"Рельсы и шпалы" - читать интересную книгу автора (Ливер Александр Аверманович)

Часть третья

Услышав фразу «башмак на рельсах», знайте, что вовсе не обязательно речь идет об обуви. Башмак — это еще и устройство для остановки вагонов и недопущения их произвольного трогания. В обычной же, нежелезнодорожной жизни, мы обходимся куском кирпича или булыжником для подобных целей в отношении механизмов на колесах.

В эти выходные Николай сильно припозднился и возвращался заполночь. Шлагбаум с красным огоньком преградил ему путь, и незанятый автовождением усталый шофер опять вспомнил, как неделю назад к нему пришел племянник и попросил отвезти его на первую рыбалку, причем влез в салон вместе со снастями и ведром. Николай не любил племянника. Тот был еще молодой, наглый и глупый, а подвозил его Николай, чтобы рыболов-родственник почувствовал себя обязанным.

И вот сейчас, в два часа ночи, сидя в машине у железнодорожного переезда, Николай припомнил, как племянник вылез у озера и, не поблагодарив, пошел рыбачить, как оказалось, впустую. От неприятных воспоминаний Николаю стало душно в салоне автомобиля, несмотря на окружавшую ночную прохладу. Ее-то он и решил запустить вовнутрь, открыв дверь, но потом вспомнил, что ручка сломана, давно собирался починить, а пока приходилось открывать плоскогубцами из бардачка.

— Вот сволочь, — стал медленно закипать Николай при мысли о племяннике. Тут он еще вспомнил, что тот год назад высадил стекло в дверце водителя, пытаясь отвезти доски на огород. С тех пор автомобильное стекло заменил кусок органического, забитый в дверцу для виду и чтоб не дуло.

Переезд не открывали уже полчаса, и Николай начал терять терпение. Ведь дома его ждали еда и отдых, а позади трудный день — Николай ездил за грибами, но неудачно.

— Да что я стою, — вдруг понял запоздалый путешественник. — Объеду-ка шлагбаумы — ведь поездов не видно и не слышно. А то будешь стоять тут как дурак еще час. Да у них там, наверное чего-то сломалось в механизме, — и повернул с этими мыслями ключ зажигания.

Закашляв остывшим в ночи мотором, автомобиль, подергавшись, проехал немного и остановился. На путях.

— Надо же, как в книжках пишут, — иронично усмехнулся Николай. Он считал себя опытным водителем и попробовал завести двигатель еще раз, но безрезультатно.

— Так-так, — чуть-чуть занервничал самонадеянный автолюбитель. — Ничего, сейчас дотолкаю за переезд, там разберусь.

Тут ночную тишину неприятно нарушил тяжелый шум близкого товарного состава. Тотчас кинулся Николай к бардачку, но не оказалось там плоскогубцев.

— Дома они, в ванной. Помнишь, ты раковину пытался чинить, — услужливо подсказала память.

Попытался Николай вылезти через другую дверцу, но почувствовал, как что-то очень крепко держит его за куртку.

Крупный трехлапый крючок на щуку был оставлен племянником в обивке бокового сидения. Родной дядя, Щукин Николай Владимирович, стал первым уловом рассеянного рыбака.

Уже смеркалось, когда немолодая женщина с девочкой стали первыми пассажирами плацкартного вагона Кременчугского поезда. Спустя некоторое время их охватил интерес — появятся ли у них попутчики и кем они окажутся. Попутчики вскоре появились и оказались на первый взгляд приличными молодыми людьми с крупными баулами. Но не прошло и пяти минут, как новые пассажиры повели шумную беседу, обильно сопровождаемую нецензурной бранью. Особенно усердствовал один из них — Дюша, как называли его товарищи. Товарищи тоже старались не отставать в приправлений речи сквернословием, но им еще предстояло преодолеть некий барьер, блестяще отсутствовавший в Дюшиной манере говорить.

Естественно, пожилая женщина хотела бы оградить малолетнюю племянницу от потока непечатностей, да у нее самой, уши вяли от особо лихих оборотов, безостановочно изрыгаемых Дюшей. Но она, насмотревшись фильмов о молодежи, справедливо опасалась связываться с галдящей компанией.

Избавление явилось в лице худого, седого старичка с котомкой на короткой бамбуковой палке. Минуты пребывания в вагоне хватило ему, чтобы правильно оценить ситуацию, а затем, ласково улыбаясь и держа палку за спиной, он подошел к Дюше.

— Я помогу вам отучиться сквернословить, — уверенно пообещал загадочный пассажир, а в ответ на матерную фразу нанес чрезвычайно болезненный удар бамбуком по костяшкам пальцев заводилы. Остальная компания отнюдь не спешила выручать товарища и с интересом наблюдала за развитием событий. Еще некоторое время пациент пытался обратиться к пожилому целителю с крепким словцом, но всякий раз получал бамбуковое снадобье. И — о чудо! — через пару минут Дюша с испугом почувствовал, что физически не может выговорить бранного слова. Чтобы стряхнуть наваждение, он юркнул в вагонный туалет, под перестук колес попробовал материться и облегченно заметил, что способность эта не утрачена. А на выходе его уже поджидал седой старик.

— Я все слышал, но ничего. Это естественный процесс. Этот порок всегда покидает организм с боем. Он борется с вашим мозгом. Однако вам повезло — я на вашей стороне.

Хотел Дюша послать непрошенного союзника, но палка опять опустилась на распухшие фаланги. Тут он совсем приуныл. Деться было некуда ночью-то в поезде. Да и проход загораживает странствующий лекарь с горящими глазами. Пришлось попробовать говорить одними пресными, обычными словами, а это пошло весьма туго — Дюша привык сквернословить, особенно в компании, и не умел говорить иначе. Не раз ему довелось еще отведать бамбука, и только под утро, испуганный и униженный, он забылся в нервной дремоте. А утром не было рядом ни старика, ни женщины с девочкой, и лишь фиолетовые костяшки пальцев убеждали в реальности происшедшего. Хотел, было Дюша на ехидный вопрос товарища о самочувствии ответить трехэтажно, а получилось: «Ну, это, ничего, в общем…»

Вчерашний сквернослов напрочь отучился от украшения речи матом. Слова-паразиты, правда, остались. Но, тем не менее, на станции назначения поезд покидал совсем другой человек, нежели садился днем раньше. Короткая поездка по железной дороге радикально изменила его жизнь.

Величественна теплая весенняя ночь в лесу после дождя. Стоит остановиться по дороге со станции, замереть — нутром можно ощутить, всем телом почувствовать, как двинулась в рост природа—от папоротника и пырея до векового ясеня и лиственницы. Просыпаются от зимней спячки растения, все быстрее гуляют в них соки, и земля низко гудит, распираемая новыми корнями.

Так и маневренный, не отягощенный тяжелым составом, мощно трогается, стремительно ускоряется, и нет, кажется, такой силы, которая могла бы остановить красавец-тепловоз, до этого полчаса дрожавший на месте и вдруг выныривающий из-за поворота. Как правило, такой силы и не находится.

Высокий виадук через железнодорожные пути был, несомненно, главным украшением станции, да и всего поселка. Изящные стальные конструкции взмывали в небо, помогали оторваться от земли и в переносном смысле, и в буквальном. Поэтому там и собиралась поселковая молодежь. Подобно крупной стае ворон, не утихала она с утра до ночи, облепив Мост, — так по-простому все называли виадук. Окрестная молодежь безоговорочно признавала превосходство поселковых.

Очень удобным местом был Мост. Во-первых, тебя отовсюду видать, а в молодом возрасте особенно хочется быть на виду. Видно с него также и всю окрестность, кто из местных или из чужаков приехал из города. Можно было в любой момент вскочить на электропоезд (пассажирские там не останавливались) и через каких-нибудь два часа наводить шорох на городской привокзальной площади. Шорох, впрочем, наводили и в поселке, в основном на приезжающих.

Дачники осыпались с моста мусором, плевками и яркими эпитетами. Недобрая слава о Мосте широко шагнула за пределы поселка. Машинисты поездов старались проскочить этот участок поскорее, а перед самым мостом прятались подальше в тепловозных недрах, опасаясь получить пустой бутылкой или камнем в лоб. Это и стоя на месте опасно, а уж на полном ходу и подавно.

Поселковые пацанята развивались и крепли в мужественных играх на железнодорожном полотне, и из них вырастали люди с большой буквы. Но только самые смелые через отвагу, проявленную на насыпи, допускались на Мост. Остальным приходилось ждать алкогольного совершеннолетия.

Основными занятиями помимо бесед были покурить и выпить. Торговля вином осуществлялась за станцией. Мост, как место культурного времяпровождения, торговлей не осквернялся. Имелись, конечно, в поселке дискотека и кино, но базой все же оставался Мост, с которого происходили туда набеги и вылазки.

На восемнадцатом году после создания Моста и становления его как центра молодежного досуга на нем стало тесновато. Еще бы — ветераны не стремились покидать любимое место, способная молодежь вовсю прибывала с каждым годом. Там можно было встретить сразу два поколения некоторых семей: дядьев и племянников, теток и племянниц. Уже и ступени наверх заполнялись в особенно оживленные дни, но вот в один из таких дней Мост затрясся, как обычно, от проходящего товарняка и вдруг начал заваливаться набок. На подгибающихся ногах часть завсегдатаев спешно стала убегать с насиженного любимца, другие же, вцепившись в поручни и воя от страха, не покидали гибнущего исполина. Кого-то сильно придавили об перила, а кто-то напрасно сиганул вниз, загремев на полгода в районную больницу. Напрасно — потому что, накренившись еще немного и попортив все контактные провода, Мост остановил свое падение — была еще сила в стальных ногах станционного гиганта!

Еще месяц окрестные жители приходили смотреть на искореженный Мост, но затем его начисто снесли, выстроив мелкий и узкий подземный переход, выложенный желтым кафелем. И это давно пора сделать повсеместно — пусть безопасные желто-кафельные труженики придут на смену ненадежным ржавым великанам.

16–22 июля 1991 г. Измаил— Котовск—Царское Село