"Збигнев Ненацки. Раз в год в Скиролавках (Том 1)" - читать интересную книгу автора

день и каждая ночь стирали разницу. Потому что, как часто повторял с
шутливой серьезностью доктор Неглович, "у всех женщин все то же самое, разве
что некоторые лучше вымыты". Доктор имел право так говорить, потому что уже
четырнадцать лет был вдовцом, а, как мужчина в расцвете сил, должен - был по
общему мнению - время от времени получить облегчение для здоровья и
настроения. И потом, кто-кто, а доктор Неглович насмотрелся в жизни этих
женских разностей, и если утверждал, что у всех все то же самое, то была в
этом большая сила правды. Разве существовала во всей трумейской гмине хоть
одна женщина или даже девушка, которая не продефилировала бы перед доктором
без трусов? Доктор Неглович хвалил то, что увидел у них между ног, или,
бывало, ругал, чаще, однако, ругал, чем хвалил. Было даже, что, осмотрев
жену лесника Видлонга, он вышел в приемную в амбулатории и крикнул женщинам,
которые ждали в очереди: "Видлонговой сорок пять лет, четверых детей родила,
и ни единой царапинки. Не то что вы, свинтухи". Чаще, однако, как говорят,
доктор ругал и лекарства выписывал, хоть и знал, что все равно принимать их
не будут и его врачебный труд пропадет. Раздевались у него женщины старые и
молодые. Одни стыдливо, другие смело, особенно те, которые рады были своим
телом соблазнить одинокого врача. Доктор не был юнцом, но ведь в Скиролавах
говорят, что с возрастом у мужчины корень твердеет, как у сосны в лесу. Две
черты ценили в Скиролавках у мужчины: крепкую к водке голову и хороший
звонок между ногами. Чем чаще звонил, тем лучше. Порядочная женщина не
должна открывать дверь, когда звонит чужой мужчина, но делом мужским было
звонить - а ну какая-нибудь откроет дверку? "Бог сотворил мужчину и женщину
не для того, чтобы они жили рядом, а чтобы жили вместе", - всегда повторял
священник Мизерера при венчании. А во время пасхальных проповедей он
призывал с позолоченного амвона: "А не стыдитесь, мужчины, звонить каждую
ночь своим женщинам. Потому как если вы не будете звонить, то им дьявол
зазвонит!"
Так, совсем обычно, и начался Новый год эхом выстрелов из лесничества
Блесы. Испуганные серны и олени, которые по первому снегу начинали подходить
к усадьбам, убегали как сумасшедшие в глубь леса, стряхивая снег с низко
нависших ветвей. На далеких полянах, на Свиной лужайке, возле Белого Мужика
и около дерева, называвшегося "дубом доктора", раздавалось потом
пронзительное блеяние козлов.
А дремучий лес отвечал эхом, которое возвращалось до самых построек
лесничества Блесы, до большого дома из красного кирпича, до высокого крыльца
и широкого подворья, где, зарывшись в снег по самые оси, стоял пахнущий
маслом старый "газик" доктора.
Лесничество Блесы было построено восемьдесят лет назад. Старые люди
говорили, что первый здешний лесничий, некто Швайкерт, был застрелен
собственной женой в одной из верхних комнат за то, что, как утверждали одни,
изменял ей с девчатами из Скиролавок. Другие, в свою очередь, говорили, что
попросту у нее никогда не было сухих дров на растопку. Но факт: с тех пор
плохо жили между собой супружеские пары в Блесах, что подтверждали людская
память и свидетельства очевидцев. От лесничего Пентека сбежала жена,
хорошенькая блондинка, потому что никогда - несмотря на то, что вокруг был
дремучий лес, - он не заботился о дровах для обогрева и для кухни. А убежела
она с таким, который ей несколько раз привез воз наколотых дубовых поленьев.
Лесничему Стемплевичу, который был после Пентека, тоже жена изменяла, причем
почти открыто, целуясь под окнами с ветеринаром из Барт, который катал ее по