"Джордж Райт (Юрий Нестеренко). Голубое небо Земли" - читать интересную книгу автора

орбитальные дома престарелых. Но - нет, сыт он по горло этим чертовым
космосом. Он хочет видеть из своего кресла нормальное земное небо, а не эту
исколотую звездами черноту. Он так давно не видел голубого неба...
Пять мегакилометров. И шесть ступенек. На вопрос, какая дистанция
больше, разный возраст отвечает по-разному... Впрочем, эти ступеньки еще не
последние - лететь еще больше суток. Только бы их не грохнули ненароком у
самой Земли. Вдруг там захватили власть какие-нибудь военные параноики,
которые воспримут их летящий без связи корабль как... как что? Как вторжение
из космоса? Этакий бред лезет в голову... Четыре ступеньки. Три. Лучше уж
бред, чем считать каждый шаг. Две... Ну, последнее усилие!
МакГрегор прислонился к стене. В глазах потемнело, закружились,
зароились точки и пятна, наползая друг на друга. Когда-то он испытывал
подобное разве что при десяти g... В ногах разлилась ватная слабость, под
комбинезоном противно тек пот. И сердце снова откликнулось болью, боль
расползалась за грудину, отдавалась в левую руку... Капитан с ненавистью
вытянул из кармана флакон, дрожащими пальцами свинтил крышку, вытряхнул на
мокрую ладонь желтый шарик, сухо глотнул, поморщился, постоял... Боль
отступила. Постепенно успокоился пульс. МакГрегор одернул комбинезон,
промокнул платком лицо, пригладил редкие седые волосы. Капитан, вступающий
на мостик своего корабля, должен выглядеть безукоризненно.
Дверь отъехала в сторону, впуская МакГрегора.
Стерн, вахтенный, дернулся в своем кресле, чтобы подняться и объявить
по уставу "Капитан на мостике! ", но лишь мучительно закашлялся. Лицо его
покраснело, из глаз потекли слезы.
- Вольно, Стерн, сидите, - сказал МакГрегор, подходя к центральному
пульту. На большом обзорном экране Земля уже была видна как крохотный
голубой диск. Вокруг дрожали и мерцали звезды - явление, обычное для
земного неба, но совершенно нелепое в космосе, где нет атмосферы. На самом
деле атмосфера тут была ни при чем - это барахлил экран. Он имел
восьмикратный запас надежности, но кто ж мог подумать, что и этого срока
окажется недостаточно... Баффит, второй пилот, дремал у правой консоли, и
седой хохолок смешно топорщился над лысым, покрытым пигментными пятнами
черепом. Баффит (да и не только он) давно уже жил прямо здесь - ноги у него
не ходили совсем, вот и сейчас они были укутаны электрическим одеялом, но
руки и глаза все еще вполне справлялись со своими обязанностями. МакГрегор
сделал вид, что не замечает его оплошности. Пусть поспит, все равно
компьютер держит корабль на курсе.
- Доложите обстановку, мистер Прауд, - обратился он к первому
помощнику, исполнявшему ныне обязанности навигатора и связиста. Все эти годы
МакГрегор пользовался официальными, уставными обращениями. Его подчиненные
могли называть друг друга "Дик", или "Пит", или "старый хрен", но только не
он. Когда несколько человек заперты в металлической тюрьме, подвешенной
посреди триллионов километров пустоты, и это длится без всяких перемен год
за годом, десятилетие за десятилетием - они должны цепляться за что-то,
чтобы не свихнуться. И это что-то - дисциплина. Строгое соблюдение устава.
Капитан иногда может давать поблажки подчиненным, особенно если это
продиктовано состоянием их здоровья, но сам обязан оставаться образцом.
Идеалом. Несокрушимым символом порядка, противостоящим жадной пасти безумия.
- Торможение проходит в штатном режиме, сэр, - доложил Прауд. Он
сильно шепелявил - в бортовых условиях так и не смогли изготовить