"Юлий Назаров. Хамелеоны " - читать интересную книгу автора

- Да что вы, он бы изуродовал нас обоих хуже трамвая.
- Следовательно, вы предполагаете, что любовник Зои Аркадьевны мог
убить ее мужа, чтобы потом жениться на ней? - уточнил Морозов.
- Кто их знает... Здесь скорее другое. Помнится, когда я в середине мая
вернулся после отгулов, то Феди на работе не было. Вечером поехал к нему
домой проведать. Открывает он дверь, а у самого морда вся в синяках да
ссадинах, куда уж тут в магазине появляться. Спрашиваю: "Что с тобой?" -
"Гардину, - говорит, - вешал, сорвался с табуретки". И смеется... Я не стал
допытываться, а сам подумал: может быть, у него все же состоялся "мужской
разговор" с Савелием?
- Скажите, Роберт Иванович, каким образом Хабалову стало известно имя
этого человека? - вступил в разговор Козлов. Товаровед недоумевающе
повернулся в его сторону:
- Так Зойка сама сказала. После того случая у метро Федя припер ее к
стенке, говорит, товарищ ее с хахалем у троллейбуса видел. Ну, она и
призналась про "первую любовь". А потом сам откуда-то о Савелии много узнал.
Федя, как вы пьет, обязательно Зойкиного любовника ругать принимается,
грозить. "Подумаешь, - говорит, - один на один на медведя ходил. Посмотрим,
как запоет, если за золотой песочек притянут. Зря, что ли, Савелий резиновые
болотные лыжи достал. Не иначе хочет из Магадана золотишко вывезти.
Самолетом нельзя, зимой по тайге замерзнешь, а летом тони. Вот для того и
лыжи - не засосет".
Друце вдруг замолчал, словно испугавшись, что сказал лишнее. Затем
торопливо закончил: - А больше я ничего не знаю.
- Спасибо, Роберт Иванович. У нас к вам просьба: никому ни слова о
содержании нашей беседы.
- Ну, как тебе эта версия? - спросил Геннадий, едва они сели в машину,
чтобы ехать на Петровку. - Вроде бы все сходится: ключ Савелию могла дать
сама Хабалова и сообщить, что уходит из дома, а муж подшофе, действуй. Потом
дождалась любовника где-нибудь на улице, узнала, что и как.
- В предположении, что Савелий мог убить мужа, есть логика. Но вряд ли
он сделал это на почве ревности. Другое дело, если Хабалову удалось узнать,
как намекает Друце, что то о золотом песке...
В столовой Морозов думал о Лаевском, чья фамилия оказалась в записной
книжке убитого гравера. Он вспомнил, что тогда этот престарелый
художник-реставратор держался надменно, интуитивно чувствуя: серьезных улик
против него пет. А когда тучи стали сгущаться, вывернулся прямо-таки
виртуозно: написал заявление в Министерство культуры с просьбой принять в
дар государству из своей коллекции часть картин на сумму 200 - 300 тысяч
рублей и собственный особняк, чтобы переоборудовали в музей, а его утвердили
смотрителем. Убыток невелик - по международным ценам коллекция стоила около
десяти миллионов рублей, - но должный эффект был достигнут.
Затем в памяти всплыла Ирина, "шемаханская царица", как называл он ее
про себя. Борис знал, что сыграл не последнюю роль в судьбе этой красавицы,
заставив по-новому взглянуть на себя. Как-то она сейчас, нашла ли силы
изменить свою жизнь?
- Гена, помнишь Ирину Берг, которая жила у Лаевского? - Морозов
отодвинул тарелку с так и не доеденным борщом.
- А-а... черноглазая красавица? Не то жена, не то дочка. Она вроде уйти
от него собиралась? Что это ты вспомнил?