"Леонид Нетребо. Мидии не родят жемчуг (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

Гвоздики даме, принесенные полуживым поклонником, пострадавшим из-за
этой же дамы. Это уже подвиг. Но, впрочем... Для этого совсем не обязательно
быть Андерсеном.
- За девушку воевал, - подтвердил Андерсон, удивляясь собственному
голосу, который он слышал только одним, здоровым ухом, и впервые после того,
как первый раз Барби навестила его в больнице, ощущение сумасшедшей детской,
прямо песьей радости сменилось донкихотовой гордостью: он победитель!
Раненый, но победитель.

А началось все это... Когда же это все началось. А ведь, черт побери,
все началось со Светланы - а он уже и думать об этом забыл, приписывая
только себе все свои пороки и добродетели, от которых закрутилась эта
дьявольская карусель! Бог ты мой, неужели Светлана, подруга Светка, надежная
шалава Светик, с которой можно было целоваться или сидеть в баре, просто
так, от скуки, без всяких последующих взаимных претензий... Неужели она, -
всего какой-то парой фраз! - могла так круто вывернуть его жизнь.
...Чего ему не хватало? А Светлане? Четыре курса института позади, еще
бы год - и все разлетелись кто куда. Часть однокашников уже определилась,
создав семьи де юре или хотя бы де-факто. А он был вольная птица и искренне
этому радовался: молодость впереди, не стоит стареть раньше времени.
Светлана, в отличие от своих сверстниц, озабоченных к пятому курсу, как бы
не улететь к черту на кулички не закольцованными, казалось, относилась к
своему будущему сообразно настоящей разбитной жизни - никак. С чего вдруг
она ляпнула тогда, в тот вечер...
И вечер был для них как вечер, каких уже минуло сотни: томно грустящая
осень, тягучий запад необремененого заботами дня. Он взял Светлану, благо
она тоже слонялась без дела, и вышел с ней в парк. Как обычно присели на
открытую скамейку, спиной к умирающему солнцу. Говорить было не о чем, -
просто курили. Помнится, он случайно повернул голову и вдруг загляделся на
закатное эхо, которое таяло за липовыми кронами. Шуршащие звуки окраинного
микрорайона, поздний закат и горьковатый запах желтеющей листвы внушали
такое безотчетное счастье, наверное, определенное молодостью, здоровьем и
неясной перспективой - чуть сладкой и чуть тревожной, что можно было
заплакать рядом с такой же, родственной Светкиной душой. Он перевел взгляд
на свою подругу. И удивился, по новому выхватив ее профиль, отдавая себе
отчет в том, что видел это уже много раз: прямой греческий нос над красивым,
всегда красным и без помады, ртом с чуть выдающейся вперед рельефной верхней
губой - при поцелуях нижнюю, якобы несмелую, приходилось отыскивать. Под
детским, трогательно тяжеловатым подбородком, по белой гусиной шее, вверх и
вниз, плавает нежный подкожный шарик. А какие у его подруги волосы:
хлопковый пук, как будто на голову навалили белоснежной пожарной пены, - все
это сейчас, в закатных волнах, играющих желтыми зайчиками в Светкиных
клипсах, выглядит гигантским, пропитанным янтарным светом, одуванчиком.
Они приехали сюда из одного маленького городишки, до этого закончив
одну школу, где все десять лет не обращали друг на друга никакого внимания.
Однако ничего необычного в том, что в студенческом общежитии земляки стали
не разлей вода. Ходили вместе в столовые, в кино, на танцы. Он научил ее
красиво курить, она его - правильно целоваться. Это совершенно органично
стало обыкновенным и бесстрастным их занятием - курить и целоваться. Они ни
куда не спешили, поэтому, как водится, незаметно прошли годы. Только иногда,