"Яков Наумов, Андрей Яковлев. Схватка с Оборотнем" - читать интересную книгу автора

каникулы, так можно бегать где попало? Садись ужинать!
Димка уселся за столом, угрюмо глянул на отца.
- Дядя Костя хороший был человек.
- Ну, кому ж знать, как не тебе, - отозвался отец. - Вам конфетку в рот
сунь, вот и хороший человек.
- Никаких конфет он нам не давал, - исподлобья посматривая на отца,
ворчал Димка, - он в походы с нами ходил, Ваську на спине пять километров
нес...
- Послушай, Димок, - сказал отец и вытер усы рушником, - хоть и не
дорос ты до таких вопросов, но знай: даром человек над собой сильничать не
будет. От хороших дел не удавится...
- И в письме ведь прямо об этом написал, - перебила мать, - мол, служил
немцам, обманул Родину...
- Так он же не служил, - почти со слезами перебил Димка, - он же нам
рассказывал! Они его пытали, а он молчал...
- Молчал... - усмехнулся отец. - Знаешь, кто молчал? Одни герои
молчали. А остальные-то говорили. Не говорили бы, не перебили бы немцы
столько нашего брата. А твой дядя Костя не больно-то на героя походил.
- Да он... - раскрыл было рот Димка.
- Марш из-за стола, - закричала мать, - совсем распустился! Двенадцать
часов, а он тут разливается. Завтра с утра никуда не убегать! Перины будем
выбивать и другие вещи сушить.
Димка выбрался из-за стола и побрел к кровати. На душе было горько и
сиротливо. Не мог он поверить, что дядя Костя враг, служил немцам. Не был бы
он тогда таким добрым. Но может, струсил? А потом переживал? Вот сам Димка в
прошлом году, когда Колька Мельников дал ему в зубы, сначала так ошалел, что
даже не ответил. И ребята все так и считали, что он струсил. А потом после
уроков он этому Мельникову таких фингалов насажал!.. Но что же дядя Костя
все-таки писал в письме? Димка прислушался. Из спальни доносилось хриплое
дыхание отца, матери не было слышно. Он встал, прокрался к столу, где висели
брюки, вынул измятое и порванное письмо и, на цыпочках войдя в кухню, зажег
свет.
Димка осторожно расправил клочки бумаги, огляделся, достал из хлебницы
ломоть черного мякиша и попытался им склеить кусочки бумаги. Не получалось.
Зато ему удалось собрать из клочков письмо. Синие буквы были нацарапаны
торопливым и все-таки аккуратным бухгалтерским почерком.
"Не знаю, как писать, - стояло в письме, - не знаю, смогут ли поверить
во второй раз, как поверили в первый. Тогда была война, и людей можно было
проверить в деле. Сейчас можно только верить или не верить. Проверить
нельзя. Впрочем, можно. Его можно проверить... Он на государственной службе,
значит, есть личное дело, а его можно сличить... Сбиваюсь с мысли...
Товарищи, во время войны, при защите радиопередатчика подпольщиков, я был
ранен и попал в концлагерь под Львовом. Меня пытал и допрашивал страшный
человек. Тогда он звался полковником Соколовым. Это был власовец, хитрый,
умный и опасный мерзавец. И вот в нашем совхозе я встречаю приезжего, он
командирован из города... Я понимаю, что возможна ошибка, но тут ее нет. Я
полковника Соколова узнал бы, кажется, и на том свете..."
На этом письмо обрывалось. Димка бережно собрал кусочки, разгладил и
сунул их за майку.