"Николай Алексеевич Некрасов. Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и Кo " - читать интересную книгу автора

что-нибудь выкрасить. Да ведь зачем пойдешь? Не такое время! А ну хоть бы
затем, чтобы посмотреть ее вблизи да самому показаться... испытать, как,
например... нос? не поразит ли ее вблизи? Может быть, я только так напрасно
тревожусь".
И он уж решился было зайти; но мысль опоздать к обеду остановила его.
Он ускорил шаги, повернул в соседний переулок и, взглянув на часы, взял
извозчика. Через десять минут он уже всходил по лестнице, которая вела и
квартиру его будущего тестя.


IV

Отрывок из письма Хлыщова к петербургскому приятелю


"...Скажу тебе, дружище, что семейство, в которое скоро должен я
вступить, поистине образцовое. Отец, Степан Матвеич Раструбин, человек не
слишком большой образованности, и манеры самые обыкновенные; но что и
манеры, когда нет души! А у него, я тебе скажу, душа самая благородная:
вообрази, за дочерью дает полтораста тысяч чистогану, да еще по смерти
достанется нам до ста тысяч. Он, я тебе скажу, нажил все состояние сам - и
чем же, как думаешь? пиявками! В молодости случилось ему быть в Персии; там
он и высмотри, что пиявки вещь недурная. Вышел в отставку, откупил в Персии
какое-то болото и завел торг, да вот теперь у него два дома и до
полумиллиона чистыми! Он уже давно, разумеется, оставил эту торговлю;
понимаешь, наживши такое состояние, оно как-то неловко, а говорит: продолжай
торг, добил бы до миллиона. Конечно, он хорошо сделал, что перестал, а все
жаль: пиявки, пиявки, а деньги такие же! Престранный старик! Если б ты знал,
как он любит пиявки! Всякую вещь ими называет. Дочь у него пиявочка, жена
пиявушка, лакей Пиявкин; побранить ли кого вздумает, кричит: пиявица! От
всех болезней у него одно лекарство - пиявки, и вообрази: сам ничем в жизни
не лечился, кроме пиявок,- а ведь как здоров! Толстяк такой, а лицо - кровь
с молоком! И к семейству своему и к знакомым беспрестанно пристает, не
поставить ли пиявок; лошадям пиявки ставит, а маленькую Фифи совсем погубил:
проклятые всю кровь высосали у бедной собачонки; делались, видишь ли, с ней
престранные припадки: вдруг завертится, начнет бегать вокруг комнаты,
кружится, кружится да наконец и упадет, ну биться; он ей и приставь сорок
четыре пиявки, всю ее так улепили, что смешно было смотреть, стала вся
мохнатая, точно новой шерстью обросла! Была толстая, жирная, как всегда
мопсы. А как отвалились, так совсем не узнать: точно кот стала, с неделю не
кормленный, и шатается. Я, признаться, сначала и порадовался: терпеть не
могу никаких маленьких собачонок, особенно мопсов,- ножки короткие, ходит -
переваливается, морда тупая, а шерсть так лоснится,- тьфу, противно
вспомнить! Да моя бедная Варюша расплакалась: "Вы,- говорит,- папенька, ее
погубили своими пиявками!" А он только смеется. Вообрази: и меня вздумал
было лечить пиявками: сделалось у меня с дороги небольшое красное пятно на
носу - так, пустяки! Он и пристал: приставь да приставь я к носу пиявку, я
отнекиваюсь... Только что же? Заснул я после обеда: с дороги устал
(понимаешь, я у них по-домашнему), слышу шорох, и нос так страшно холодит...
открыл глаза, а он тут! и пиявка в руке, уж пробовал, да счастие, не вдруг