"Александр Немировский. Я - легионер (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

"легатами" (так мы называли Вибулена и еще двух ветеранов из IX и XV
легионов) все дни совещались в палатке. Может быть, вместе с Друзом идут
легионы, верные Тиберию? Тогда надо укреплять лагерь. И не лучше ли
заключить под стражу центурионов? Казнь Луцилия ничему их не научила. Они
мутят солдат, уговаривая их выйти навстречу Друзу с повинной. И как быть с
теми солдатами, которые, разойдясь по окрестностям, совершают бесчинства? Не
расправиться ли с ними своим судом?
В тот день, когда нам стало известно, что Друз едет без войска, мы
вышли из лагеря и построились за валом. Солдаты явились в грязных плащах, с
нечищенным оружием. На небритых лицах выражение усталости и недоверия. Зато
центурионы и военные трибуны (они тоже заняли свои места) - при полном
параде. Теперь они совсем осмелели и даже покрикивали: "Равнение! Равнение!"
Поднялся шум, раздались крики. И вдруг из-за поворота дороги появилась
кавалькада. "Едут!"
Друз был впереди на удивительно стройном, белом, как вершины Альп,
коне. Таких скакунов выращивает Аравия, и стоят они целое состояние. За
полководцем на почтительном расстоянии скакал отряд преторианцев, человек
сорок. Они были в полном вооружении, в сверкающих латах и шлемах, рослые и
широкоплечие, все на подбор. За преторианцами было еще десять всадников в
нарядных дорожных плащах, видимо, сенаторы.
- Пожаловали! - бросил кто-то сзади с нескрываемым раздражением.
- Что-то они привезли! - откликнулся другой.
Друз остановил коня против нашего манипула. Легат в сопровождении
трибунов почти бегом направился к нему.
Несколько мгновений продолжалось наше молчаливое знакомство с сыном
императора. Перценний уже успел мне рассказать о его порочной жизни и
наклонностях. Но напрасно я искал их следы на лице Друза. Может быть,
физиогномика, которой так увлекаются в Риме, - шарлатанство? Или я плохой
физиогномист? У Друза было лицо скромного, даже застенчивого человека, с
ярким румянцем на щеках, с большими, слегка близорукими глазами. Видимо,
Друз не обладал качеством, необходимым для командира и политика, -
скрытностью. На его лице можно было прочитать все чувства, какие им владели.
Сначала раздражение. Конечно, кого мог обрадовать наш вид? Мы
демонстрировали свое недовольство, пренебрежение к дисциплине. Раздражение
сменилось недоумением. Друз встретился взглядом с Перценнием. Отвернувшись,
он тронул коня, так и не дождавшись Блеза. Я уверен, что решение не
принимать парада возникло у Друза сразу, как он увидел Перценния и понял,
кто он. Но солдаты полагали, что это своего рода демонстрация.
- Он считает нас не войском, а толпой, - сказал Вибулен.
В пятом часу[60] по сигналу мы собрались у претория. Еще до этого
Перценний распорядился расставить у ворот караулы и вооружиться. Надо было
быть готовыми ко всему. Но, вопреки нашим ожиданиям, Друз не угрожал нам и
не требовал покорности. Он прочел письмо отца, в котором не содержалось ни
слова осуждения. Тиберий уполномочивал сына рассмотреть претензии солдат со
всей справедливостью.
- Клеменс, иди! - послышались голоса солдат.
Став перед Друзом, Клеменс прочел те же самые пожелания, которые были
изложены в письме к Тиберию, отосланном с нашими послами.
Друз, слушая Клеменса, покачивал головой. Казалось, он одобрительно
относится к нашим просьбам. Однако, когда Клеменс закончил чтение, Друз