блудящий хрен истасканный". Бессмысленное словосочетание: старый
хрен - понятно, блудящий - орхидея с зубами? Кот бы лучше. На своих же
девках делающий деньги. "Ты падаль!" - "Сам ты падаль!" - "Мразь и падаль!"
И тут наместник, чье лицо подобно гноящемуся вымени, смеется. Не для вас,
Козлов, сделан подземный переход? Клевещущих козлов не досмотрел я драки. Не
досмотрел я РАППа. Не досмотрел, как РАПП сгонял этап. Переводчику сорока не
исполнилось.
Короче, Луга, Жеймяна, прибавлю к ним Лиелупе с Даугавой, да и Волгу с
Днепром, и Пыжму на Урале, и Тису в Карпатах, и Темзу - там, где она
называется Айзис, Изида, и Гудзон на подходе к Нью-Йорку, а и, чего
мелочиться, Миссисипи - это в которых я плавал. Приведу к общему
знаменателю, сложу, поделю на равные русла, вот и выйдет мемуарная Ока. В
Миссисипи не плавал, сидел на берегу, ножками в ней болтал - за дальностью
от места прописки идет в зачет как заплыв. Тем более что в каких-то из них,
и почему бы не в ней, видел утопленников. Сколько? Спасенных - двух,
сгинувшего - одного, и одного неизвестно кого, достанного со дна, в коряжине
застрял. И захочу - могу про них вспомнить. Например, что были они две
девицы и два мужика. Неинтересно? Утопленник - всегда интересно. А когда в
первый раз вспоминал, о-очень выходило интересно. Про каждого. А сейчас
вспоминать, что интересного про каждого рассказал, - интерес собачий.

Возврат к исходной точке. Что же такое было, про что говорится "чего
только не было!"? Что-то, от чего нападал восторг. Отчего налегало отчаяние.
Что-то, что ужасно не хотелось, а надо было исполнять, чтобы не стало хуже.
Масса делишек, мыслишек, болезнишек, удовольствиешек, которых смысл, цель и
содержание - убить время. Потому что шестьдесят лет, семьдесят лет тиканья
ходиков - как с ним справиться, если не придушить, не заткнуть Хроносову
пасть? Сплошь глупые предприятьишки - особенно те, что выглядят умными, то
есть заманчивыми, особенно те, что особенно умными, особенно заманчивыми...
А-а-а, ты, стало быть, исключительный. Всем подходит, а тебе - глупые? Ты с
Промыслом не согласен, ты недоволен, тебе подавай выдающееся... Ну да, и это
тоже, бесконечные разборы, бесчисленные разборки, согласен - не согласен,
доволен - не доволен, это тоже лет тридцать всяко съест. И на то, чтобы
притерпеться к хамству "ему подавай выдающееся", не меньше прикинь.
Давайте наконец вспоминать. Детство. Мухоедство. Не забывая, что они
же - дедство, полпредство. Роман "Овод". Где Обводный канал и Фонтанка-река
тра-та-та каждый вечер встречаются, там чего-то там пьют, блатные песни поют
и еще кое-чем занимаются. Каждые сперва еще только сумерки, потом именно что
вечер, потом непроглядная ночь, с первого сентября, берущим за сердце
радиоголосом народного артиста - "Овод". До первого января. До первого
марта. Какая-то Этель, какая-то Войнич. Старушка, бабушка. Дедушкина вдова.
Советское полпредство в Сан-Франциско дало обед по случаю титилетия Этели.
Полномочное представительство. "Монсеньор, я Риварес!"
Это мое детство. Первоиюньский выезд детского сада на дачу. Жидкая
манная каша. Свисающие с потолка, цепляющиеся за волосы воспиталок липучки -
противомушиное средство. Насекомоедство. Мотыльки, комарики, оса - все