"Збигнев Ненацки. Великий лес (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

кровать. Едва стемнело, и Марын улегся на железную койку, позаимствованную
на складе лесничества, там, наверху, кровать начала скрипеть однообразно и
монотонно. Сначала он отнесся с доброжелательным пониманием к тому, что
молодой лесник так старательно выполняет свое мужское задание. Но, видимо,
нервы у Марына были расшатаны, в последнее время в нем лопнула какая-то
внутренняя пружина (может быть, это произошло во время двухмесячного
пребывания в следственном изоляторе и во время многочасовых допросов),
потому что он не смог заснуть, хотя когда-то засыпал по собственному
желанию, и ничто ему в этом не мешало. Скрип кровати длился час, два, три,
потом он перестал смотреть на часы, потому что он еще продолжался, когда в
окна заглянул рассвет. На вторую и третью ночь повторилось то же самое - он
не сомкнул глаз, мучимый этим монотонным скрипом кровати. Потом днем он
ходил отупевший и осовелый из-за недосыпа. Тогда в соответствии с поручением
управления охотинспекции он купил буланую кобылу и старое седло (после
короткой дискуссии решили, что конь будет лучше, чем мотоцикл, потому что на
нем можно передвигаться бесшумно и попасть в любые заросли), определил со
старшим лесничим Маслохой все места, обозначенные на карте как места
обитания зверей, потому что именно там охотнее всего разбойничали
браконьеры. И на четвертую ночь двинулся в лес, чтобы не слушать
однообразного скрипа кровати, решив спать днем, а ночью выполнять
обязанности охотинспектора. Но уже час спустя он заблудился в лесу и долго
плутал, прежде чем выехал к лесничеству Кулеши. Нужно было какое-то время
изучать лес днем, чтобы только потом ориентироваться в нем по ночам. И он
снова был приговорен к выматывающему душу скрипу, который начал внушать ему
какой-то противный ужас, может, именно потому, что был таким монотонным и
однообразным. "Как долго можно заниматься своей женой?" - задумывался Марын
и не находил ответа. Он ведь мог делать это целыми ночами, тоже почти
бесконечно. Конечно, он не делал этого на скрипучей кровати. Впрочем, где и
на чем он этого не делал? Да, он делал эти вещи блестяще, иначе бы не смог
так долго удержаться на своей работе. Он занимался женщинами маленькими и
большими, худыми и толстыми, белыми, черными и мулатками. У некоторых из них
были груди и бедра такие прекрасные, что этот сопляк наверху даже вообразить
себе не мог подобных созданий. Он трахал красивых и безобразных, совсем
молоденьких и старых баб с обвисшими задницами, искусственными зубами и
несвежим дыханием - всегда старательно и чаще всего без удовольствия. Но так
надо было, потому что между одним и вторым актом почти каждая женщина любит
болтать даже без поощрения со стороны, а эта болтовня имела значение для
Марына, для фирмы. Так, спустя какое-то время можно было даже поверить, что
все на свете зависит от хорошего трахания или приводит к хорошему траханию.
Впрочем, что касается Марына, ему было легче, потому он принадлежал к
холодным мужчинам. Может, именно для того, чтобы пробудиться, ему нужны были
сильные и очень изысканные возбудители, что, в свою очередь, приводило в
восторг женщин. Его ласки ошеломляли их и лишали разума, они безумствовали,
а он оставался холодным, хоть и не до такой степени, чтобы не сделать им
того, чего они ожидают от мужчины. В этой своей холодности он усматривал
влияние гомосексуального опыта- с приятелем в ранней молодости он пережил и
это. Он был тогда красивым мальчиком с длинными светлыми волосами и нежными
девичьими чертами лица. С тем опытом он порвал рано и без внутренней боли,
но, видимо, какая-то заноза осталась и давала ему преимущество перед
женщинами. Подсознательно он постоянно видел в них свинок, которых надо