"Леонид Нетребо. Господа офицера" - читать интересную книгу автора

Паша Айзельман, для друзей просто Айзик, шикнул на него, как будто
только что прозвучало немыслимое богохульство:
- Ты что, совсем, что ли!... - он покрутил пальцем у виска. - Снежок,
за что у тебя пятак по "вышке"? Тут же простая арифметика, как дважды два:
шестьдесят копеек на обед, а остальное - на то самое плюс две пачки "Примы".
А если не будет хватать, то и от курева до самой Тюмени отказываемся. - Он
обернулся ко мне, уверенный в поддержке: - А?...
Конечно, я был полностью согласен с предыдущим оратором. Хотя, и жалел
Снежкова, который даже дар речи потерял: к такой калькуляции в общем
бюджете, даже зная аппетиты своих друзей, он готов не был. Идти с нами
отказался. Когда поезд остановился, мы отправились вдвоем, пообещав Снежкову
принести пару пирожков "от зайчика на сдачу".
- Не расстраивайся, - успокоил меня Айзик, когда вышли из вагона, -
имеется у него заначка, кожей чувствую, иначе это не Снежков. Поэтому и не
пошел с нами. Сейчас натрескается в ближайшей столовой. Давай узнавать, где
тут у них "винка"...
Будущее наше расписал Айзельман еще пару курсов назад: Снежков, как
самый безупречный со всех ракурсов, будет начальником управления, если,
конечно, его не засосет наука и он не ударится в погоню за диссертациями и
научными степенями. Айзельман, гражданин с изъяном по "пятому пункту", не
будет претендовать на первые должности, поэтому красная цена ему - главный
инженер при Снежкове. Меня, человека без ярких способностей, но зато
носителя определенного количества малоросских генов, они оставят при себе по
снабженческой части. Таким образом, ввиду того, что с перспективой у нас
было все ясно, студенческие годы мы проживали легко, спокойно, не докучая
преподавателям особенным рвением по части учебы.
Мы вышли на залитую солнцем вокзальную площадь и сразу оказались перед
чередой цветочниц. Не успели рта открыть, как весь цветочный ряд, русские и
казахские женщины, обратился к нам:
- Молодые люди!... Вы кто - олимпийцы? Вы на Олимпиаду едете?...
- Да!... - как всегда нагло, экспромтом, на всякий случай, соврал
Айзельман.
Коротко постриженные и загоревшие, в джинсах и шерстяных спортивных
кофтах - "олимпийках", Айзик в кроссовках, я в кедах; худощавые, с
"поставленной" во время сборов осанкой, мы, видимо, действительно смахивали
на физкультурников. Цветочницы светились интересом и уважением, некоторые
стали предлагать цветы - небольшие букетики. "Просто так, бесплатно!...
Выступайте там хорошо, успехов вам!" Айзик скромно отказывался, затем
сжалился над поклонницами, взял розу с поломанным стеблем, перевесившуюся
через край ведра. После этого спрашивать про винный магазин было стыдно,
даже Айзик на такое не решился. Мы уходили с площади, купаясь в лучах
несправедливой славы. Вслед нам неслось: "Олимпийцы!... Олимпийцы!..."
Ближние прохожие оборачивались, кто шепотом, кто вполголоса, подхватывали
клич. Айзик оглянулся на цветочниц, помахал руками, изобразил плакатное
пожатие, украшенное поникшей розой, и в качестве концовки крикнул:
"Дружба!". Пора было уходить в отрыв, что мы и сделали.
Зашли в переулок. Навстречу двигалось юное создание, очевидно, местной
национальности, в умопомрачительных бикини, с сумочкой на длиннющем ремне.
На смуглом красивом лице с крупными раскосыми, какими-то "космическими"
глазами, невероятно вздернутыми к вискам, было то же восхищение, от которого