"Николай Алексеевич Некрасов. Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и Кo " - читать интересную книгу автора

величественно облекся в синий плащ с бархатными отворотами, изобретенный
исключительно для таких гигантов, и вышел.
Был час четвертый. Насидевшись вдоволь дорогой, герой наш чувствовал
сильную потребность пройтись, и как времени до обеда оставалось еще
довольно, то он и отверг решительно многочисленные предложения извозчиков,
величавших его графским сиятельством. Конечно, такая грубая и пошлая лесть
не могла ему нравиться; но как она служила новым доказательством некоторых
собственных его заключений, сделанных перед зеркалом в почтовой карете, то и
не осталась вовсе без его внимания: "Ведь не всех же и они величают
графами! - думал он, драпируясь своим плащом.- Иной хоть тысячу прокатай им,
а больше вашего благородия не дождется!"
В самом веселом расположении проходил он но узким кирпичным тротуарам,
попирая их с особенной силой, в надежде, что сапоги авось выскрыпятся и
будут вести себя в гостиной будущего тестя прилично.
Нет сомнения, что веселость его, говоря цветистым слогом, была бы еще
безоблачнее, если б не зеркальные стекла некоторых магазинов, заглянув в
которые он тотчас отворачивался с неприятной гримасой и даже иногда испускал
глубокий вздох.
Ничто не могло равняться презрению, с которым осматривал он проходящих,
особенно тех, в которых замечал претензию на щегольство.
"В Москве еще носят бирюзовые запонки,- думал он, преследуя
сатирическим взором предмет своих наблюдений,- а вот... ха! ха! ха! белые
перчатки, шляпа, фрак и - фуражка! в столичном городе в фуражке!.. А вот...
ну, отличился, отличился! пальто с иголочки, сапоги лакированные - и сережка
в ухе... ха! ха! ха!.. Эх, Москва, Москва! матушка Москва, золотые маковки!
Далеко тебе до Петербурга... Тише, ты, ротозей! не видишь!!!" - Последнее
восклицание, произнесенное весьма резко и грозно, относилось к дюжему парию,
тащившему на голове лоток вареных груш и чуть не окатившему их сыропом
нашего героя.
- - А ты сторонись, не видишь - с лотком иду! - прокричал разносчик.
- - Ах ты, ах ты...- сердито возразил Хлыщов, и голоса у него не
хватило. Честь его была глубоко оскорблена, он хотел догнать дерзкого и
спросить, знает ли он, кому осмеливается грубить, как всегда делывал в
подобных случаях; но вдруг рука его коснулась плаща, и он побледнел. Струи
грязной жидкости бежали по бархатным отворотам и некоторые обнаруживали
дерзкое намерение пробраться под плащ. Пока Хлыщов предупреждал их порывы,
разносчик исчез. В то же время над головой Хлыщова послышался бойкий и
довольно приятный женский смех.
Сдержав резкие выражения, которые готов был послать разносчику, Хлыщов
поднял голову. Он находился против весьма длинного и грязного двухэтажного
дома, во всю длину которого тянулась вывеска такого содержания: "Дирлинг и
Ко, красильщиков и пятновыводчиков из Парижа". В растворенном окно над
вывеской виднелась женская головка замечательной красоты; рот незнакомки был
полураскрыт, причем во всем блеске выказывался ряд ровных и беленьких зубов;
живые глаза с детским любопытством у участием, даже больше - с любовью,
устремлены были на Хлыщова. Хлыщов улыбнулся, показывая тем, что сам готов
смеяться своему несчастию, и тотчас же убедился, что его высокий рост,
важная осанка, блестящий наряд обворожили незнакомку... Нет никакого
сомнения: победа совершена!
"Уж не зайти ли? - подумал он.- Тут, кажется, красильня. Будто