"Николай Алексеевич Некрасов. Без вести пропавший пиита " - читать интересную книгу автора

Через минуту чернильница моя была наполнена драгоценным составом; я
приставил стул к своему ковру, положил на него бумагу, поджал под себя ноги,
и пошла писать.
- - Умудрил же господи раба своего! - набожно произнес милостивый
государь и пошел за ширмы спать, или отдать визит пану Храповицкому, как сам
он выражался.
Я уписывал уже второй лист, стараясь писать как можно разборчивее,
потому что изобретенные мною чернила были не очень благонадежны; из-за ширмы
слышалось уже полное, совершенно развившееся храпение милостивого государя,
как вдруг в дверь мою послышался тихий стук... Я не мог растолковать себе,
кто б это мог ко мне пожаловать; хозяин мой стучит сильно и смело, а больше
ко мне ни собаки не ходит. Теряясь в догадках, я разбудил Ивана и велел
отпереть ему, для большей важности.
- - Наум Авраамович дома? - спросил робкий, дрожащий голос.
- - У себя-с,- отвечал милостивый государь.- А как об вас доложить?
- - Я приезжий из Чебахсар; они знают моего родителя; я Иван Иваныч
Грибовников.
Я выскочил за ширмы и увидел молодого человека 45 множеством различных
тетрадей под мышкой и с письмом в руке. Я оглядел его с ног до головы; черты
лица его были резки и неправильны, в глазах выражалась необычайная робость,
происходившая как бы вследствие сознания собственной ничтожности, нижняя
губа была чрезвычайно толста, несколько отвисла и потрескалась; нос был
довольно большой и несколько вздернутый кверху; волосы его, сухие,
немазаные, неровно остриженные, не показывали ничего общего ни с одной из
европейских причесок; зачесанные ни вверх, ни вниз, они щетиной торчали над
головой, в виде тангенса к окружности; руки его были почти грязны и имели на
себе несколько бородавок, расположенных почти в том же порядке, как горы на
земной поверхности; ноги были кривы и двигались неровно и медленно; когда он
говорил, то обыкновенно одну ногу выдвигал вперед, а другой изредка сзади в
нее постукивал; кланялся он низко, очень низко, но совершенно не по тем
законам, каких держится большая часть поклонников; на нем был долгополый
сюртук из синего сукна, двубортный, с тальей на два вершка ниже
обыкновенной, с фалдами, усаженными пуговицами, которых пара приходилась
почти против пяток; желтые нанковые брюки, необыкновенно узкие, довершали
безобразие ног; оранжевая с белыми полосками жилетка, загнутая доверху,
пестрый ситцевый платок с китайскими мандаринами на узоре, из-за которого
едва виднелась черная коленкоровая манишка, порыжевшая от времени и
непредвиденных обстоятельств, и смазные немецкие сапоги на ранту - дополняли
его наряд.
- - Пожалуйте, пожалуйте, очень приятно...- говорил я, вводя его в
дверь и путаясь в полах моей шинели.
Грибовников смотрел на меня с каким-то благоговением, а на мою квартиру
еще с большим...
- - Что привело вас сюда? - спросил я после обыкновенных приветствий.
- - Судьба,- отвечал он трагически.
- - Прошу садиться,- сказал я и, спохватившись, прибавил: - кто как
любит, а я, знаете, просто, по-турецки, на полу оно как-то удобнее. Вы
извините меня, у меня такой уж характер; не люблю этой мишурной пышности.
- - Всеконечно. Суета мира сего - ничто пред всеобъемлющей, громадною,
бесконечною вечностию.