"Виктор Некрасов. В родном городе" - читать интересную книгу автора

найду? Я тебя спрашиваю: где я его найду? - Он встал, с шумом отодвинул
табуретку. - Пойдем-ка лучше, капитан, я тебя с хорошими девушками
познакомлю. Фимка, сколько с меня?
Они расплатились и вышли. На улице было темно, накрапывал теплый летний
дождик. Был первый час ночи.



4

Николай долго потом не мог отделаться от какого-то неприятного
ощущения, когда вспоминал проведенную с Сергеем ночь. Где-то еще пили, и
пили много. Потом проснулся в незнакомой комнате. Долго не мог понять, как
сюда попал. Голова трещала, хотелось воды. На маленьком столике у окна -
оно выходило куда-то во двор, набитый автомашинами, - стояла наполовину
пустая четвертинка, а рядом лежал огурец и записка, написанная красным
карандашом на обрывке газеты:
"Опохмеляйся и топай в госпиталь. Я срочно уехал в Ростов. Если нужны
деньги, возьми под кроватью, в чемодане. Ты хороший парень. Сергей".
Николай съел огурец - на водку он и смотреть не мог, - а через час он
был уже в белом госпитальном костюме, и на температурном листе над его
койкой появилась первая цифра - 36,8.
В палате, кроме него, лежало еще пять человек. Все пятеро попали в
госпиталь не с передовой, как Николай, а по болезни: госпиталь был
Окружной, и фронтовиков в нем было относительно мало. У двоих была язва
желудка, у одного - пожилого майора - карбункул на шее, у другого
остеомиелит бедра и у пятого - самого молодого - геморрой, доставлявший
ему не столько физические, сколько моральные мучения, а остальным повод
для бесконечных шуток.
Рана Николая, как это ни странно, оказалась в хорошем состоянии.
Рентген показал, что раздробленная пулей плечевая кость начала уже
срастаться, гипс решено было не накладывать, ограничились лангеткой, и
надо было только раз в неделю, а то и реже ходить на перевязку. Зато нерв,
приводящий в движение пальцы, был поврежден, и о полном восстановлении его
раньше чем через пять-шесть месяцев, даже при самом интенсивном лечении,
не могло быть речи. Иными словами, возвращение на фронт откладывалось
надолго.
Товарищи по палате относились к Николаю хорошо, с тем особым уважением,
с которым относятся к людям, раненным на фронте. Но он как-то мало с ними
разговаривал. Ложился задолго до отбоя, в шахматы и домино не играл, а
проснувшись, - он просыпался раньше всех, - долго лежал и смотрел в окно.
После завтрака пролезал через дырку в заборе и устраивался где-нибудь на
тенистых склонах стадиона, того самого, на котором когда-то сам занимался.
Внизу, на зеленом поле, тренировались футболисты, и Николай следил за
игрой, или читал, или просто лежал и смотрел в небо.
На пятый или шестой день пришел Сергей. Николай не очень этому
обрадовался - ему не хотелось ни вспоминать о той вечеринке, ни вообще
вести какие-либо разговоры. Он лежал на своей излюбленной, крохотной,
закрытой кустами лужайке, с которой был виден весь город и стадион, и
перелистывал "Красноармеец" за сорок второй год.