"Сергей Наумов. В двух шагах от "рая" (Икатель № 1, 1981) [B]" - читать интересную книгу автора

Луки.
Тот даже не повернул головы.
- Отставить, сержант Чиликин, - сердито сказал Седой.
Капитан разглядывал овец. Их было немного, и все под стать пастуху -
тощие, грязные, со скатанной лоснящейся шерстью.
Седой кивнул Джаничу. Тот подошел к пастуху и написал на песке одно
слово по-сербски: "Откуда?"
Глухонемой показал рукой за гору и написал: "Кловачи".
- Село за горой, - сказал Джанич, - я там бывал...
И, написав на песке: "Хозяин?" - ткнул в пастуха пальцем. Тот
испуганно замотал головой и махнул рукой в сторону горы.
Джанич взял пастуха за руки и развернул их ладонями кверху. Ладони
были в язвочках, кое-где кожа лопнула, и они слегка кровоточили.
Джанич отвел глаза, но все же открыл вещевой мешок пастуха. Ничего,
кроме куска овечьего сыра, там не оказалось.
- Может, покормить его, товарищ капитан, - вымолвил Присуха, на
которого и руки и весь вид пастуха произвели жалостливое впечатление.
Лука ел неторопливо, беря мясо из банки руками, предварительно даже
не ополоснув их. Покончив с едой, он низко поклонился и отошел к ручью,
где овцы пили воду.
- Кого у нас нет? - спросил Седой.
- Феникса и болгарина... в дозоре.
- Так. Пастух пусть идет дальше... Некстати он тут оказался, ну да
ладно... Ты что, Гайда?
Капитан заметил долгий, изучающий взгляд серба - он следил за
пастухом. Седой проследил взгляд и увидел, как Лука встал над овцами.
Словно Наполеон при Ватерлоо. Спина его была пряма как стенка. Он смотрел
из-под руки на гребень горы, вскинув голову и расправив плечи. Там летел
самолет.
- В укрытие! - крикнул Седой. - Всем в расщелину...
Старенький одномоторный моноплан-парасоль прошел так низко, что Седой
увидел пилота. Тот смеялся. И все же он сбросил гранату. Она взорвалась на
том месте, где было начертано слово "Лука". Летчик, конечно, прочитал его.
- Мы сами демаскировали себя, - сказал Седой и усмехнулся, - а может
быть, это и к лучшему.
Лука с овцами мелькал за гребешками скал и скоро исчез совсем.
И тогда Долгинцов спросил:
- Что, Гайда?
Серб присел на корточки рядом.
- Командир... Это не пастух и не серб.
- Ну да! - искренне вскинулся Седой.
- Он не пахнет сербом, он пахнет старым дорогим одеколоном, а может
быть, и опытной немецкой овчаркой. И одежда подобрана случайная. Шляпа
горца, а чувяки жителя долин. И ходит, сгорбившись понарошку, у этого
человека с трудом гнется спина - значит, солдат.
Седой изумленно смотрел на Гайду. Да, этот человек схватил все или
почти все, что успел заметить он сам. "Однако талант", - с уважением
подумал Долгинцов. И старый запах немецкого одеколона уловил. И то, что
глухонемой оделся для них, не учитывая словенца и серба в группе русских.
Как же это, абвер - и такая небрежность. Да, прав, наверное, Веретенников