"Марина Наумова. Это" - читать интересную книгу автора

говорят: "продукты у вернисажа". Мы тогда с пикетом у горисполкома торчали
на морозе, потому и попали на газетные страницы и в выпуски местных
новостей. О выставках столичных художников и то пишут при оплате, как за
рекламу. Некоторым, правда, удалось на халяву покрасоваться, но это уже, как
лотерея: теоретически шанс имеется, а практически - везунчиков днем с огнем
не сыскать.
Молоденькая журналисточка из "Вечерки" как вперилась в ЭТО, так и
вопросы свои позабыла. Ну, не совсем, врать не буду: бормотала что-то
стандартное, сунув мне диктофон под нос, а сама на меня даже не взглянула.
Сомнамбула!
Минут через десять после ее ухода я провел эксперимент: когда очередной
зевака (интеллигентного вида в поношенной одежде) завороженно застыл возле
рисунка, я быстро накинул на ЭТО чехол.
Он не возмутился. Не запротестовал. Просто словно проснулся, и
возникшее на его лице недоумение типа "Что же я тут забыл?" очень напомнило
мне вчерашнего "нового русского".
Мне пришлось взять у Алины ("Ваш портрет за десять минут") таблетку
валидола. Судорожно глотая мятную слюну, я поклялся себе, что обратно чехол
не сниму. Хватит на сегодня.
- Скажите, а паучок ваш сколько стоит? - услышал я с облегчением пол
часа спустя. - А эта березка?
Я назвал цену, чуть превышающую стоимость рамочки: такое облегчение
снизошло на меня в этот момент.
Вдруг живой взгляд дамы на каблучках-шпильках резко начал стекленеть, и
мое сердце тревожно сжалось.
- А сколько стоит это?
- ЭТО не продается. - деревянным голосом изрек я.
Чехла на рисунке не было. Он не упал, сброшенный ветром или силой
тяжести. Аккуратно свернутый, он выглядывал из рюкзака!

Дома меня ждала всунутая в дверную ручку квитанция за телефон. В этот
день я снова ничего не продал.
Моя квартира показалась мне вдруг не жилой. Я всегда любил царящий в
ней художественный беспорядок - сегодня он больше напоминал мне запустение.
Клочки бумаги. Окурки на полу. Пятна на бледном паркете. Бутылки и банки
из-под пива, мешающиеся под ногами.
Я сбросил рюкзак на диван, поставил рядом баул и поплелся на кухню.
Холодильник оказался пуст: я обнаружил в нем только надрезанную луковицу и
пустую банку из-под рыбных консервов. В животе заныло: я вспомнил, что
последний раз ел... во блин! ... позавчера утром. Разумеется, если не
считать вчерашней водки.
Я взял пакет, достал из письменного стола деньги, собираясь отправиться
в ближайший магазинчик "24 часа", затем у меня закружилась голова, и я вдруг
обнаружил, что сижу на стуле и смотрю на ЭТО, прислоненное к спинке дивана.
Незаконченные заготовки и черновики белели на столе. Не знаю, как
передать охвативший меня ужас: второй день я ничего не заработал, второй
день я ничего не нарисовал, второй день я сижу голодным, а ЭТО злобно
ухмыляется мне в лицо и дразнит: ну что, гений? Доволен своим творением?
Наваждение! ЭТО не могло усмехаться: у него не было рта. Только глаза в
черноте. Налитые кровью глаза...