"Николай Алексеевич Некрасов. Необыкновенный завтрак " - читать интересную книгу автора

Мальчик еще несколько мгновений боролся с самим собою и наконец вручил
сапог сотруднику.
- - Хорош! - сказал сотрудник после некоторого молчания.- Оба хороши!
Каковы-то в носке будут? А при деньги скажи хозяину: завтра сам занесу.
- - Нельзя-с! - сказал мальчик дрожащим голосом.
- - Ну вот, нельзя! Точно в первый раз.
- - Нельзя-с,- повторил мальчик.- Пожалуйте сапоги назад: завтра и
возьмете-с...
- - Вот еще! Я и так долго ждал. Они уж у меня на ногах.
- - Хозяин меня будет бранить.
- - Ничего; скажи только, что я взял; ничего... не будет бранить.
- - Будет!
Мальчик собирался зарыдать, но Х.Х.Х. закричал на него таким диким и
пронзительным голосом, что он отскочил от окошка и бегом побежал с
лестницы...
- - Глупый народ! - сказал сотрудник.- Как будто не все равно получать
деньги что сегодня, что завтра!
Положение наше с каждой минутой становилось ужаснее. Дело было в начале
зимы. Мороз и ветер, проникавший в разбитые стекла коридора, пробирал нас до
костей. Головы некоторых трещали. Мы готовы были уйти. Но в то время как
общее терпение начало истощаться, общество наше увеличилось издателем
газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа, которого обычай являться на
званые обеды, завтраки и вечеринки как можно позже спас на сей раз от
томительного получасового ожидания на ветру и стуже. Узнав несчастное
положение своего сотрудника, он очень много смеялся и сказал в заключение,
что подобный случай очень годится для водевиля и что французские водевилисты
именно такого рода случаями пользуются для составления своих эфемерных
произведений...
- - Впрочем,- заключил он с очаровательною улыбочкой, которая на устах
его обыкновенно служила предвестницею каламбура,- уж не нарочно ли вы
заперлись, милейший мой: у вас, надо признаться, есть-таки привычка
запираться!
Каламбур, уже раз произнесенный, но получивший в устах издателя
известной газеты новую прелесть, заслужил общее одобрение, но не согрел
наших иззябших членов; Х.Х.Х. дул изо всей силы в ладони и сожалел, что
отпустил свою коляску. "Я бы,- говорил он,- покуда лучше съездил к князю
Зезюкину да к дяде - в палату... он там председателем..." Долговязый Кудимов
выплясывал трепака, стараясь разогреть свои длинные и сухие ноги, которые
имели обыкновение очень скоро зябнуть; несколько молодых актеров и
сочинителей боролись и давали друг другу порядочные толчки, называя свое
упражнение полированием крови; Анкудимов (драматург-водевилист) с быстротою,
не свойственною его летам и почтенной наружности, бегал по коридору,
напевая, патриотическую песню, которой аккомпанировали его собственные зубы.
Только актер, отличавшийся необыкновенной любезностью, сохранял полное
присутствие духа: вытребовав от сотрудника через форточку карты, он метал
банк лунатику, Хапкевичу и еще нескольким любителям сильных ощущений на
верхней ступеньке лестницы.
Водевилист-драматург ударил себя в лоб и торжественно объявил, что ему
пришла прекрасная мысль.
- - Что-о?