"Евгений Наумов. Черная радуга" - читать интересную книгу автора

нужно не грести, а бить, ударять веслом по тугой воде, отталкивая лодку от
опасного места. - Бей вправо!
По-прежнему ничего не видно. Митя не филин, вряд ли он видит лучше
меня. Как же ориентируется? К тому же, будь он хоть трижды всевед-таежник,
он не может знать, если впереди только что упала лесина и перегородила реку
или корягу сорвало и несет по камням.
Но эти рассуждения пришли потом. А тогда меня охватило несравнимое ни с
чем чувство восторга, слитности с окружающим миром, скорости и острой
опасности. Мы летели вперед, охваченные каким-то первобытным звериным
чувством. Это была настоящая жизнь!
Справа смутно забелело узкое, длинное. Коса. Лодка с ходу влетела в
залив, вода шумно плеснулась за кормой. Здесь тишина... сонная вода. Иной
мир.
Тучи ушли за перевал, и ярко-звездное небо опрокинулось на залив.
Казалось, лодка плывет по светлому небу, усеянному яркими точками, а над
нами течет река с их отражением.
В заливе падали капли с листьев, булькали сонно рыбы. Кто-то завозился
на берегу, потом стихло.
- Ушел... - прошептал охотник.
Светало, когда вышли из залива. Симанчук вдруг включил мотор и на
полном ходу погнал лодку вверх. Это было еще покруче: летящие в глаза
смутные тени, ревущий ветер и светлая дрожащая тропка впереди...
Опять высадились на той же косе, выбрав местечко повыше.
Постелив палатку, лежали на камнях и дремали, ожидая, когда рассветет.
Мокрец, комары и прочий гнус навалились черной тучей, я полностью
законопатился в капюшон, дыша куда-то в камни, а Симанчук колотил их на
себе - глухие монотонные удары. Я задремал, но вскоре проснулся. Казалось,
рядом забивали молотом быка.
- Ты бы закутался... всех не перебьешь.
- Пора уже... - со злостью буркнул он. Коса стала хорошо видна, даже
разноцветная галька на ней различалась.
И вот я снова в заливе пантачей. Где же они, эти неуловимые сторожкие
существа? Гребу, стараясь зевать без хруста в челюстях и без подвывания.
Прошел залив из конца в конец, но никого не увидел. Пришлось возвращаться.
Никогда бы не подумал, что встречу его на обратном пути. И, повернув с
последнего плеса в протоку, растерялся от неожиданности: сразу за поворотом
стоял пантач.
Он стоял по колено в темной тяжелой воде, подняв голову, и редкие капли
срывались с его бархатной нижней губы. Теплый рыжий мех на спине и боках был
густой, ухоженный, будто оленя ежедневно расчесывали щетками. На животе он
темнел от росы. На панты я не посмотрел, лишь осталось впечатление чего-то
массивного, изящного, что венчало голову... А глаза... Глаза зверя полыхали
темно-фиолетовым огнем и, неподвижно сосредоточившись на мне, будто
вопрошали: "Кто ты, чего можно от тебя ожидать?"
И тут дало о себе знать мое дурацкое изобретение. Вместо того чтобы
бросить шестики и схватить карабин, я осторожно вытащил их и принялся
укладывать на тряпку. При этом я заискивающе-глупо улыбался пантачу, словно
улыбка могла усыпить его подозрения.
Но едва моя ладонь коснулась карабина, глаза зверя сверкнули. В тот же
миг большая мокрая ветка хлестнула меня по лицу: то оморочка, верная себе,