"Леонид Нетребо. Пангоды" - читать интересную книгу автора

На низком гостиничном столике было все необходимое для мужской
неспешной беседы. Я почему-то обратил внимание на то, как были нарезаны
маринованные огурцы: крупно и неровно, как режут наспех, когда в грядущем
действе отнюдь не главное то, что скрипит и мнется под тупым лезвием
общепитовского ножа. Пахнуло, щемяще, пряным воздухом студенческих
фуршетов... Но увидев крупные крепкие пальцы этого человека, я быстро
передумал: такие руки изначально не могли делать деликатную, кружевную
работу, они были подстать коренастой фигуре... Какая все же разница между
внешним и сутью! - окончательно запутавшись, мысленно воскликнул я,
вспомнив первое впечатление от прочитанных гольдовских стихов - безупречно
грамотных, лиричных, тонких.
Та, наша первая и единственная встреча, состоялась весной 1995.
Услышав, что в Пангоды приехал Альфред Гольд, нашел его по телефону.
Весна. Поселок вскрылся. Я шел в гостиницу обходя гигантские лужи. На
душе светло - от солнечного дня, оттого, что судьба нежданно подарила
встречу с писателем, которого по его книгам знал уже более десяти лет, и
который был для меня самым авторитетным публицистом в нашем северном
регионе.
Дежурная фешенебельного газпромовского "Ямала" очень спокойно ответила:
"С такой фамилией никто не живет. Может быть, Гольденберг?" Я тогда еще не
знал, что Гольд - литературный псевдоним.
Мне он предоставил единственное в номере кресло, сам воссел на койке.
Одет был просто: рубашка, трико, босой. Разговаривая, увлекаясь, иногда
взгромождался с ногами на скрипучую кровать, как на топчан, менял там
положение, обхватывал коленки мощными руками, вытягивал ноги, опираясь на
локоть.
Он сказал, что начинает делать документальную книгу к 25-ялетию
Надымгазпрома. Так и сказал, уверенно, но просто: делать.
Объяснил, что не сам задумал писать на северную тему, которая еще
совсем недавно была доминирующей в его творчестве, - еще бы, прожить
семнадцать журналистских лет в Ямало-ненецком округе! Кстати сказать, он уже
давно живет нормально, вдалеке от здешних забот, в Екатеринбурге, в городе с
прекрасной инфраструктурой. С Севером завязал: там, на "земле" есть, чем
заниматься, в чем проявить свое творчество.
Рассказал, как уехал в Екатеринбург, как пытался там уйти "на вольные
хлеба" - целиком посвятить себя литературе. До этого "косяком" вышли
документальные книги "Надым", "Бросок на Ямбург", "Северные встречи",
сборники стихов: "Дерево тревоги", "Колесница"...От издательств стали
поступать конкретные предложения. Но... менялась эпоха, стихи перестали
издателей серьезно интересовать, во всяком случае, жить на гонорары не
представлялось возможным. Однако появилась интересная работа в возрожденном
еженедельнике "Екатеринбургская неделя". Работа интересная, бодро повторил
он, явно желая подчеркнуть свое творческое благополучие - не в смысле
"результатов", но состояния души, возможности творить в свое удовольствие.
Он как будто не столько меня хотел убедить в этом, сколько успокаивал
себя.
Все-таки Альфред Гольд, урожденный свердловчанин, по моему глубокому
убеждению, как писатель, - северный человек. И речь не просто о мастерстве
публициста, а о богатом накопленном документальном материале, который на
новом месте жительства грозит остаться невостребованным. И вряд ли Гольд мог