"Анатолий Найман. Мемуарр" - читать интересную книгу автора

быть - просто рождением вовремя я это заслужил. Что оно такие душевные
сдвиги, замыслы, поступки и, куда деваться, слова, слова, порох слов, прах
слов, слизь слов в нас произвело. Удар потери сокрушителен. Но праздник
обладания неистребим.

К тому же...
Всегда не просто присутствовало, а в каждой мелочи каждую минуту
участвовало, не отставало, окутывало, размещалось в самом центре нечто
абсолютно чужеродное, некая стихия принципиально иносущная, ничему вовне
себя не служащая, - власть. Рецепты мемуаров примитивны.
К власти пришел Керенский. Тогда-то я и встретил Марь Иванну. Отец ея
служил жандармом при двух последних государях. Ея волосы пахли душистым
сеном, она была порывиста. В тетушку ея, старше Марь Иванны всего двумя
годами, был влюблен Блок. Однажды он приехал за ней на извозчике. Я как раз
входил в дом, мы столкнулись в дверях. Поздоровались.
Он сказал: "Дождь. Мостовая. Столб. Цирюльня". Возможно, это были
первые подходы к стихотворению.
Настроения в обществе в период Временного правительства.
Моя самоотверженная матушка.
Солдатская прямота отца невесты граничила с грубостью.
Мои друзья: по кадетскому корпусу; по семейным связям; по улице.
Я был пьян ароматом свежего сена.
Мемуар - не правда жизни, а ее демонстрация. Больше того, сама жизнь -
демонстрация себя. Себе самой. Всем другим. Единому Богу. Кто не жаждал
открыть кому-то то, чему надлежало быть скрытым, чтобы остаться жизнью во
всей полноте! Кому-то, не считая собственного сердца, которому заведомо все
всегда открыто. Иными словами, кто не жаждал открыть кому-то сердце,
продемонстрировать его содержимое и тем положить конец своей жизни? Так что
мемуар - это демонстрация демонстрации.
А теперь не валяйте дурака и наедине-то с собой сознайтесь, что
демонстрирует себя жизнь ровно в ту меру, какую назначает ей власть. Марь
Иванна вместе с тетушкой, Блоком, извозчиком, четырехстопным ямбом и
благоуханием сена были отпущены вам Марь Иванниным отцом. Не как таковым, а
как жандармом. Под командой, прежде всего, двух государей. Керенского же -
настолько, насколько на него отцова жандармства хватило. А хватило на
шпоры - на коня, увы, нет. А как пришли большевичкби, никаким государям, ни,
подавно, Керенскому, ни, само собой, папаше не выделили на белом свете и
уголка, а вам, букашке, оставили пучок сохлой травы - и нюхать, и жевать, и
спать на нем, и делиться им с друзьями по кадетскому корпусу. Вот и весь ваш
мемуар: демонстрация демонстрации демонстрации.
Одна надежда, что самоотверженность вашей матушки окропит его слезками,
не учтенными властью, и оживит.


II

Травма в одном действии


Бездействующие лица