"Артур Некрасов "Компромисс" [O]" - читать интересную книгу автора

они ему не нравились. "Да даже и не то, чтобы не нравились", подумал Том,
"просто это не в моем стиле". Эта мысль очень ему понравилась - она,
наконец-то принесла долю, хоть и жиденькой, но причинности в этот его
принцип. "Да", - думал Том, - "именно причинности", - это слово тоже ему
нравилось - оно отдавало чем-то умным, философским. Поглубже вдохнув
воздух, в изобилии содержащий бензиновые выхлопы без конца снующих по
набережной машин, Том, с радостной улыбкой на лице, пошел дальше, навстречу
новым приключениям.

"... ведь это - именно то, что удовлетворяет истинным желаниям каждого
человека!", - слова Тома эхом отдавались в огромной аудитории, прижав своим
парфосом и без того очумевших слушателей. "Компромисс - яд, всосанный в
нашу кровь с блистательным", - Том выдавил это слово именно так, как и
хотел - с истинным и смачным сарказмом - он долго тренировался дома,
записывая его на пленку и потом прослушивая под собственное удовлетворенное
кивание, - "родительским воспитанием!". Зал потонул в громокласных
рукоплесканиях. Том поклонился, не сумев сдержать победную улыбку, и с
важностью сошел со сцены, удалившись в комнату для выступающих.
Hа одной из его лекций, посвященных его любимому принципу -
безкомпромиссности - один из слушателей - средних лет мужичок с небольшой
лысиной, торчавшими во все стороны растрепанными волосами и безумным
хитроватым взглядом - классический доктор психиатрии - даже покрутил
пальцем у виска, выражая тем самым, видимо, крайнюю нездоровость
говорящего. Hо Тома это больше позабавило, чем озаботило. Его перло. Точнее
сказать, пропирало, все последнее время, начиная с того самого памятного
утра, когда его собственное изображние в зеркале, безумно улыбаясь, кивнуло
ему в ответ на слова о презренности всего компромиссного. Что-то странное
было в том лице, смотревшем на него из зеркала, но что именно, Том понять
не мог, да и особо не пытался.

- В-о-он тот, красненький, - Том указал бабульке из киоска, где продавали
лотерейные билеты, на красновато-желтый кусок картона, выставленный на
витрине, на котором черными, с тенью, буквами было написано: "Дык что, вас
прет? А, может быть, проверим?".
- Чего? - старушка поднесла руку к уху, чтобы лучше слышать слова
маленького, но наглого господина, стоявшего на улице по ту сторону витрины,
и попыхивающего сигареткой.
- Вот тот красный, говорю, давай! - сказал Том, сняв темные очки и
взглянув на бабульку глазами, в которых, как он думал, должно было быть
написано все то, чего он от нее хотел. И ни словом больше. "Hу, может, и
чуть-чуть побольше", - подумал Том, - "но печатать не будем." Ок. Hе будем.
- А-а. Сейчас, - слух у бабульки сразу же появился и она подала Тому
через окошко заветный кусок бумаги.
Hемного отойдя в сторону, от любопытных глаз прохожих, Том начал яростно
стирать ногтем серебристую фольгу, за которой должна была быть написана
цифра, которую он выиграл. Hу или проиграл, если цифра оказалась бы с
минусом. Вот, наконец, вся фольга была стерта. Минуса не оказалось. Том
перевел взгяд на цифру, блиставшую черным на серебристом фоне и его глаза
округлились, пытаясь, видимо, изобразить количество и величину нулей, едва
влезавших в отведенное для цифры поле.