"Николай Алексеевич Некрасов. Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и Кo " - читать интересную книгу автора

Мешок о лук седельный бился,
Горела под конем трава.
Но не чурек в мешке таился:
Была в нем вражья голова!

Стихотворение называлось "Месть горца". Автор думал посвятить его трем
буквам со звездочками, значение которых мы скоро узнаем; к слову чурек
сделана была выноска: чурек - черкесское кушанье.
Читатель теперь видит, что имеет дело с человеком не совсем
обыкновенным, и если, может быть, до сей поры он недоумевал и даже обижался,
почему автор с таким усердием описывает мельчайшую черту своего героя, то
теперь, надо надеяться, подобное недоумение уже не может иметь места. Почему
Хлыщов, при всех условиях счастия, которым, по-видимому, наслаждался,
выбирал такие мрачные картины? Потому, всего верное, что мелкие чувства и
страсти, обыкновенные происшествия, обыкновенных людей он считал решительно
недостойными описания и всегда удивлялся, как у авторов достает терпения
возиться с таким к предметами. Любимым его чтением был "Кавказский пленник",
после которого всего выше ставил он "Хаджи-Абрека", мало видя хорошего в
остальных произведениях Лермонтова. Он думал, что изображения достойны
только чувства громадные, предметы поразительные, люди со страстями могучими
и душой возвышенной. И, надо признаться, мы совершенно с ним согласны, а
потому именно выбрали нашим героем его, господина Хлыщова, а не кого-нибудь
другого...
Однако ж к делу.
Нет никакого сомнения, что самыми торжественными минутами в путешествии
Хлыщова были те, когда карета, с шумом подкатывалась к станции и
останавливалась. Дверцы растворялись; вслед за своим хозяином собака бойко
выскакивала, расправляла свои могучие члены, картинно выгибаясь, лаяла,
визжала и бросалась ко всем с признаками живейшей радости. Но прочие
пассажиры, не поняв ее дружеского расположения, приходили в смущение и
пятились; дамы кричали: "Ах!"
Тогда Хлыщов, с любезностью приложив руку к фуражке и грациозно
принагнув голову, произносил самым нежным голосом:
- - Не извольте пугаться, сударыни. Собака моя, только страшна с виду и
сила у ней ужасная, но, пока я при ней, она не сделает никому ни малейшего
вреда... особенно прекрасному полу.
Вслед за тем кроткое выражение лица его сменялось повелительным и
чрезвычайно свирепым с такой быстротой, как будто вдруг поставили ему сзади
на плечи другую голову; голос из нежного тона мгновенно переходил в густой,
настойчивый бас, и герой наш кричал:
- - Прометей, сюда!
И собака тотчас послушно опускала уши и смиренно садилась на задние
лапы у ног своего хозяина.
- - Вот как у нас! - гордо замечал тогда Мартын своему соседу, с
любовью оглядывая собаку.- Ведь уж как же мы ее и учили. Сколько битья
приняла сердечная! А то прежде на людей бросалась - разорвет... Соседи
хотели жаловаться в полицию, а кучер генеральский просто грозился извести:
я, говорит, подсыплю ей яду...
- - Мартын, трубку! - раздавался вдруг голос господина Хлыщова, и
Мартын, не кончив речи, опрометью бросался с своего высокого седалища, с