Игорь Рыжков Иллюзии

Я проснулся от какого то странного ощущения безысходности, подавленности. Каза-лось, что я потерял что-то очень важное и никак не могу найти. Я пошевелил руками. Повернулся на бок. Провел ладонью по лицу пытаясь стереть испарину. С удивлением посмотрел на ладонь. Она была выпачкана кровью. Старой свернувшейся бурой кровью. Мелким крошевом из моей плоти. Фибрин и тромбоциты. Система регенерации работала наверное неплохо. Она закупорила рану быстрее чем я успел истечь кровью. Я сел на постели. Посмотрел на смятую всю в рыжих пятнах подушку и пытался вспо мнить где так сильно поранился. Но не смог. Какие то жуткие образы плыли перед глазами, похожие на ночной кошмар. Тяжело встав я добрался до ванной комнаты. Включил холодную воду и забрался под душ.

Десять, девять, восемь, семь. - Я мысленно отсчитывал секунды. Переохлаждаться было нельзя. - Один, ноль - Я выбрался из под душа и растерся жестким вафельным поло-тенцем. Кожа покраснела и на ней стали хорошо заметны белесые рубцы. Один на груди от левой ключицы и почти до тазобедренного сустава правой ноги. И один на спине. От левой лопатки и до ягодицы. Я подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. - Бр-р-р-р-р-р… - Не брился наверное дня три-четыре. Я взял помазок, выдавил на него немного крема для бритья и намылил свою помятую физиономию. Поменял кассету в станке и тщательно выбрился. Рана на щеке протянувшаяся узкой полосой от правого виска через подбородок и горло к ключице почти не беспокоила. Она затянулась и теперь ее выдавал только ярко красный рубец, который через месяц станет таким же белесым как и старые раны на груди.

В желудке было пусто. Жутко хотелось есть. Я прошел в спальню надел старые вы-тертые джинсы и ковбойку. Добрался до кухни и открыл холодильник. Минуту спустя классический завтрак уже шкворчал на сковородке. Две сосиски, немного лука и три кури-ных яйца. И все это запить кофе с молоком. Я достал из пачки сигарету и сладко затянулся. Пустил облако сизого дыма в потолок и задумался. Наверное я опять был там. Если бы такие раны я получил в этом мире, то вряд ли бы последствия были столь мало-значительны.

Серый столбик пепла, нагоревший на сигарете упал в тарелку с остатками завтрака. Ужасно болела голова. Я выдвинул ящик стола и нашарил начатую пачку цитрамона. Вы-давил из бумажной упаковки две таблетки и кривясь разжевал их. Ужасный вкус. Запил лекарство остатками кофе и закурил снова.

Рано или поздно мне придется вернуться. И поэтому мне было страшно. Преодоле-ние страха требовало некоторого времени. Нужно было просто собраться и немного подумать. Я долил воды в чайник и включил его в розетку. Он закипел быстро. - Еще одна чашка кофе и я иду. - Я мысленно выругался. Слишком частые Перевоплощения отнимали уйму сил и со временем я начинал понимать, что эти Перевоплощения не бесконечны. Настанет день, который поставит меня перед выбором. Выбором окончательным. Наверное я боялся именно этого. Я просто не знал какое из Перевоплощений будет последним.

Прошел наверное час. Я выкурил уже четыре сигареты и маленькая семиметровая кухонька под завязку наполнилась сизым табачным дымом.

Я поднялся подошел к окну и открыл форточку. Шестой этаж. Внизу плотным пото-ком неслись автомобили. В каждом из них сидели люди. У каждого из них была куча проблем. Они спешили решить их и поэтому торопились.

У меня было тоже множество проблем: нужно было заплатить за квартиру, телефон. Кредиторы у которых я когда то занимал деньги тоже стали беспокоить, сомневаясь в моей платежеспособности.

Наверное два года назад я допустил ошибку решив, что пройдя Врата я сумею вер-нуться когда захочу. Тогда я просто не знал, что тот шаг, который был сделан с такой легкостью столь разительно изменит жизнь. К Перевоплощениям привыкаешь как к силь-ному наркотику. Отказаться от новых очень трудно. И сейчас я уже наверное не смогу сказать кто я на самом деле и кем буду через час.

Все-таки через полтора. Я займу у этой весны за окном еще пол часа. Постою и по-смотрю на бесконечную череду автомобилей. На остовы деревьев, которые через пару недель должны будут окутаться светло-зеленой дымкой молодой листвы.

Я взял из пачки последнюю сигарету и снова закурил. Прислонился к холодному стеклу горячим лбом, голова все еще болела. Стоял и ждал. Ждал когда пузатый будильник на подоконнике наконец дотащит минутную стрелку до получасовой отметки.

Минута... десять секунд... пять... три... Я нажал на кнопку будильника за миг до то-го как он взорвался бы звонкой неудержимой трелью в который раз прогоняя меня в преисподнюю.

– Нужно идти - Я оторвался от стекла. Выбросил в открытое окно раздавленный фильтр от сигареты, развернулся, и, глубоко засунув руки в карманы, затопал к двери в свой кабинет. Дверь открылась от легкого толчка плечом. Я вошел в полутемную неболь-шую комнату и не включая свет опустился в глубокое кресло перед системой входа. Пальцы привычно легли на кнопки управления. По монитору побежали виденные наверное уже несколько тысяч раз строки: параметры - норма, подключенные устройства - норма, загрузка системы - норма, соединение - норма.

– Поехали... - Усмехнулся я и замер в ожидании. Система настраивала коридор и высокий свист несущей частоты уже давно перестал раздражать меня. Полуметровый овал в рамочке из свитых в радужные жгутики искорок возник через пять секунд после настрой-ки коридора. Его полупрозрачная голубовато-серая поверхность напоминала водную гладь. Сквозь нее просматривалось так же неясно размытое и преломленное дно и также как от невидимого сквозняка бежала крупная ровная рябь.

– Ну что же… придется искупаться - Я протянул руку и приложил ладонь к серо-голубой поверхности. От моего прикосновения быстро-быстро в стороны разбежались ма-ленькие шустрые волны. Они отразились от радужной рамочки, вернулись снова и смешиваясь и отражаясь вновь, превратились в маленькую кольчужку, состоящую из сотен подвижно, но бесконечно прочно спаянных колечек.

Не смотря на свою податливость Врата были непреодолимы, если желающий пройти их не имел Ключа. У меня был Ключ. Маленькое золотое колечко на мизинце. Едва замет-ное - паутинка. Я ждал. Спустя некоторое время Врата признали меня своим и колечки кольчуги-стены начиная с того места к которому был приложен Ключ осыпались с тихим мелодичным звоном. Врата открылись. Я привстал с кресла, нагнулся и сделал шаг.

Привычно сдавило грудь. Заполоскало в глазах разноцветными полотнищами. Вдоль спины скатился ледяной ком озноба. Страх привычно собрался в основании шеи, протис-нулся в глотку и попытался вырваться сдавленным стоном. - Черт! Как больно!

При проходе мне всегда было больно. Я удирал из реального мира. Убегал. Спасал-ся. Именно поэтому закрепилось в ощущениях это тягучее, липкое, где то под ребрами, неутолимое чувство черного провала за спиной и невозможности обернуться, встретить его лицом и противостоять. Попытаться противостоять. Бороться и… И не победить.

Победа не всегда преодоление. Если для того, чтобы выстоять нужно повернуться и ты этого не можешь. Нет сил. То может быть стоит попробовать поменять точку отсчета? Изменить начало координат? Отступить от привычной шкалы ценностей? Если нечем ды-шать, то может быть стоит попробовать научиться обходиться без воздуха? Если нет сил идти, то может быть стоит попробовать взмахнуть… крыльями и взлететь?

Я привычно затаил дыхание. Паническое желание вдохнуть, придавленное волей проходит. Я на самом деле не нуждаюсь сейчас в воздухе. Это мое тело. Тело человека желает провентилировать легкие. Или то, что осталось от человека. Как трудно осознать кто я сейчас. Я закрыл глаза. Видеть здесь тоже не просто. И не видеть тоже. Закрыть глаза не значит погрузиться во тьму. Это значит ограничить восприятие. Это значит при-нять для себя нечто привычное. Привычное из мира реального. “Закрыть глаза” - приказ. Я приказал. Приказал потому, что стало невыносимо… Стало невыносимо себя жаль. И за жалостью тоска. За тоской ярость. Это тоже неизбежные мои спутники прохода через Вра-та. Скоро будет легче. Я падаю в них в этот омут все глубже и уже не сопротивляюсь падению. Скоро будет легче. Это как молитва. Как заклинание - “Скоро будет легче”… “Скоро…”.

Кому то легко изначально. Каждый проходит Врата по своему. Закрепляется первое впечатление. Первые ощущения прохода. Если новообращенный лезет в эту серую муть из чистого любопытства, сгорая от вожделения, от предощущения новых незабываемых ощу-щений, то он их и получает. Наркотическое опьянение, оргазм, не идет ни в какое сравнение с тем, что испытывает новичок проходя Врата. Кто то от этих ощущений сходит с ума. Кто то приспосабливается. Мне больно и я уже привык, что мне больно. По крайней мере, я застрахован от сумасшествия. Если тебе больно значит ты еще жив. Меня затрясло. Это смех. Дикий истерический смех. Такое бывает когда идешь через грязную улицу в парадном костюме и в лаковых туфлях, боясь опоздать на званый ужин и вдруг провалива-ешься в зловонную лужу по щиколотку. Все! Ты опоздал! Ты грязен как черт и все, что ты себе придумал летит в тартарары. И вдруг становится легко. Ты свободен от обязательств. Тебя перестают мучить угрызения совести. У тебя есть достойное оправдание. Есть причина не делать того, что ты не хочешь. Ты смеешься и прохожие крутят пальцем у виска проходя мимо. Сколько лиц у свободы? Свобода от обязательств. Свобода от общества. Свобода от совести. От чего на этот раз?

Мир снова взорвался сполохами. Замельтешил цветным зигзагом, выстроился в зыб-кий, искрящийся серебром широкий - не дотянуться до стен - коридор. Все! Я прошел. Мысленно утираю со лба пот. Немного напрягаюсь. Стены откликаются, тянуться ко мне, ломают в отражениях оскаленную дикой гримасой физиономию. - Так, теперь в плюс. - Лица в отражениях мельчают, дробятся, их становится все больше, уже тысячи, десятки тысяч. Коридор постепенно превратился в пузырь и не видно ни входа не выхода. - Теперь можно двигаться дальше - Я расслабился. Набросил на мир тень. Он живет по своим зако-нам. Если пропадает воздействие, разумеется он вернется к первоначальному состоянию. Как, например, сейчас. Коридор вязко заколыхался и стал тем чем был секунду спустя после того, как я, разорванный на электрические импульсы Вратами, собрался здесь во-едино, отражениями в отражениях. Бесконечными податливыми, чуткими. Я побаловался ими еще немного, вытягивая, скручивая в спирали, утаптывая в блин. Я отдыхал, но это не могло продолжаться вечно. Это словно застрять в чистилище. Словно войти в дверь и ос-таться в прихожей. Нужно было двигаться дальше. Сейчас мне необходимо заполучить тело. Тело могло дать только Зеркало. Какое, в общем, не важно. В этом мире было мно-жество Зеркал. Больших и малых. Каждое имело свое название. Каждое имело свои особенности и свой характер. Мне необходимо было Зеркало, которое называлось Викен-дом. Кто и когда придумал ему такое странное название не особенно волновало меня. У меня были свои проблемы и мне нужно было решать их. Проблемы, которые я принес из мира реального и создал себе в мире этом - “не - реальном”. А что реально? Что не реаль-но? Кто мне скажет? Если боль настоящая? Если невозможно дышать от обиды? Если… Если… если… Тогда тысячу лет назад я не знал, что однажды отразившись в нем и обретя тело я буду вынужден прожить в “этом” реальном мире целую громадную, полную боли, радости и страха жизнь. Теперь я это знал и поэтому спешил. Мне нужна была плоть. Но-вая какая угодно, но плоть.

Движение далось легко и колышашиеся, вытягивающиеся, смеющиеся рожи пополз-ли назад, все быстрее и быстрее. - Здесь поворот - Это я помнил. Дорога, которой проходишь сотни раз уже не нуждается в ориентирах, просто помнишь - “это здесь”.

Передо мной закружилась воронка, продавливая стену, вытягиваясь в новую кишку, отросток, создавая новый коридор из тех же самых отражений, лиц, улыбок и гримас.

Нужно спешить и это я помнил тоже. Даже не помнил. Это вбито коваными гвоздями в саму мою суть. Нельзя смотреть в глаза отражениям. Нельзя заговаривать с ними. Нельзя прикасаться к ним. Нельзя. Каждое из них ты сам. В радости, гневе, страхе. И единствен-ное, что удерживает тебя здесь - это воля. Осознание себя самого как личности. Стоит расслабиться, заиграться, засмотреться и ты развеешься в серебряную пыль, расколешься на кусочки, и вывалишься хрипя и блюя желчью у себя в квартире перед мертвенно мер-цающими Вратами.

Я влез в узкий проход нового ответвления и небольшим волевым усилием расширил его. Клаустрофобия - еще один бонус, которым приходится оплачивать собственное при-сутствие здесь. Привычка к огромным пространствам, возможность влиять на них пусть и в ограниченной степени приводит к тому, что забываешь о существовании малых объемов, тесных кабинок лифтов, крохотных кухонь, лестничных клеток на которых невозможно развернуться пронося гроб. Слава богу мне не пришлось проверять это на практике, но те кто не избежал, столь печальной участи и хоронил близких, наверное не станут врать.

Я двигался вперед размеренно и неторопливо. Словно стайер, решивший вдруг вме-сто преодоления обычной марафонской дистанции обогнуть земной шар.

Стены коридора рваным, расшитым блестками полотном текли назад. Нужно было совершить еще пару поворотов, пробить еще две дыры и я сделал это на полном автомате, за исключением того, что не стал протискиваться в воронку сразу после того, как она от-крывала свой жадный зев. Если ее закрутить быстрее, то проход будет шире и можно не касаться этих смеющихся рож, пролезая внутрь.

Серебро и чернь, лазурь и индиго коридора постепенно менялись на золотые крас-ки, стены мутнели и я облегченно вздохнул, когда они перестали демонстрировать мои отражения. Это явные признаки того, что я не ошибся. Викенд был золотым или по край-ней мере я воспринимал его в красках именно так. Золото и серый бархат. Пространство вокруг узнаваемо изменилось, я повис в центре золотой сферы, медленно кружившейся, текущей, живой. Расчерченной сотнями тонких радиальных линий, изломанных разновысо-кими частыми зубцами, разрывами, узлами - сростами. Я всмотрелся в них. Никого из тех кого я знал в Зеркале не было. Но сейчас это не важно. Нужно подключаться к тем кто есть. Не до изысков. Я метнулся вперед, впечатываясь в стену. Она мягко приняла меня. Потянула в сторону, разматывая в такую же как сотни других шепчущую радиальную нить. В вязкую тишину стали пробиваться звуки, пока неясные едва различимые отдельные слова, простые ничего не значащие фразы, белый шум:

А у нас тепло… лето… и купаться хочется - жуть. - шелестел чей то высокий, то ли детский, то ли женский голос.

А у нас мороз в двадцать градусов, холодно. На улицу носа не высунешь. - басисто отвечал с задумчивыми паузами мужской.

Ой! Новенький! Кто ты? - Пропели два высоких голоска в унисон. Это вопрос ко мне. Новенький, надо же. Да я получил Ключ, когда вы все еще под стол пешком… - Под-нявшееся откуда то из глубины веселое возбуждение пропало разом. Навалилась грусть. Нужно было назвать себя и от того, что я произнесу в этот раз зависит то кем я стану. Но, мне уже все равно. Или почти все равно. Старый фокус самый верный. Цедя фразу произ-нес привычное - Мы одной крови… - Произнес и замер. Необходимо дождаться завершения полного оборота сферы. За это время Двеллерами Зеркала будет расшифрован посыл и сформирована личина. Данные о ней будут переданы в нить, которой я по сути сейчас и явлюсь. Я видел как это выглядит со стороны. Очень похоже на наглядную демонстрацию амплитудно-частотной модуляции. Изломы, разрывы, зубцы меняют порядок, рисунок. Он приобретает что то новое, но неуловимо узнаваемое остается. Приобретая опыт по рисунку модуляции можно не только идентифицировать Гостя, но и определить его суть. Кто он на самом деле: просто Гость, Метаморф, Оборотень. Я не пытался это делать сейчас. Не было никакого желания выяснять “ху из ху” на этом Зеркале. Я ждал собственного метаморфоза и знал, что его признаки распознаю сразу. Личина - не просто оболочка. Она изначально принадлежит какому то из уже существующих либо вновь создаваемых миров. Приобретая новую плоть, я неизбежно окажусь в той реальности частью которой она является. У кого то все происходит очень быстро. Без перехода, словно шагаешь в открывшуюся внезапно дверь. У меня всегда с какими то странными вывертами. Мой переход это как правило трансформация. Зеркало начнет изменяться само, приобретая признаки нового мира, мета-морфоз плоти начнется чуточку позже.

– Баммм… - этот звук указывает на завершение оборота сферы Зеркала. Словно те-бя предупреждают - Заказанное блюдо готово. Хорошо. Отведаем. - Я напрягся. Предощущение боли в который раз стягивает все существо судорогой. Нельзя сопротив-ляться - будет тяжелей. Открыться. Распахнуться настежь. Принять воздействие. Вот так. Началось…

Дно сферы стало вспучиваться вдавливаясь внутрь, образуя некое подобие земной тверди. Свод поднялся, растаял, наливаясь голубизной, подернулся легкими перистыми облаками. Я вывалился из переставшей быть осязаемой стены и аморфным, еще не обрет-шим формы комом стал проваливаться вниз, падать на все убегающую от меня, расширяющуюся, обрастающую лесами, горами, реками и болотами Землю, все таки Зем-лю.

– А-а-а-а-а… - Я уже мог кричать от страха, мог неосознанно размахивать чем то на-поминающим конечности, пытаясь остановить падение, мог погибнуть и не завершив метаморфоз вернуться к Зеркалу, мог шлепнуться в болото под плотным сводом вечнозеле-ных древних растений. Что, собственно, и сделал. Падение с высоты, как мне показалось, нескольких сотен метров, даже в грязь не может пройти бесследно. Гулкий удар в брюхо и дыхание остановилось, клацнули челюсти и в глазах рассыпался целый фейерверк разно-цветных искр, боль полоснула кипятком по внутренностям и навалилась сторожкой, чуткой тишиной бессознательного состояния.

Сколько времени пришлось провалиться трупом я не знал. Возможность чувствовать приходила постепенно. Я лежал как я понял в топкой теплой жиже. Какая то мерзость ползала по спине и щекотала почти незащищенные стыки шкуры и огромных костяных пластин, напоминающих короткие римские мечи. Я попытался вспомнить как проходил коридор и наконец добрался до Зеркала. Интересные ощущения. Я усмехнулся. Мне опре-деленно нравилось быть кем то больше чем быть самим собой. В коридоре ты не имеешь ни имени ни звания ни тела. Ты похож на чистый разум, который может видеть, воспринимать и осознавать, но не имеет возможности влиять на тот мир в котором он находится. Стены коридора проницаемы для обычного волевого усилия и не составляет труда изменить на-правление и двигаться по любому из цепочек отражений. Да. Коридор скорее похож на гибкий изменчивый, живой лабиринт, состоящий из кусочков разбитого стекла. Они бле-стящи и ярки. В них бьется пойманное случайными лучиками солнце. Ты двигаешься внутри этой вселенной и над нею. Ты не можешь быть везде одновременно. Но ты можешь за долю секунды переместиться туда куда тебе будет угодно. Главное, чтобы ты знал где ты хочешь оказаться в следующую секунду.

На этот раз все прошло не столь просто и буднично как это обычно бывает. Было по-настоящему больно. Обрастать новой броней оказалось совсем нелегко. Легко меняли тела Метаморфы. Они обладали почти неограниченным ресурсом Перевоплощений но их тела были неустойчивы. От малейшего воздействия Метаморфы теряли свою телесность, которую и телесностью то в общем нельзя было назвать, скорее они обладали возможно-стью всего на всего казаться но не быть. Я не был Метаморфом. У меня ограниченный запас Перевоплощений и каждое последующее давалось мне все тяжелей.

Зуд на спине становился невыносимым. Какие то мелкие твари с острыми как иглы зубами пытались добраться до плоти отчаянно кусая стыки панциря и пластин. - Еще на-хватало в самом начале Перевоплощения быть съеденным какими то дилетантами из новообращенных - подумал я и тяжело заворочался в грязи. Это помогло. Дважды пере-вернувшись с богу на бок я, похоже передавил эти ползучек. - Да и черт с ними - пронеслось в голове - ничего страшного. Пока им легко перевоплощаться, попробуют еще раз.

Я открыл глаза. Папоротники. Невероятных размеров с толстенными стволами вы-стреливались из болотной жижи и перли с несгибаемой настойчивостью как секвойи вверх к солнцу. Им тоже очень хотелось жить. В воздухе было много углекислоты и им было из чего синтезировать крахмал. Жаркий и влажный климат был как нельзя более для них благоприятен, но когда слишком много желающих жить рядом неизбежно вспыхивает вой-на. Если не за клочок земли или воздуха, то за лучик солнца. Энергия. Без нее невозможен ни синтез крахмала ни синтез белка ни полеты в космос.

Хвощи были не так высоки, но их ветвистые метелки более темного цвета достаточ-но ловко ловили остатки света, который протискивался сквозь кроны папоротников и совсем угасал достигнув коричневого болотистого дна доисторических джунглей. Внизу были сумерки. Сумерки зеленого цвета, которые очень походили на те которые я видел когда я был красавцем-афалиной, океанским дельфином, и жрал всякую водоплавающую гадость. Засосало под ложечкой. - Сколько же я лежу здесь? Час? Два? Пять? - Земля вра-щалась довольно быстро и я пока не привык еще к новому времени. Голод становился все более ощутимым. Пасть наполнилась тягучей слюной. Мое огромное тело весом в шестна-дцать с половиной тонн просило энергии. Энергии, которую высасывали из жаркого сол-нышка наверху папоротники - переростки. Я с тоской вспомнил о сосиске, которую недоел уходя в Веб. Опять новая диета. Это было хуже всего. Я с трудом привыкал к рациону, которым должны были питаться зверюги в которых нас с неумолимым упорством запихива-ли эти психопаты - Двеллеры.

Перед тем как отразиться в Зеркале ты сам выбираешь себе личину. Но не всегда удается удержать ее. Часто энергетика Двеллеров сформированная каким то жутким пре-дубеждением превращает тебя в монстра, которым ты вовсе не собирался становиться. Но так происходит. Законы этого мира столь же неумолимы и значимы как законы любого из миров.

Сволочи - озлобленно подумал я - Вам бы побывать в моей шкуре хотя бы разок, вы бы потом не смеялись над тем что мы - Оборотни глотаем обычную картошку после воз-вращения почти не прожевывая. Я ругал Двеллеров, хотя не видел еще ни одного из них. Может быть их не было вовсе. О них ходили легенды, много легенд, но никто мне еще не сказал кто они Двеллеры и откуда они берутся. Они управляли Зеркалами и их психоген-ные поля многократно усиленные необычными свойствами Сети включали механизм Перевоплощений. Разумеется, если он вообще был. У меня он был.

В сеть попадаешь, весь, до последней запятой, до самого мелкого штриха в хромо-сомах, до мозолей на пятке и родинки на носу. Сюда нельзя попасть наполовину. Способы формирования личины весьма схожи с обыкновенной биохимической генетикой и биологи-ей, но только усиленной и ускоренной возможностями сети в миллионы раз. Нет необходимости возиться с пробирками и колбами, дожидаться деления клеток и образова-ния необходимого генотипа. Все гораздо проще и одновременно сложней. Любой кто приходит сюда, приносит то, что заложила в него природа и отступить уже невозможно. Ты тот кто ты есть и другого выбора не существует. Моя генная, можно назвать и так, структу-ра оказалась открытой, перепрограммируемой, доступной к воздействию психогенных полей и именно поэтому пройдя Врата в первый раз я уже не мог отказаться от того, чтобы пройти их снова. Хотя, многие считают, что в большей степени важно не то что у тебя в клеточных ядрах, а в сердце. Условное понятие души здесь приобретает вполне матери-альный смысл. Есть некоторые закономерности, которые связывают типы метаморфоза с психологическим рисунком Гостя. Однолюбы всегда Оборотни и по другому не может быть. Хотя, обратной зависимости нет. Не всякий Оборотень - однолюб. А, Гости… А, Гости, они просто Гости. Каждый новообращенный был им до первого метаморфоза. Если он происхо-дит вообще. Гости по сути не могут, не умеют, не имеют возможности принимать личину. Это их плюс, это их минус. Они защищены от всего того страшного, тяжелого, больного, что несет с собой способность к трансформации, но они и лишены непередаваемых, пре-красных ощущений, которые испытывает Оборотень принимая личину, исследуя новый удивительный, бесконечно прекрасный мир.

Есть еще Метаморфы. Они не перестраиваются полностью. Их реакция на воздейст-вие Зеркал почти мгновенна. Они принимают предложенную личину сразу, но глубинного Перевоплощения не достигают. Меняется только оболочка и поэтому Метаморфы могут принять не всякую личину. Метаморф может стать водоплавающим организмом, но никогда не научится дышать жабрами. Может стать птицей, но полет будет для него мучением. Этот мир наш. По настоящему в нем живем только мы. Платим за это и платим дорого.

Может быть я завидую метаморфам, но все таки не люблю их. Для них Веб всего лишь игра. Взаимное влияние психики и физиологии Метаморфа и Веба исчезающе мало. Миры не оказывают сколь бы то ни было сильного воздействия на Метаморфа и сам Мета-морф, как бы сильно он ни хотел, не в состоянии оказывать значительное влияние на них. Метаморфы - те же Гости. Туристы. Они приходят и уходят. Легко расставаясь с телами, легко превращаясь и трансформируясь. Исчезая так же быстро как и появились. Я не ме-таморф. Я - Оборотень и каждое мое Перевоплощение, каждая новая личина меняет не только мою психику, но и физиологию и влияние личины на то что возвращается в реаль-ный мир более чем значимо.

Я вспомнил выпачканную кровью подушку и внутренне содрогнулся. И тем не ме-нее, от человека в нас все таки кое что оставалось, так или иначе мы не целиком копируем милых зверюшек в которых трансформируемся.

– Милых - от этой мысли моя пасть скривилась, обнажив частокол тупых зубов в гримасе, которую бы только идиот назвал улыбкой. Но это была улыбка. Я улыбался. Мне почему то было весело. Я попытался встать на свои толстенные ноги. Получилось не сразу. Они дрожали и никак не хотели удерживать мое тело. Через несколько минут борьбы с весом я все таки привстал на колени и потом с уханьем укрепился на всех четырех огром-ных лапищах. Все таки это было грандиозно. Шея хоть и была не очень толстой и содержала просто невероятное количество позвонков не давала разглядеть себя со всех сторон.

Не смотря на принудительность Перевоплощения, я почти себе нравился. Буро-зеленое, выпачканное в грязи, закованное в практически непробиваемые латы тело. Ог-ромные похожие на мечи костяные пластины. Длинный могучий хвост, гораздо более гибкий и сильный чем шея, утыканный трехметровыми саблями-шипами. Я пошевелил хвостом. Он дернулся из стороны в сторону, поднимая волны бурой жижи. - Класс!!! - мне нравился мой хвост. Я приподнял зад, благо ноги в крестце были более сильными и высо-кими и махнул из стороны в сторону своим смертоносным оружием. Он со свистом срезал несколько толстых стволов и они рухнули, подняв вокруг маленькие грязевые фонтанчики. -Здорово!!! - Я нравился себе все больше. Если бы не дрожь в коленях, которая должна была скоро пройти я бы наверное немедленно побежал искать Врата для того чтобы покра-соваться перед теми кто еще топчется у входа и не решается сделать последний шаг. Помахал хвостом. Поерошил бы колючую щетинку на спине. Продемонстрировал бы все прелести Перевоплощения, но я увлекся. Мой желудок травоядного все настоятельнее требовал клетчатки с малой толикой крахмала.

Я посмотрел по сторонам. Вершинка одного из упавших папоротников, который я мастерски срезал хвостом показалась мне весьма аппетитной. - Бред... сосиска в тысячу раз лучше - подумал я но потянулся к светло-зеленым стрелочкам листьев и захрумкал ими с превеликим удовольствием. - А ничего - пронеслось в голове - Кажется с голоду я здесь не умру... В голове?... На моей зубастой роже наверное снова появилась гримаса, которую с некоторым натягом можно было принять за улыбку. Я даже толком не знал где у меня то что думает. У моей породы было три нервных узла - мозга. Один в небольшой, но весьма уютной черепной коробке, второй поближе к крестцу и третий в огромных полостях костей таза. Для того, чтобы таскать на себе такое орудие как мой хвост у меня должна была быть задница весьма солидных размеров. Ну а где же прятать самое ценное как не в самом защищенном месте? Думать задом? Мне и это понравилось тоже. Пока я думал тем чему положено думать голова не спеша объела одно деревце, затем другое и затем смачно рыг-нув потянулась к третьему. - Э-э-э-э, братец. Это уже перебор. Пора и на разведку. Обжираться будем потом.

Я пошевелил хвостом, по приседал на лапах, плюхаясь каждый раз пузом в грязь. Снова осмотрел себя со всех сторон и довольный стал проламываться сквозь чащу к тому месту которое как мне казалось было более открытым. Мне захотелось погреться на сол-нышке. Я топал по трясине и она ухала под ногами, чавкала, и клокотала. Через сотню шагов болото превратилось в некоторое подобие заливного луга и потом исчезло совсем. - Урра!!! - камешки - с радостью подумал я и еще бодрее зашагал к красным гранитным обломкам, выпертыми из болота отрыжкой мамочки-земли у которой в этом виртуальном времени наверное еще не все было в порядке с пищеварением.

Я вышел на осыпь, состоящую из небольших камней. Выветривание и перепады температур сделали свое дело. За несколько сотен лет пара-тройка менее устойчивых скал все таки превратилась в удобное лежбище для подобных мне тварей. Я подошел к гряде. Окинул ее орлиным взором и стратегически оценил диспозицию. Гряда поднималась до-вольно круто вверх и превращалась в скалы высотой в двести триста метров. Никакой хищник не в состоянии лазать по таким узким уступам. Отроги гряды постепенно снижаясь уходили влево и вправо, охватывая полукольцом заболоченный участок с такими вкусными папоротниками. - Класс!!! - подумал я - Солнышко как раз жарило во всю и погреться без риска встретится с каким ни будь еще не изученным видом фантома или оборотня мне все таки удастся.

Я поелозил пузом по осыпи выбивая в каменной подстилке удобное лежбище и с удовольствием растянулся, спрятав голову за мощную грудь, прикрытую от нападения сверху первым не самым большим, но от этого не менее опасным мечом-пластиной. Глаза закрылись сами собой. Солнышко пропекало меня как маковую булочку. Его лучи светили слева, а отраженное от скал тепло грело правый бок.

Я давно не отдыхал так даже будучи человеком. Человек - существо неорганизован-ное. Оно все время куда то спешит. Постоянно хочет доказать своим собратьям что оно чего то да стоит и наживает в конце концов язву или тромбы в сердечных артериях. А я был стегозавром и мне было очень даже хорошо. Лень тоже может приносить удовольствие и я ленился во всю. Солнышко уже клонилось к горизонту и почти живые папоротники повернулись в его сторону тоскливо опустив ветки, готовясь ко сну, чтобы с первыми его лучами снова хватать и глотать его энергию. - Работайте-работайте - лениво подумал я - а я завтра сожру то что вы успели насинтезировать за свою недолгую жизнь.

Я проснулся от того, что стало слишком прохладно. Солнце спряталось за горизонт и луна неестественно огромная и яркая повисла в небе освещая низину как засиженная мухами ртутная лампа. Я сомкнул пластины на спине для того чтобы уменьшить площадь излучения и сохранить накопленное тепло. Как это ни прискорбно, но эти шестнадцать с половиной тон живого веса не умели регулировать температуру менее хлопотным обра-зом. Я был холоднокровным и это было пожалуй единственным неудобством, которое я ощущал. Через пару часов это неудобство пееросло в проблему. Мне стало отчаянно хо-лодно. -Я так пожалуй тут еще и вымру самым бессовестным образом - эту невеселую мысль принес с собой порыв влажного ветра, прилетевший с горного пика еще не покрыто-го снежной шапкой но макушкой своей уже упиравшегося в температурную отметку образования льда. - Ну зачем Админам понадобился такой натурализм? - Вставать не хоте-лось жутко. Камни под животом еще сохранили тепло полуденного солнца и не очень настойчиво, но все таки отгоняли оцепенение.

– Так, надо устроить пробежечку - я с трудом вспоминал строчки из книг о динозав-рах, которые когда то читал и не смог вспомнить поможет пробежка рептилии поднять температуру тела или угробит ее совсем, но решил попробовать.

Снимая оцепенение, пошевелил хвостом, шеей, привстал на лапы, сделал шаг, дру-гой, третий и заковылял вдоль гряды просто для того, чтобы двигаться куда ни будь. Кажется это возымело некоторый эффект и кровушка, которая казалось уже превратилась в тягучий липкий клейстер, потихоньку становилась более приспособленной для протаски-вания по сосудам извлеченного из воздуха кислорода. Через полчаса я кажется обрел способность связно мыслить и адекватно реагировать на раздражители. Мне было если не хорошо, то в общем не плохо даже в такую прохладную ночь.

Я резво топал вдоль гряды выискивая не очень крутой перевальчик для того чтобы посмотреть что за ней. Мне нравился этот мир и я готов был жить в нем без забот и печа-лей одиноко и гордо, наслаждаясь всеми его прелестями, но Веб не позволил бы сделать мне этого. Неумолимые его законы сейчас вели меня и я знал, что не могу не следовать им. Я должен был отыскать в этой бесконечной вселенной Зеркало. Единственное в своем роде оно не имело названия и его так и называли Безымянное Зеркало. Зеркало или под-твердило бы мой облик и оставило право жить в этом мире отпущенный мне срок или отторгло бы меня и тогда мне пришлось бы перевоплотиться снова, или умереть.

Я где то слышал, что маловероятен но возможен еще один исход для Оборотней ко-гда они находят Безымянное Зеркало. Случается так, что оно показывает их истинную суть, делает самодостаточным и тем самым освобождает от влияния этого мира и дает пра-во покинуть его. Просто уйти в любой момент какой пожелаешь. Я не знал насколько вероятен такой исход. Может быть это были просто слухи, легенды, которыми этот мир был нашпигован как жареная индейка под рождество гречневой кашей.

Я старался не думать об этом. Мои Перевоплощения кончаются. Скоро уже не доста-нет сил для того, чтобы принять новую личину в очередной раз. Но этот круг непреодолим. Как бы ни хотел новообращенный или старый битый в боях Оборотень рано или поздно он должен предстать перед Безымянным Зеркалом и взглянуть на свое отражение.

Я не знал где оно находится. Я слышал о нем. Просто слышал. Кто-то сказал мне о том, что оно существует и единственный способ вырваться из заколдованного круга - это увидеть свою истинную суть. Свою настоящую личину. Без примесей которые неизбежно появляются когда твой образ при каждом Перевоплощении формируется Двеллерами, которые в своем просто гигантском самомнении никогда не сознаются даже самим себе в том, что телесность, которой они награждают на самом деле всего лишь их мнение, но не ты сам.

Надо было продержаться до утра, до нового тепла, которое принесет солнце и похо-же мне это удалось. Я прошел уже наверное километров двенадцать, не смотря на свою весьма солидную упитанность, когда на востоке из-за горизонта высунулся краешек сол-нышка. Спустя десять минут оно выкатилось наполовину. Я остановился и блаженно развернулся к теплым лучам боком. Настроил свою систему терморегуляции, т.е. поставил пластины так, чтобы солнечные лучи падали на них под минимальным углом. - Эх, их бы еще в черный цвет покрасить. Светлый цвет костяшек отражал добрую половину благост-ных лучиков. - Сколько добра пропадает. Внутри мечей - пластин по тонким капиллярам циркулировала кровь. Не смотря на свою грозность они были не мертвыми панцирными наростами, а живыми кусочками моей необычной плоти.

Кровь, прогретая солнечным теплом разбегалась по телу веселая и живая. Я пове-селел вместе с нею и похоже ожил совсем. В сорока-пятидесяти метрах виднелась расщелина, которая по моему мнению должна была рассечь гряду надвое. - Если я со своими габаритами сумею в ней не застрять на радость трупным ящерам, то пожалуй через пару часов смогу посмотреть что же день грядущий нам готовит.

Я почти бежал. Это был крейсерская иноходь стегозавра. По грациозности она не уступала крокодильей, но тем не менее, была весьма экономичной и поглощала расстояния с удивительной легкостью. Совсем скоро я добрался до расщелины и с удовольствием отметил, что она вполне подойдет для пешего марша. С крутых ее боков вниз скатилось много гравия и ручьи которые протекали по дну в сильные ливни превратили извилистое русло вполне пристойную беговую дорожку. - Если русло окажется слишком узким - поду-мал я - то мне будет просто не развернуться. Я застряну и погибну от голода и жажды. Но должно же мне когда ни будь начать везти. - шумно вздохнув и мысленно скрестив пальцы на удачу я резво затопал вперед к своей неясной цели.

Вустер потянулся всем своим громадным телом, расправил костяные пластины и хрипло зарычал, заклокотал тяжелыми связками в гортани, утробно звучно. Эхо отразило звуки и раздробив на куски вернуло обратно. Он солидно потоптался на месте, повернул голову на бок, кося глазом, ударил хвостом по земле. Это называется пригласить на зав-трак. Самочки стегозавров имеют меньшие размеры и поэтому им тяжелее добывать себе пищу. Разумеется, они в состоянии обеспечить себя пропитанием, но вот самые вкусные веточки, наполненные сахарозой и крахмалистыми соединениями находятся всегда на самой верхушке. Массы их тела не хватает для того, чтобы наклонить или сломать ствол древовидного папоротника. Вустер, преисполненный достоинства, продефилировал к топ-кому бережку заболоченного озерца и хакнув навалился на толстый в поперечных стяжках ствол. Он затрещал, но ломаться не хотел. Дамочки не стали ждать повторного приглаше-ния и весело засеменили к предложенному рациону. Вустер распластавшись на стволе и не давая ему разогнуться терпеливо ждал когда его подруги насытятся и дадут детенышам покусать наиболее нежные, на самой вершинке веточки. Они даже еще не набрали насы-щенный темно зеленый цвет, имеют более светлый оттенок и содержат не столь большое количество клетчатки. Для детских желудков в самый раз. Вустер терпеливо ждал когда малышня, рыча, дурачась и отпихивая друг-друга, доберется до предложенного завтрака.

Наевшись они сползли всеми четырьмя лапами на землю и забились под теплый жи-вот матерей. Вустер опустил согнутый ствол и он со свистом выстрелил обгрызенную макушку в небеса. Все накормлены. Пить они соберутся только через пару часов. А сейчас полуденная сиеста. Слишком жаркое солнце, чтобы двигаться. Лучше плюхнуться на живот и замереть в блаженной сытости и покое.

Однако, Вустер спать не собирался. Полузабытый запах беспокоил его. Он заполз на высокий валун, поднял морду насколько мог вверх и потянул воздух ноздрями. Затем спус-тился на землю снова и осторожно стал приближаться к расщелине. Если и существовала какая то вероятность угрозы, то она могла исходить только оттуда. Это был единственный проход в лощину.

Огромная тень метнулась навстречу настолько стремительно, что Вустер среагиро-вать не успел.

Удар пришелся на одну из костяных пластин. Она была не самой прочной и слома-лась у основания не причинив противнику ощутимого вреда. Торчащие кромки поранили грубую кожу охотника, но эти раны были более чем безопасны. Они затянутся за три-пять дней и от них не останется и следа, но только в том случае, если хищник останется жив.

Огромный тиранозавр наступил своей двупалой лапищей на основание шеи Вустера и давил и давил. Воздуха уже не хватало. Тиранозавр понимал, что атаковать со спины стегозавра и тем более сзади - погибель. Он пытался зайти спереди. Там где на длиной шее почти не защищенной пластинами находилась голова с пастью полной зубов, но со-вершенно бесполезных, поскольку они были предназначены для дробления пищи растительного характера.

Вустер мотал головой из стороны в сторону увертываясь от страшных челюстей ти-ранозавра. Первый и второй раз тиранозавр промахнулся, пытаясь откусить стегозавру голову. Это единственная возможность добыть ходячий бронепоезд и хищный ящер это знал. Но Вустер был силен. Он немного устал, но имел еще достаточно сил для того, чтобы поединок, который начался столь внезапно не закончился столь быстро на радость этой тупой груде мышц.

Вустер приподнял свой могучий зад и сильно взмахнул хвостом. Булава, утыканная двумя рядами четырехметровых бивней и весившая добрых семь тонн всей своей инерцией рванула его грудь из под когтистой лапы.

Тиранозавр оступился. Неловко подпрыгнул и снова попытался атаковать голову Вустера. Но он уже был начеку. Поворачиваясь на задних лапах как в турели зенитного орудия он не давал хищнику подобраться к своей самой уязвимой части - голове. Тирано-завр издал громоподобный рокочущий звук. Похоже его стала раздражать эта затянувшаяся эпопея с добыванием ростбифа на завтрак. Ростбиф был чрезмерно упрям и никак не хотел к нему в желудок.

Вустер использовал эту маленькую заминку и ударил хвостом по ногам нападавше-го. Удар не был очень сильным поскольку сильного замаха не получилось. Он был произведен в горизонтальной плоскости и хвост - великолепное оружие самообороны не набрал достаточной скорости чтобы стать абсолютно поражающим. Но даже такого удара хватило для того чтобы тиранозавр свалился на траву с порванным сухожилием на одной из своих ног. Он дико завыл. Ударил по земле не менее огромным хвостом и неуклюже поднялся. Времени которое хищник потратил на то что бы встать на ноги хватило Вустеру для того чтобы изготовиться для второго уже смертельного удара.

Он приподнял крестец. Отвел хвост в сторону, приподняв его и по нисходящей, ис-пользуя для ускорения движения вес самого хвоста потянул его в сторону и вниз. Буквально половины секунды хватило для того, чтобы разогнать семи тонную шипастую палицу до скорости курьерского поезда.

Хищник почуяв неладное попытался подпрыгнуть и уйти из под удара несущего ги-бель, но порванное сухожилие на левой ноге не давало сделать это более или менее эффективно. Его отчаянный рев и хруст рвущейся шкуры слились воедино. Огромный сияющий белизной бивень вошел в брюшину тиранозавра по самое основание. Хищник сделал отчаянное движение и вырвал бивень из своего тела. Открылась огромная рана из которой булькая и дымясь полилась на каменистую осыпь почти черная венозная кровь. У хищника этим страшным ударом была разорвана печень. Рана смертельна. Он будет жить может быть час. Может быть пять, может быть сутки, но он умрет.

Запах свежей крови почувствовали мелкие трупные ящеры. Поджарые, стремитель-ные, трусливые, чем то напоминающие гиен, они уже собрались стайкой и ждали начала пира.

Тиранозавр шумно дыша отступая сделал несколько шагов. Потом развернулся и прихрамывая пошел в сторону от своего оказавшегося слишком упрямым завтрака по вы-топтанной травоядными ящерами тропе, и за ним цепочкой потянулись трупоеды зная, что если не через час так через пять, этот ужасный гигант свалится, и у него не будет сил для того, чтобы противостоять их маленькому хорошо организованному войску.

Вустер выпрямился. Приподнялся на задние лапы и вытянул голову вверх как толь-ко смог. Спину саднило. Сломанный меч-пластина все таки был живой частью его плоти. Струйки крови текли из слома, из рваной раны оставленной когтистой лапой нападавшего, сворачивались в неопрятные бурые комки. Он с тревогой смотрел в след убегавшему тира-нозавру и наконец горько выдохнул - Оборотень -

Страшный хищник не смог пройти больше километра и с небольшого возвышения Вустеру было хорошо видно как он, свалившись на бок, дернулся несколько раз и затих. Трупные ящеры яростно рвали его на куски подвывая и отпихивая друг-друга. Оборотни почти не реагируют на укусы трупных ящеров. Их нервная система более развита и они умирают раньше фантомов пораженные болевым шоком.

Вустер с содроганием вспомнил битву в которой участвовал три с половиной года назад. Его маленькое войско, состоящее из четырех самок гарема и двух подростков - сыновей отбивало нападение трех тиранозавров. Потери были велики. Из самочек в живых осталась только Салли. Остальные погибли. Двое нападавших получили смертельные раны, один бежал. Этот последний наверное был Фантомом. Погибшие были Оборотнями.

Вустер жил в этом мире очень долго. Настолько долго, что уже почти не помнил сво-его последнего Перевоплощения. Того Перевоплощения которое поставило его перед выбором. Выбором окончательным, страшным. Он должен был найти Зеркало и нашел его. Но он не знал, что оно потребует от него. Он назначил своему прежнему миру цену, кото-рая оказалась ниже цены испытаний через которые нужно было пройти. Теперь он Двеллер. Двеллер Зеркала Саурон и хранитель Пути.

Этот мир был прост но жесток и принятые правила не оставляли проигравшему шансов на реванш, но почему то Оборотней ему было жаль. Наверное потому, что каждый из них имел пусть и не большой но все таки шанс вернутся в свой мир и привыкнуть к нему заново и научится заново любить его. Наверное так. Он грустно покачал головой. Затем издал низкий рокочущий звук и из-за скалы вышли три самки и четверо малышей. Теперь им не угрожала опасность и можно было спокойно пообгрызать упавшие от слишком раз-машистых движений Вустера папоротники.

Салли, маленькая и изящная молодая самочка подошла к нему. Смущенно моргнув глазами, она положила голову ему на шею и потерлась горлом, почти незащищенным бро-ней. Высшая степень доверия. Она лизнула кровь, сочившуюся из раны на спине. Потом еще и еще. Кровотечение приостановилось. Салли зализывала раны Вустеру не в первый раз и он уже не пытался отстранить ее. Превосходная дезинфекция. Слюна травоядных ящеров содержала достаточное количество веществ способствовавших заживлению ран и препятствовавших развитию бактерий. За несколько дней раны должны зарубцеваться и через пару недель от них не должно остаться следа. Новые пластины отрастают медленно, но их достаточно много и Вустер не особенно беспокоился о том, что потерял часть своей активной броневой защиты.

Он повернулся к Салли и благодарно рыкнул. Салли опустив головку скромно ото-шла на некоторое расстояние и принялась мирно обгладывать зеленый куст еще не успевшего разрастись хвоща.

Какой то новый запах заставил Вустера насторожится. Этот запах был необычен. Он давно не видел по эту сторону гряды самцов. Последний поединок за обладание гаремом был давно и ему вовсе не улыбалось после битвы с тиранозавром драться еще и с новым претендентом на главу его маленькой семьи. Он не чувствовал себя отдохнувшим и на спине его все еще сочилась кровью рана от когтей хищника.

Не смотря на то, что поединки такого рода как правило не заканчивались смертью одного из участников, но даже ритуальный поединок Вустер бы сейчас не выиграл. Именно поэтому он и забеспокоился. Втянул воздух и взъерошил частокол мечей на спине.

Он слез с уступа и припал животом к земле. Рептилии плохо слышат, но превосход-но чувствуют колебания почвы. Вустер слушал и услышал, как гарцующей походкой через расщелину топает на эту сторону гряды самец большой, здоровый и сильный.

Вустер пошевелил хвостом. Этот звук заставил насторожится его семейство и они напряженно уставились на него, готовые в секунду спрятаться за скалу из-за которой появились полчаса назад.

Вустер ударил хвостом по земле. Коротко и требовательно. Как будто бы отдал при-каз. Этот приказ был немедленно расшифрован и с удивительной быстротой выполнен. Полянка с сочными растениями через несколько мгновений была пуста. Вустер ждал чужа-ка встав почти задом к месту его предполагаемого появления, повернув голову назад и припав, готовый к активной обороне.

Я топал по расщелине веселый и живой. Был почти полдень и солнце жарило прямо в спину поэтому прохлады ущелья не чувствовалось. До конца расщелины оставалось около сорока метров. Я прошел еще метров тридцать и та часть сознания, которая еще принадлежала милому стегозаврику начала беспокоиться. Я был связан с нею неразрывно и поэтому начал беспокоиться тоже.

Я остановился. Прислушался. Никаких звуков, которые говорили о надвигающейся опасности не было. Час или полтора назад я слышал приглушенные скальной грядой звуки похожие на звуки, которые издают два огромных животных пытающихся танцевать польку-бабочку.

Я остановился за двадцать метров до выхода из расщелины и задумался. Тревожное состояние не проходило. Что могло породить его я не знал. Возможно запах. Я втянул воздух. Да, именно он. Терпкий запах самца и... запах крови. Возможно он ранен, или ранен кто то другой. Но запах животного был очень похож на запах моего собственного тела и поэтому я решил двигаться дальше.

Не спеша пройдя оставшиеся двадцать метров, я высунул голову за срез скальной гряды. Осмотрелся. Ничего подозрительного. Сделал шаг. Потом еще.

Я вышел на небольшой лужок похожий на тот с которого я ушел в поисках приклю-чений сутки назад. - Травка - ничего себе - Удовлетворенно отметил я про себя, осматривая стройные ряды древовидных папоротников. Таких я еще не видел. Они были не столь высоки, но имели гораздо больше листьев и соответственно удельный вес питатель-ного у них был больше. - Так, чем поживиться здесь все таки есть. Пожалуй следует остановиться на денек-другой. Осмотреть окрестности. Выяснить в конце концов кто здесь так пахнет.

Мне не удалось закончить мысль. Из-за большого гранитного валуна пятясь и в уг-рожающем жесте приподняв страшный шипастый хвост вышел стегозавр. - О-о-о-о-о... Братишка! - почти обрадовался я, - но ни капли гостеприимства у тебя, дружок.

Я прокашлялся и издал горлом низкий клокочущий звук, который по моему мнению выражал крайнюю степень миролюбия. - Может все таки хвостом повернуться, я то ведь этот, родственничек отсечет мою буйную головушку и достанется мое благородное тело трупоедам? - Но я сдержался и не стал принимать боевую стойку. Просто присел почти касаясь животом крупного скального гравия. - А он - ничего. Молодец. Наверное баальшой начальник. Стоит познакомиться. - Подумалось мне.

Я развернулся чуть бочком на всякий случай. Вдруг моему новому товарищу захо-чется все таки огреть меня своей булавой. Так безопаснее. Как краб с трудом, но все же не поворачиваясь полностью головой в сторону огромного самца, я начал приближаться. Шаг, два, три - ничего.

Стегозавр замер приподняв в воздух хвост и покачивая четырех метровыми сияю-щими на солнце бивнями. С одного бивня выпачканного свернувшейся почти черной кровью свисали клочья чьей то грубой шкуры. - Да-а-а-а... Силен, бродяга.. У меня по-меньше будет - невольно подумалось мне. Я рыкнул еще пару раз и остановился в десяти метрах от собрата, готовый со всех ног дать стрекача.

Драться не хотелось совершенно. Родственничек поигрался своей сабелькой еще не-сколько минут и не наблюдая с моей стороны никакой агрессии опустил ее на землю. - Ну да. - Я наверное даже улыбнулся - Такой хвостик игрушка не из легких, тонн на шесть тянет и даже такой силач как этот не сможет удерживать его в угрожающей позе довольно долго.

Стегозавр опустил хвост. Немного помедлил и начал поворачиваться боком. Он по-вернулся ровно настолько что бы не только чувствовать мой запах и слышать по колебаниям почвы мои движения, но и увидеть собственными глазами того кто приперся с дипломатической миссией и как самый заправский полномочный посол ждал аудиенции. - Похоже, он удивлен - Я рассматривал его неожиданно умную физиономию и ждал продол-жения.

Стегозавр постоял в такой позе еще несколько минут, потом тяжело вздохнул и раз-вернулся ко мне мордой. Сделал шаг навстречу. Вытянул шею вдыхая мой запах и стараясь видимо запомнить его. Нервозности в его поведении не чувствовалось.

Старый вояка - с уважением подумал я. - Вон как его. На спине стегозавра не хва-тало четырех пластин и его некогда сплошной костяной гребень был похож на огромную челюсть по которой хорошо прошлись несколько раз тяжеленным кулаком.

Я не двигался. Стегозавр подошел совсем близко и коснулся носом моей шеи. Я на-чинал волноваться, но все таки сдерживал свои порывы и ждал, что же этот великий воин сделает в следующую секунду. Он старательно обнюхал меня. Повертел из стороны в сто-рону треугольной головой. Заглянул в мои полуприкрытые веками глаза и сделав навстречу еще шаг положил мне на голову незащищенное даже утолщениями кожи горло.

– Э-э-э-э, братец. Вот теперь мы подружимся Подставлять даже под небольшие ши-пы на голове свое самое уязвимое место может только тот кто абсолютно доверяет тебе. - Похоже я правильно расценил его жест. Аккуратно вытащив свою голову из под его тре-угольно башки я сделал тоже самое. Положил свое голое горлышко ему на голову. - Стоит ему меня боднуть и я отправлюсь к праотцам - это было рискованно, но стоило того, чтобы попробовать.

Замерев на несколько секунд этот огромный битый в боях самец осторожно высво-бодился из под меня и не спеша затопал к рощице изредка оглядываясь и как будто бы приглашая следовать за собой. - Так, это, надо полагать, званый ужин. Ну что же. Все как в высших домах. Знакомство, обмен верительными грамотами, а теперь фуршет. - мне стало смешно - а девочки будут? - Я решил принять приглашение и резво пополз за хозяи-ном этого великолепного луга. Он прошел метров сто и свернул за скальный уступ. Я следовал за ним.

То что я увидел умилило меня до глубины души. За уступом на каменной прогретой солнечными лучами осыпи, спрятав за своими могучими спинами четырех малышей возле-жали три прекрасные дамы. Мне захотелось прокашляться и понизив голос до бархатного баритона задать самой симпатичной из них вопрос, который повторяется в миллионах вариаций на миллионах самых разных планет - Мадам, что вы делаете сегодня вечером? - но из этого ничего не получилось. Как оказалось мое горло не способно было понизить рык до бархатного баритона. То что вырвалось из глотки скорее походило на кашель, немножко нервный и смущенный.

Я остановился. Хозяин не встал между мною и своим семейством видимо совсем не опасаясь за то что я предприму какие либо агрессивные действия. Ну что же это было совсем неплохо. Можно было констатировать, что требования ООН по не запрещению по-сещений дипломатами секретных объектов были выполнены полностью. - А он соображулистый малый - подумалось мне. - Как же мне его назвать? -

– Зови меня Вустер - раздалось в ответ.

Если бы я в этот момент завтракал, то наверное бы погиб преждевременной смер-тью, поперхнувшись каким ни будь листом папоротника. Моему изумлению не было предела.

– У тебя не должно быть имени… - Это был даже не вопрос. Скорее утверждение. - У Фантомов не бывает имен. Они не могут назвать себя сами.

– У меня есть имя, но я Фантом. Меня нет в реальном мире. Зови меня Вустер - Вус-тер прикрыл глаза. Устало вздохнул. Казалось этот короткий диалог уже утомил его. Наверное Вустер не часто говорит на языке людей, и у него не осталось сил на то чтобы его продолжить. Он опустил голову на гальку и казалось уснул. Я терпеливо ждал, когда он отдохнет и сможет продолжить беседу. Минуту или две спустя Вустер очнулся, припод-нял голову и посмотрел мне в глаза.

– Я знаю, что ты ищешь и наверное я смогу помочь тебе. - Если бы мои глаза могли стать еще больше то глазные яблоки выпали бы из орбит.

– Ты ищешь Безымянное Зеркало. Я слышал о нем и я смогу указать тебе дорогу. - Такой удачи просто не могло быть. Сердце заколотилось вдвое быстрее.

– Вустер, дорогой, веди!!! - Вустер посмотрел на меня долгим странным глубоким взглядом. Мне почему то стало нехорошо. Возникло ощущение, что я уже труп. Неужели за всю историю Сети не было ни одного положительного исхода?

– Хорошо. Я покажу тебе Путь. - Вустер смотрел пристально, колюче, холодно пря-мо в душу - Когда то я тоже пытался пройти этой дорогой, и не смог. Может быть тебе повезет больше. - Самочки заволновались. Если бы мы смогли посмотреть на себя со сто-роны, то наверное волновались бы не меньше их. Два огромных самца - стегозавра уперлись друг в друга взглядами и замерли как каменные изваяния почти не дыша.

Салли подошла чуть ближе остальных и ласково промурлыкала, что то. У меня бы так не получилось, это точно. Вустер повернулся к ней и издал низкий ободряющий рык. Салли опустила головку, развернулась и отошла на прежнее расстояние. Она легла на каменистую осыпь и все таки не спускала глаз со своего любимого.

Насколько все таки абсолютны образы Фантомов в Сети. Я восторгался Салли. Такая преданность. Столь яркая и красивая любовь. Наверное поэтому Вустер не захотел пройти путь до конца. Здесь был мир о котором он мечтал, который был ему понятен. Хотя, может быть я и ошибался. Не знаю.

– Пошли - Это Вустер. Он спешил увести меня от своего маленького гарема. Через пару дней должен был начаться период гона и тогда самочек было бы невозможно контро-лировать. Вустер знал это и постарался сделать так, чтобы у него было со мной как можно меньше проблем. Вустер неторопливой иноходью пошел вдоль скальной гряды, сквозь которую я пролез через тот самый разлом. Мне ничего не оставалось делать как следовать за ним. Мы шли недолго. Может быть час. Может быть два. Вустер подвел меня к неболь-шой пещере, и отошел в сторону.

– Дальше ты пойдешь один. - Он развернулся и более не сказав ни слова пошел прочь. Я остался стоять на маленькой песчаной площадке перед черным как омут лесного озера зевом пещеры. Выбор был сделан еще там в том мире. Нужно было идти и я затаив дыхание шагнул внутрь. Ничего страшного не произошло. Я прошел метров сорок и оста-новился. Кромешная темнота окутывала меня плотно как старое ватное одеяло. Не видно было ни искорки ни лучика. Я боялся налететь на какой ни будь сталактит или свалиться в колодец. Нужно было подождать пока глаза привыкнут к темноте и я смогу хоть что ни будь различать. Прошло несколько минут. Тьма вокруг из черной стала серой. Потолка не было видно, но свисающие с него сталактиты я видел вполне отчетливо. Пещеру можно считать молодой. Ей не было и миллиона лет. Сталактиты еще не сомкнулись с наростами на полу в сплошные колонны. Песчаная дорожка по которой я шел была хорошо различима и я решился двигаться дальше. Поворот, еще один, еще. Становилось светлее. Стены при-обрели голубоватый оттенок. - Похоже на лазурь - подумалось мне.

Я двигался не спеша. Твердо и уверенно. Страха не было. Он остался там у входа в пещеру. Наверное так шествуют на гильотину приговоренные к смерти. Ничего не происхо-дило и мне начало казаться, что я смогу таким образом пройти гряду насквозь. Я пошел быстрее. Еще быстрее. Спустя еще десять минут я почти бежал. Зло. Потом я стал рычать. Эхо копировало мой рык десятикратно и он яростно метался между потолком и стенами. Вустер просто обманул меня. Завел в эту проклятую пещеру и оставил подыхать без воды и пищи. Какая же он все таки гадина. Я бы мог уйти просто уйти. Уйти дальше не причинив ему никакого вреда.

Я остановился тяжело дыша. Эмоции - слишком расточительная трата душевных сил. Нельзя поддаваться панике. Нужно просто остановиться, просто немного подумать, принять решение и следовать ему до конца. Следовать. Я усмехнулся. Как непросто дви-гаться к намеченной цели. Почему то дорога к ней никогда не бывает прямой. Я не сказал легкой. Я не искал легкой дороги и прекрасно понимал, что мне не суждено прожить жизнь как это удается избранным. Запланированная от горшка до пышных похорон, размеренная и достойная жизнь. Возможно я завидовал тем, кому удавалось выстроить события таким образом, чтобы они привели к этому результату. Но я не они и наверное моя зависть - это всего лишь шаг назад. Крохотный шаг назад на заранее подготовленные оборонительные рубежи. Траншея, пулеметное гнездо в котором чувствуешь себя в относительной но все же безопасности. Здесь можно передохнуть, съесть паек выкурить сигарету, но через не-сколько минут три зеленые ракеты поднимут тебя в атаку и ты снова побежишь по рваному минами полю моля всех богов которых знаешь о том, чтобы та сволочь, которая целится тебе в грудь промахнулась. Так было и на этот раз. Я был в большой обиде на Вустера. Какие то крохи морали оставались и мне казалось, что он поступил несправедливо. Не заслужил я такого к себе отношения. Хотя. Я наверное смогу найти дорогу назад. Мой запах остался на всем пути следования. Но, что же я буду делать дальше? Я снова найду Вустера и задам ему те же вопросы? И что он ответит мне? Приведет опять к зеву пещеры и скажет - То, что ты ищешь там… - Может быть я плохо ищу? Может быть я недостаточно долго блуждаю в этих лабиринтах. Может быть не достаточно измотан и слаб? Может быть Вустер соврал мне? Он вовсе не хотел показать мне дорогу к Безымянному Зеркалу, а просто избавился от соперника? Я гораздо моложе его и если встанет вопрос, о том, кто останется главой гарема, то мои шансы все-таки несколько выше. Хм-м-м… Забавная тео-рия. Но вот хочу ли я этого? Остаться здесь, пусть даже и в образе весьма уважаемом и достойном. Это не какой то там червь или болотная змея. Я все таки достаточно силен, для того, чтобы жить здесь безбедно. Говорят, что древние ящеры практически не старели и жили долго, очень долго. Может быть действительно стоит попробовать? Прикончить Вус-тера, а затем… Затем жрать каждый день папоротники?! Нет! Пардон! Это может нравится день, два, год, но всю жизнь - увольте!

Я поднялся на ноги и уже неторопливо, без паники и злобы стал протискиваться сквозь сталактиты дальше. Куда то должна была привести узкая полоска песка под ногами.

Света становилось все больше. Он исходил с потолка и стен. Оплывшие словно про-горевшие свечи наросты тоже светились словно в состав породы входили радиоактивные вещества. Хотя может быть было именно так? Кто его знает? Я осторожно пробирался дальше и вскоре замер на краю бездонного круглого словно выкопанного профессиональ-ными буровиками колодца. Дорожка кончилась.

Я осторожно заглянул вниз. Стены поблескивали полированным стеклянным глян-цем, уходили вертикально на немыслимую глубину. Вода доходившая почти до среза породы была настолько прозрачна, что ее присутствия я заметил не сразу. Лишь по столь же прозрачной кальциевой наледи, которая немного преломляла призрачный свет стенок. Этот колодец вполне мог претендовать на роль Безымянного Зеркала, которое я разыски-вал, но я не привык верить в простые решения и поэтому, обошел по приступку сие сооружение протиснулся между двумя обломками, наверное свалившимися с потолка. За ними я обнаружил некое подобие тропы, ухоженное значительно меньше, чем песчаная дорожка по которой я сюда пришел, но все же пригодная для передвижения. Теперь осто-рожнее я стал пробираться дальше по видимому все глубже внутрь горы.

Свечение постепенно сходило на нет. Тьма обступала со всех сторон и после оче-редного поворота я понял, что не вижу уже ничего, однако некоторое свободное пространство впереди угадывалось. Я двинулся вперед на ощупь. Уткнувшись носом в какую либо преграду, я поворачивал в ту сторону в которую мог двигаться. Если ход раз-ветвлялся то выбирал левую сторону. Почему? Статистика говорит, что девяносто процентов посетителей незнакомых помещений поворачивают вправо и начинают двигать-ся вдоль стены. Я тешил себя исключительностью принадлежности к оставшимся оригиналам, хотя куда здесь двигаться было по моему все равно. Преимуществ ни одной из сторон я не разглядел равно как и недостатков, хотя, то ли глаза стали привыкать к темно-те, то ли я снова набрел на породу содержащую светящиеся элементы, но кое что мне уже удавалось различать. Вон горох пещерного жемчуга в нише заросшей прозрачными кри-сталлами кальция. Вон розовый наплыв похожий на голову спрятавшегося в камне монстра. Снова появились сосульки сталагмитов кое где сросшиеся со своими братьями на полу. Розовое свечение постепенно сменялось на лазурь и свернув за очередную стену из сросшихся колонн я опять вышел к колодцу. Шумно вздохнув я присел на зад.

Вряд ли это могло быть простым совпадением. Жизнь учила меня не искать легких путей, но есть такая штука как предопределенность, общий поток времени. События в рамках этого потока могут быть самыми разными, но привести они должны к единому или все таки похожему результату. Я был уверен на двести процентов, что если я найду третью дорожку и пройду по ней до конца, она снова закончится на краю этой ямы. И к тому же, если это должно быть здесь, то никак иначе чем этот долбаный колодец оно выглядеть не может. Это единственное что может вызывать некоторые ассоциации с тем, что я ищу. Я приподнялся пошевелил во рту языком и смачно плюнул остаткми травы в свободное от кальциевой пленки окно. Плотный шарик жвачки канул словно провалился в пустоту.

Та-а-ак. Вечер перестает быть томным. - Я приподнялся и щелкнул хвостом по ок-руглому окатышу на краю колодца. Стрелок из меня на самом деле получился бы не плохой. Камнем я попал в тоже отверстие в кальциевой пленке и он точно также провалил-ся вниз не издав ни шороха ни звука. Похоже, что вода, стоявшая здесь не одну сотню тысяч лет по каким то причинам вдруг ушла, оставив на прежнем уровне пленку кристал-лического кальция.

Ну и что? - Я тупо смотрел в колодец и не очень понимал что мне делать дальше.

Звать Золотую Рыбку? Читать заклинания? Сплясать танец призыва души из преис-подней? Так я побрякушек учения Вуду с собой не захватил. - Я потоптался на краю, затем свесив голову вниз осторожно пошел по периметру, силясь что либо разглядеть в его глу-бине. - Ни-че-го. Только бесконечно нежное голубое свечение затухающее где то на глубине полутора сотен метров.

А если просто прыгнуть? - Мысль показалась совершенно глупой. - Разбиться на-смерть и заново начинать Перевоплощения только ради того, чтобы проверить есть ли у этого колодца дно? Колодцев без дна не бывает и я бесспорно превращусь в равномерно перемешанный коктейль из костей и мышц как только его достигну.

Я снова свесил голову вниз и гулко рыкнул. Эхо свалилось в глубину и осталось там не вернув назад ни шороха.

Да что б тебя! - Рявкнул я и к собственному изумлению бросился всем телом на мерцающую мертвенно кальциевую пленку. Она приняла удар, побежала сеткой трещин и рассыпалась в белое крошево лишив меня опоры. Стыдно пискнув, я полетел вниз. Внут-ренности подперло к горлу и они все норовили вытолкнуть наружу то чем я позавтракал утром, но я стоически этому противился. Отчаянно и совершенно безрезультатно я разма-хивал лапами в надежде уцепиться за гладкие как стекло стенки колодца. Пытался даже, растопырив все лапы зафиксироваться, но колодец оказался всего на несколько сантимет-ров шире и эти попытки оказались тщетны. Наконец, когда, как мне показалось, что уже прошли все реальные сроки отмеряющие глубину любых возможных сооружений в живот ударила со всего размаху практически невидимая водная гладь.

Вы когда нибудь пробовали прыгать хотя бы с семиметровой вышки для прыжков в воду? Нет? И не советую. От искр которые летят из глаз можно прикуривать, а я, похоже свалился с высоты превышающей самую высокую вышку для прыжков на порядок.

Всепожирающее бледно-желтое пламя в красных прожилках медленно, словно в ки-но затопило сознание, ввинтилось в мозг острой нестерпимой болью, разползлось в стороны, рассыпалось на алые сгустки и потекло кругами, неторопливо сворачиваясь в спираль, делясь, расслаивась, натыкаясь друг на друга, раздуваясь от середины и в конце концов обозначая уже привычное - огромных размеров сферу. Лютая стужа серебра и синих красок. Ледяные иглы преломляющие случайные блики света. Тихий шорох осы-пающихся снежинок.

Саурон! Чтоб ему было пусто! - Я его узнал. Он не мог быть Безымянным Зеркалом. Я бывал в нем сотни раз. Я жил в нем. Я принимал на нем личины. Вустер либо не понял моего вопроса, либо решил избавиться от меня более гуманным способом. Но Бог ему су-дья. Сейчас я смотрел на Саурон. Он плыл вокруг не замечая меня - песчинку, снесенную ветром со скального уступа, неотъемлимую часть, этих миров, и столь же незначительную.

Аристотель врал! Двигая камни может быть и можно перемещать звезды, но он не сказал главного - звездам наплевать, что кто то пытается это сделать! Они звезды!

Я таращился на Саурон и люто его ненавидел. За его безразличие, за его степен-ность и неторопливость. Он машина. Виртуальный механизм, который призван лишь исполнять желания тех кто его создал. Нельзя проникаться неуважением и ненавистью к творениям человеческих рук.

А как же быть с атомной бомбой? Ее тоже создавали чьи то добрые натруженные ру-ки. А наркотики? Они спасают от страшной боли. Но они же убивают своей сладостью. Вопрос дозировки? Как же тогда дозировать тебя, Саурон? Кто ты? Милость или казнь?

Он, словно услышав призыв, уже потянулся ко мне, вспух одной из стенок, выплю-нул длинный змеистый отросток и легко, словно сомневаясь делать это или нет коснулся меня. Потянул в нить, сплетая, скручивая, связывая в узел с теми, кто уже был обращен.

Короткий сполох перед глазами и мозг затопили звуки.

А я Кока-Колу люблю…

Ха! Пойло для лохов! Вот текила это да! Я ее каждый день пью.

А как ее пьют ты знаешь? - Воткнуло мое сознание фразу даже не позаботившись спросить у меня на то разрешения.

Ха! Как пьют?! Ну не из горла же… Из стакана, блин… - Бред. Не хочу отвечать. Не могу. Не буду. У каждого свои миры. Пусть в них они пьют текилу стаканами. Большими гранеными. Пусть закусывают блинами с икрой. Пусть «шаторез» называют бормотухой, если им так нравится. Пусть. У меня свой Путь.

Бамм… - Сфера завершила круг и серебро и синь меняется на бесконечно свежее небо, которое постепенно наливается ярким белым светом. Теплым светом, солнечным. Жарким. Нестерпимо жарким светом. В ноги ткнулись обглоданные колесами повозок кам-ни. Я проморгался и прищурившись посмотрел вдаль.

Дорога казалось бесконечной. Вымощенная сто или более лет тому назад с выбиты-ми за долгие годы колеями она тянулась из ниоткуда в никуда. Виляла по склонам, выныривала из осыпей и снова уходила в ущелья.

Солнце палило неимоверно. Во рту сразу стало сухо. Я утерся рваным рукавом хла-миды, которую трудно было даже назвать одеждой и нашарил на поясе кожаную флягу с водой. Тряхнул ее. - Литр не больше. Всего на день пути. - Я бережно вытащил пробку, сделал глоток и столь же осторожно вернул флягу на место. Поправил в потрепанных за-плечных ножнах привычный самурайский меч. В дороге без оружия нельзя. Либо когти и зубы, либо… либо АКМ, черт побери! Но когда ни того ни другого сгодиться и хороший клинок, если уметь им пользоваться, разумеется.

Куда идти было в общем все равно. Наверное, вперед. Я встряхнулся и зашагал по-ходным шагом, чуть сворачивая ступни внутрь. Так нагрузка распределяется на стопу равномерно и поэтому ноги устают меньше. Если еще немного разворачивать корпус при выбросе ноги вперед, то длина шага увеличивается почти на десять сантиметров. Таким образом можно пройти за день до шестидесяти километров, если, конечно хватит сил… И воды. Вот с водой у меня напряженка. Серпантины по которым я иду выше долины, но до точки образования льда еще не меньше двух тысяч метров. Вон она вода. Белыми шапками укутавшая пики. Но попробуй до нее доберись. Пока только то, что есть во фляге. Я кос-нулся бедра, рефлекторно проверяя ее наличие. Успокоенно кивнул - на месте. Зашагал приободренный дальше.

Так прошел день. К вечеру стало прохладно. С вершин потянуло промозглой ледя-ной сыростью. Столь сильные перепады температул обычны для этого климата. Я не сумел разыскать ни топлива ни воды ни пищи. Мне не встретилось ни одного живого существа по дороге, за исключением пары грифов, которые накручивали круги где то в невероятной выси, выслеживая свою добычу.

Продрогший насквозь, я забился в щель между скальным массивом и огромным ва-луном, чтобы спрятаться от ветра и попытался заснуть.

Что такое сон в горах когда на тебе из одежды дырявый мешок на плечах и корот-кие штаны до колен из редкой грубой работы ткани, ‘нужно рассказывать отдельно, обстоятельно и с глазу на глаз’. Мышцы потеряли пластичность настолько, что утром я выковыривал себя из этой щели, словно устрицу из раковины. Ободрав локти и щеку о шерщавую поверхность камня я все таки вывалился кулем на тропу - ноги не держали - и позволил восходящему солнцу прогреть мои телеса до тех пор пока они себя не осознают и не позволят совершать более целенаправленные движения. Остатки снов, обрывки образов и звуков путались в голове не давая полностью очнуться. Я вспомнил, что мне приснились грифы. Те которых я видел в небе. Они ходили по тропе, цокая когтями о камни и как мне показалось, что то искали. Странно. Их добычей я пока себя не ощущал.

Солнце наконец вывалилось из-за скал и затопило мощеную проплешину на которой я лежал благодатным теплом. Кровь постепенно приобрела способность протискиваться сквозь сосуды.

Я попытался шевельнуть ногами. На удивление они слушались. Пошатываясь встал и сделал несколько медленных приседаний. Рои мурашек носились от пяток до горла вы-зывая неутолимое желание расцарапать кожу до крови. Сцепив зубы, я ждал, когда тело придет в норму. Наконец, я справился с оцепенением и, стремясь застать больше прохлад-ного времени бодро двинулся вперед.

Мы играли в перегонки с солнцем и похоже - я проигрывал. Оно поднялось почти в зенит. Зной снова окутал каменную пустыню. Воздух струился словно живой над гранит-ными валунами. Стал густым, тяжелым.

Волосы мокрые от пота прилипли ко лбу. На одежде на спине и груди выступила соль. Я не удержался, открыл флягу и сделал два глотка. Вода была противно теплой. Шершавый распухший во рту язык даже ее не почувствовал. Но больше пить было нельзя. Колодцы попадались не слишком часто.

Решив немного передохнуть, я спрятался в тень большого камня. Опытные путеше-ственники останавливаться в таких случаях не рекомендуют. Потом подняться будет еще труднее, но зной становился совершенно невыносимым.

Я посмотрел в небо. В раскаленном голубом мареве сияла начищенная до жуткого блеска круглая сковородка солнца. Я прикрыл глаза ладонью и попытался разглядеть в вышине своих попутчиков. Грифы. Вчера их было всего двое. Теперь.

Раз, два, три… пять - На душе стало гадко. Похоже, они чувствуют мое состояние и позвали дружков на предполагаемую пирушку.

Я сложил из пальцев срамную комбинацию и ткнул ею в небо. - Хрен вам… Буду ид-ти пока смогу. А упаду - оставлю каплю сил на то чтобы кого нибудь из вас придушить. Обязательно! - Посидев в тени еще минуту, я все таки встал и пошел дальше, в развалоч-ку, подволакива ноги словно раненый.

Полдень. Солнце стало бесконечно жарким и даже грифы похоже устали парить в безоблачном небе. Они уселись где то далеко на скалах, наверняка предполагая, что до-быча от них не уйдет. Рано или поздно она брякнется лбом об эту проклятую брусчатку и у нее не хватит сил, чтобы отмахнуться от ударов клювов.

Я уже почти ничего не соображал. Пить хотелось неимоверно. Я не знал, что может существовать такая жажда. Губы обветрились, покрылись коричневыми корками. Сквозь их изломы проступали бисеринки густой алой крови. Они моментально высыхали и превраща-лись в новые чешуйки - наросты, которые ломались от малейшего движения губ и в трещинах снова проступала кровь. Язык распух до колоссальных размеров. Внутри рта он уже не помещался и его кончик вываливался наружу. Слюны не было и я старательно отгонял мучительные позывы сглотнуть плотный комок в горле.

Перед глазами поплыли миражи. То ли галлюцинации, то ли действительно какие то странные явления природы происходящие в столь горячем воздухе.

Отслоившись от горной гряды в небесах повис белоснежный город, утопающий в зе-лени. Мне показалось, что я слышу шум, который заполняет его улицы. Слышу крики глашатев на высоких башнях. Бряцание оружия и скрип повозок.

Кто то говорил, что мираж (мираж та же галлюцинация) от галлюцинации отличить просто - нужно нажать на глазное яблоко для того, чтобы сместился оптический фокус восприятия. Если изображене двоится, то сомнений в его реальности быть не должно. Если нет, то все что ты видишь - плод твоего воображения. Я остановился в посмотрел прямо на струящееся, колыхающееся изображение города, висящего в небе и с силой надавил на левый глаз. Скалы помутнели, расколоись на два неясных контура, прихватив с собой и веселую картинку в небе. Значит мираж настоящий. А что мне с того? Можно предполо-жить, что в расслоеенном разницей температур воздухе образовался зеркальный слой в котором отражается реальное поселение. Так бывает когда едешь в авто по раскаленному асфальту. Лужи в жаркий день - тоже мираж. Но даже, если он существует на самом деле, то до него мне все равно не добраться. Он может быть в сотнях километров отсюда. Я я двигаюсь сейчас со скоростью раненой улитки.

Я остановился. Вытащил из за пояса флягу и трясущимися от изнеможения пальца-ми вытащил пробку. Воду придется выпить всю. Иначе, я просто упаду в обморок и до следующего дня просто недоживу. Вода скользнула в пищевод, омыла сухой как наждак язык, немного утолив боль, вернула каплю бодрости и сил. Я встряхнулся и зашагал даль-ше. Слишком горячий воздух приходилсь цедить сквозь зубы для того, чтобы не пропустить его в легкие слишком быстро, иначе он обжигал гортань и я заходился тяжелым кашлем, который отнимал последнюю влагу.

Полтора часа бодрого пешего марша на подпидке из двух глотков пропахшей кожей воды я все таки выдержал. Дальше дела пошли хуже. Движения стали замедленными, словно во сне. Cердце бухало в висках, выбивая в глазах красные бисеринки - признак малокровия. Да и откуда ей быть в избытке, если я давно уже ощущал себя лежалым чер-носливом, потерявшим от своего былого великолепия добрую половину массы.

Какой же все таки гад всунул меня в этот мир? Неужели нельзя было придумать ре-чушку, скажем, вон там на осыпи? Лужу на худой конец! Ах у вас здесь суглинков нет почвы водопроницаемы! А мне что прикажете делать? Подыхать?

Я двигался, похожий на зомби, в пол - шаге от выбитой в каменной брусчатке колеи матерился тихо, изощренно, отчаянно и тешил себя надеждой, что прольется дождь, что я найду ручей, колодец, что вдруг из-за поворота наконец выкатит какая ни будь колымага и возница не даст мне подохнуть на этой дороге.

Как мне это надоело! - Гремлин, повернулся в седле, пошарил по попоной и выта-щил из под нее плоскую стеклянную бутыль темного стекла. Опрокинул ее донышком вверх над губами, вытянутыми в трубочку. На язык упала тяжела жгучая капля. Одна. Вторая. Грем тряхнул бутылку раз, другой, тщетно.

Дьявол! - Ругнулся Грем и с размаху швырнул бутылку о скалы. Она брызнула бле-стками в стороны, лишь горлышко, крутанувшись подскочило вверх и перелетев через тропу тихо тренькая исчезло в пропасти. Грем проводил его взглядом и горестно опустил голову. Патрули выматывали до полного изнеможения. Ему человеку порывистому общи-тельному сторожкая тишина и безлюдье горных троп была не по душе.

У-у-у-у - Тоскливо завыл Грем и эхо подхватило его голос и понесло от скалы к ска-ле. Утащило в ущелье и оставило там. Лошадь повернула голову, скосила лиловый глаз на всадника и сочувственно всхрапнула.

Много ты понимаешь… - Презрительно вытянул губы Грем. Лошадь отвернулась.

Нет! - Настаивал Грем. Остановил лошадь и поводом развернул так, чтобы видеть ее морду.

Ты думаешь, только тебе тяжело? - Лошадь поскребла зубами удила. Мотнула голо-вой!

Да откуда тебе знать?! - Рявкнул Грем. - Я тоже устал! Мне тоже эти горы вот уже где! - Грем рубанул ребром ладони себя по горлу. - Во-о-о-от они у меня где! - Он осла-бил повод и лошадь опустив голову принялась вынюхивать камни в поисках случайно пробившегося зеленого ростка.

За то, что ты меня возишь я тебя кормлю, пою, от дождя и мороза укрываю. Нет ты скажи! - Снова потянул повод Гремлин. - Скажи мне прямо! Плохо тебе живется?! - Ло-шадь недоуменно молчала, лишь смаргивала осторожно когда мелкая мошкара слишком настойчиво забивалась в глаза.

Чего молчишь? А-а-а, да пошла ты… - Разобиделся Гремлин. Соскочил с седла и по-шел пешком вдоль тропы. Брошенное хозяином животное привычно потянулась следом. Грем ускорил шаги, но лошадь не отставала. Грем, набычившись, развернулся и заорал что есть мочи.

Ну, что тебе от меня надо? А? Что? - Лошадь мотнула мордой и преданно уставилась в глаза хозяину.

Стыдно? - Рявкнул Грем. Лошадь опустила голову. Чутко застригла ушами, запере-бирала копытами. Кто то приближался, но Гремлин расценил поведение своего боевого товарища иначе.

Так-то, вот! - Он лихо вскочил в седло и сжал пятками бока лошади. Она встала на дыбы, но не сдвинулась с места. Сильно потянула удила и снова опустила голову к тропе. Теперь забеспокоился и всадник.

Что? Что там такое? - Гремлин рванул из чересседельника меч, воткнул его в нож-ны. Отцепил щит и перекинул за спину. Поскольку лошадь идти отказывалсь, спешился и двинулся по тропе пешком до ближайшего поворота. Перекинул на ходу из-за спины щит. Вытащил из ножен оружие. Кто бы там ни был лучше быть готовым к самому худшему.

Но в природной нерепеливости, дожидаться появления чужака он не стал. Вышел навстречу и пропустил неожиданную атаку. Незнакомец, словно ожидавший Грема, ринул-ся вперед готовый в замахе разрубить зазевавшегося вояку надвое.

Удар пришелся на левый наплечник. Он был сделан из обычной меди и не выдер-жал. Рассеченный узким клинком с начертанными на нем какими то древними рунами, он не смог достойно защитить руку, удерживающую щит. Из косой раны брызнула кровь. Но все таки наплечник сделал рану не столь значительной и Грем еще мог владеть щитом. Он парировал удар и отскочил на пол шага. Вскинул щит и отбил нападение снова. Враг был силен и необычен. Странные доспехи. Странное оружие. Таких Грем еще не видел. Его короткий римский меч, такой удобный в бою на короткой дистанции на той дистанции, которую ему предложил этот страшный воин мало что значил.

Жутко оскаленная кожаная маска закрывала его лицо. Высокий треугольный кожа-ный шлем простеганный железной проволокой был гораздо легче бронзового колпака Грема, но защищал его голову от ударов меча не менее эффективно. Короткая кольчужная мантия, свитая из блестящих колечек величиной с булавочную головку и поэтому похожая на маленький водопад защищала его шею. Широкие прямоугольные наплечники не стес-нявшие движений. Прочный кожаный панцирь с нашитыми пластинами, защищал грудь и живот. Фехтовал он тоже не обычно и поэтому был опасен вдвойне. Его движения были мягки и вкрадчивы, атаки стремительны и молниеносны. Удары точны и беспощадны. И у него не было щита. Щитов не имели только одиночки. Вечные странники, доверившие жизнь судьбе и полагавшиеся только на свое мастерство. Даже нанявшись к какому ни будь правителю в войско для того, чтобы заработать себе на хлеб такие воины не вставали в строй. Они терпеть не могли ходить фалангами, повинуясь окрикам командиров подраз-делений. Они дрались мелкими группами чаще по двое, но иногда и в одиночку почти в тылу врага. Никогда не отступали, никогда не сдавались. В своей ледяной, непостижимой храбрости, какой то абсолютной самоотверженности причиняли противнику просто страш-ный урон. Гремлин вспомнил о том, что когда то давным давно он служил наемником у одного из византийских военначальников. В армии этого правителя были воины с севера. Голубоглазые великаны с длинными светлыми волосами стянутыми на лбу кожаным ре-мешком. Россы они называли себя Берсеиерками и ходили в бой обнаженными по пояс. Смерть и разрушение сеяли они вокруг. Мало кто решался вступить с ними в единоборство. Доспехами и стилем фехтования противник Гремлина походил на воинов из-за Великой Стены, которая тянулась от Нижних Пределов к подножию гор Вершины Мира, и уходящей к самому краю Земли к Геркулесовым Столпам. Наверное он был Берсеиерком Великой Поднебесной Империи, огромной как океан, и древней как сама земля, оградившей себя от внешнего мира Великой Стеной.

Воин был Мастером. Не просто хорошим фехтовальщиком, а именно Мастером. Ве-ликим Мастером и Гремлин это чувствовал. Берсеиерк дрался без злобы. Создавалось впечатление, что он решил просто позабавиться. Грем допустил как минимум четыре ошиб-ки и воспользуйся Мастер хотя бы одной из них Гремлин давно бы уже валялся в пыли разрубленный на двое острым как лезвие бритвы мечом.

– Ну что же. - Подумал легионер - Тем хуже для него. Слишком высокое самомне-ние обойдется ему дорого. - Грем пригнулся, прикрыл щитом грудь и горло. Сделал стремительный шаг вперед. Коротко выдохнув - К-к-кха… - Выбросил руку с зажатым в ней мечом, целясь в стыки панциря и наплечников. Удар не достиг цели. Странный воин легко повернулся на левой ноге вокруг своей оси. Клинок его легкого, узкого двуручного меча с рукояткой перетянутой кожаными ремешками, описав широкую дугу, опустился на бронзо-вый шлем Грема. Грем почувствовав опасность, за миг до удара успел наклонить голову и поразительно острая сталь лишь отсекла его ярко алый султан из крашеного конского волоса, не причинив никакого вреда.

Грем опешил. - Замешкайся я на секунду и у меня бы уже не было головы - Дейст-вительно, опасная техника.

Воин описал полный круг вращения, сверкнул клинком и, ухватив его за рукоять двумя руками выставил перед собой. Затем мягко переступил. Отвел меч к правому плечу, поставив его почти вертикально. Он выставил вперед левую ногу и как будто нащупывая дорогу стал по дуге приближаться к Грему. Грем решился атаковать первым. Он громко крикнул. Метнулся навстречу Странному Воину. Ударил его щитом в грудь. Противник легко откинулся назад. Мягко кувырнулся через голову и встал на ноги в метре от Грема как ни в чем не бывало. Гремлин снова ринулся в атаку. Выбора у него не было. Единст-венно правильный способ ведения боя со столь сильным противником - постоянное нападение с максимальным использованием щита. Гремлин старался войти с Мастером в плотный контакт, сократить дистанцию на которой катана, самурайский меч терял свои преимущества. Грем подбадривал себя криками. Делал странные, по его мнению трудно предсказуемые движения, пытался отвлечь внимание противника взмахами красного пла-ща, но тщетно. Его противник был невозмутим. Он уходил от ударов изящно и мягко и казалось бы безошибочные атаки Гремлина позволяли едва коснутся кожаных доспехов Мастера. Грем начал выдыхаться и был уже не столь активен. Он сделал несколько шагов назад и встал чуть полу присев, выставив вперед левую ногу, защищенную бронзовым наколенником и прочными щитками, привязанными к голени кожаными ремешками. Спря-тался за большой круглый щит и готовый молниеносно контратаковать приготовился к глухой обороне. Ему нужно было восстановить дыхание иначе дальше вести поединок с той активностью, которая просто позволяла ему пока оставаться в живых он бы просто не смог.

Мастер не спешил атаковать. Он крутанул несколько раз мечом и поворачиваясь то одним то другим боком, подходил ближе и ближе. Наконец за пол шага до дистанции на которой Грем был досягаем Мастер вдруг присел, выставил вперед левую ногу, перенес на нее тяжесть своего тела и нанес казалось абсолютно не парируемый удар под нижний срез щита. Меч двигался настолько быстро, что образовал сплошную зеркальную поверхность в которой Гремлин на долю секунды увидал отражение белого пушистого облачка, которое с нескрываемым интересом поглядывало с небес на странные танцы мужчин. Серебристый клинок звонко ударился о щит и отсек добрый кусок бронзовой полосы пущенной по его краю оружейным мастером. Если бы не кожаная юбка до колен с нашитыми на нее кусками металла, то через секунду Грем уже лежал бы поверженный с разрубленными ногами.

– Черт!!! - Выругался Гремлин. - Он пробивает любую оборону. - Его бы в гладиа-торы. Он быстро переместился назад и в момент завершения приема атаковал сам. Прихватив край плаща, широко махнул правой рукой. Плащ взметнулся алым крылом на секунду скрыв от восточного воина приготовления Грема к атаке. Легионер атаковал как и раньше, другого он пока ничего придумать не смог. Он ринулся вперед выставив щит. Мастер похоже разгадал его намерения и легко ушел с линии атаки пропустив Гремлина вперед.

– Господи, даруй долгую жизнь тому, кто ковал мой панцирь - Мелькнуло в голове у Грема, когда катана обрушилась на его доспехи сзади. - Сколько работы будет портному если я останусь жив. Такой меч наверное делает просто ужасные прорехи в одежде - От столь достойного удара плащ Гремлина действительно пострадал. Гремлин не поспешил развернуться поскольку знал, что это будет стоить ему головы. Он сделал несколько шагов вперед настолько быстро насколько смог и только потом развернулся через левое плечо поскольку в этом случае на линии атаки первым появлялся щит, спасая от возможного нападения. Берсерк как ни странно оказался совсем рядом. Он повел меч по широкой дуге разворачиваясь всем телом и готовясь к рубящему удару сверху. Грем был удивлен. Ис-пользование контратакующего приема при нападение на противника, который абсолютно готов к любым неожиданностям - ошибка, причем грубейшая ошибка. Это могло стоить Мастеру жизни. Он, описывая полный круг вращения на миг повернулся к своему против-нику спиной.

– К-к-кха… - Времени для замаха не было. Грем метнул руку вперед и рванул меч снизу вверх, рассекая не защищенную броней спину от ягодицы до плеча наискось, благо меч легионера был обоюдоострым. Отскочил. Прикрылся щитом и ждал еще миг, пока воин из Поднебесной завершит свой атаку. Противник казалось не заметил столь страшной раны. Он отступил на пол шага. Сменил позицию. Перехватил меч каким то непостижимо стремительным образом в правую руку так как обычно берут кинжал клинком вниз и за-сверкал бликами отраженного на стали солнца. Такой атаки Грем не видел никогда. Казалось что у противника не одна а десять рук. Не один а сотня мечей. Странный воин наступал, спрятав себя в неприступный кокон из атакующих разящих ударов.

Сверкающий вихрь надвигался и противопоставить ему что либо Грем не мог. Он от-бивал выпад за выпадом с каждым разом убеждаясь в том, что какой ни будь из них все таки достигнет цели. Грем отступал. Шаг за шагом к узкой расщелине в скале для того чтобы стеснить врага. Не дать ему возможности использовать свою удивительную технику. Бликов становилось все меньше. Похоже, что Мастер начал уставать. Он потерял много крови. Все таки римский меч превосходное оружие на короткой дистанции. Раны которые он наносит смертельны. Отточенный как бритва клинок рассек не только слабые на спине доспехи противника, но и вонзившись глубоко, поранил правую почку, позвоночник, рас-сек мышцы спины.

Грем, отразив еще один удар снова отступил. Спрятался в тень скалы. При столь яр-ком солнце в черной тени он стал почти невидим. Странный Воин вдруг на секунду замер. Грем услышал его тяжелое клокочущее дыхание - Похоже, что задето еще и легкое. - Мастер пошатнулся и упал на одно колено. Попытался встать. Это у него получилось, он даже смог принять боевую позицию. Но простояв в ней секунду вдруг упал навзничь рас-кинув руки и остался лежать. Ремешки маски порвались и она отлетев в сторону открыла лицо молодого мужчины совершенно не восточного типа. Широко открытые зеленые с золотым глаза смотрели в небо. На губах застыла улыбка. Из угла рта пузырясь толчками текла струйка крови. Сердце еще билось, но Мастер уже не дышал. Минуту спустя переста-ло биться и сердце. Грем подошел к распростертому телу и накрыл ладонью его глаза.

Выпрямился, постоял еще минуту, разглядывая небеса. Отдавать тело воина па-дальщикам было не в его правилах. Пусть он и враг, но враг достойный. Гремлин бросил щит на землю. Стащил на край дороги несколько валунов и спрятал под ними тело. Поло-жил сверху на импровизированную могилу меч и положил на рукоять шлем. Теперь все.

Покойся с миром - Произнес он то, что обычно произносили в таких случаях и при-слушался к собственным ощущеням. Горячка боя отпустила и теперь ему было жаль этого воина. Он его жалел и немного завидовал. Веб не мог породить столь совершенного Фан-тома. Мастер наверняка был Оборотнем. У Оборотней всегда оставался еще один шанс. У Грема его уже не было. Он не смог преодолеть пути. Пройти через десять смертей-жизней и вернуться в реальный мир, чтобы снова попытаться полюбить его. Теперь он Двеллер. Двеллер Зеркала Махаон и хранитель Пути. Одного из его Волоков. Второго Волока пути бесконечно-конечного кольца Перевоплощений.

Грем протяжно свистнул и из-за скальной гряды цокая подковами вышла гнедая поджарая тонконогая лошадь. Он легко вскочил в седло, посмотрел в последний раз на могилу Странного Воина и дал коню шпоры.

Ноги перестали слушаться. В глазах плыли красные круги. В груди гулким набатом колотилось сердце. Кровь, теряющая свою текучесть уже не могла донести кислород до каждой клеточки моего измученного тела. Я упал на колени. Немного отдышавшись, по-полз вперед. Нужно было двигаться. Как угодно но двигаться. Идти, ползти. На коленях, локтях, как угодно но двигаться. Потеря ритмики движения - смерть. Однажды остановив-шись я уже не смогу сделать шага. Нужно было дождаться когда это проклятое солнце наконец скроется за горизонтом и тогда будет легче. Но оно похоже не собиралось поки-дать эти раскаленные небеса. Как приколоченное оно торчало в небе едва перевалив за отметку зенита.

Я закашлялся. Мучительно. Тонкая пыль с дороги поднятая моими движениями за-била горло. - Ну еще шаг. Еще. - Я упрашивал себя. Умолял. Материл последними словами. Нужно было идти. Идти вперед.

Я не знаю прошел ли я более ста метров, по этой трижды проклятой дороге, но на-стал миг когда я понял что больше двигаться просто не могу. Я упал лицом вниз. Вспомнил, что вверху в вышине все кружатся и кружатся грифы, дожидаясь моей смерти.

– Первое за что они возьмутся - это глаза. - Я представил себя распростертым на брусчатке с кровавыми пустыми глазницами и мне стало по настоящему дурно. Я упал ничком. Закрыл лицо ладонями.

– Что угодно. Но только не это. - Наверное это была последняя сознательная мысль. Я провалился в вязкое не спасающее от мук беспамятство. Я грезил. Мне снилась вода. Много воды. Целые океаны прекрасной, пресной, прохладной воды. Реки и озера. Ручейки и омуты. Струйки родников и недопитый сто лет назад стакан газировки в городском пар-ке.

Вода. Живая, прохладная вода. Она струится по моим губам. Подбородку. Глазам. Вода. Кто то перевернул меня на спину и льет тонкой струйкой воду на мое лицо.

– Пи-и-и-ить… - Струйка капля за каплей стала наполнять черную щель с вывалив-шимся языком. Я мучительно сглотнул. Ледяной комочек побежал по пищеводу и не достиг желудка моментально рассосанный на миллионы молекул в которых - жизнь. Струйка продолжала литься. Я сглотнул второй раз. Третий. Затем открыл глаза.

Пропыленный тусклый бронзовый шлем сдвинутый на затылок с остатками отсечен-ного острым как бритва лезвием султана из крашенного конского волоса. Панцирь весь в царапинах. Разбитый наплечник из простой меди. Запекшаяся кровь на левом плече. Алый плащ грязный и рваный. Поджарая гнедая лошадь немного в стороне, переминающаяся с ноги на ногу, горячая, ждущая своего всадника.

– Легионер. Да, он очень похож на легионера. - Я начал понемногу оживать. Он пе-рестал лить воду мне в рот. Заткнул свою флягу круглой пробкой и сдвинул на поясе за спину. В этом пекле самое страшное остаться без воды и он понимал это прекрасно. Вода должна всегда находиться рядом. Лошади нельзя доверить столь драгоценный груз. Она может убежать испуганная клекотом ястреба. Упасть в пропасть, оступившись на острых камнях. Без воды - смерть. Легионер ждал, когда я наберусь сил и смогу произнести хотя бы слово.

Я прохрипел - Ты кто? -

– Я - Грем, Двеллер Зеркала Махаон, хранитель второго Волока Пути

Я даже не удивился тому, что у Фантома есть имя и что передо мной стоит самый странный в этом мире Фантом Двеллер. Двеллер о которых в Сети ходит столько легенд и которых никто никогда не видел. Я видел Двеллера и я понял почему я его видел. Понял почему на этой дурной дороге вымощенной столетним камнем мне повстречался Двеллер, Фантом, который когда то был Оборотнем, и имел пусть и единственный но все таки шанс вернуться в тот мир из которого он пришел, но решивший, что здесь ему будет все таки лучше.

Вустер не обманул меня. Он действительно привел меня к Зеркалу. Но оно не имело воплощения ни реального ни виртуального. Это Зеркало моя душа и для того, чтобы понять свою истинную суть, увидеть личину с которой я был рожден нужно пройти путь. Этот путь. Путь, который идет через все Перевоплощения. Мои Перевоплощения. Пока я знал только это. Наверное было что то еще самое главное, но может быть я пойму это позже. Может быть.

– Кто ты? - Спросил Грем. Говорить было трудно, но я сумел выдавить из себя имя. Имя, которое я носил в этом Перевоплощении.

– Я - Пилигрим.

– Я слышал о тебе. Ты принял личину на моем Зеркале. Ты пришел из северных стран, в которых даже на равнинах с неба падает снег. - Я согласно кивнул. Теперь я знал, кто закрепил мою личину Пилигрима. Но я не был в обиде на Гремлина. Я выбрал новую телесность сам и мнение Двеллера Зеркала совпало с моим.

– Я знаю что ты ищешь Путь. - Странно, что он сказал Путь. Путь, а не Зеркало. Да и какая разница. Я шел правильной дорогой и мне нужно было идти. Идти вперед. Дальше.

– Тебе будет непросто. - Я знал, что мне будет непросто. Отторжение плоти Оборот-ни переносят очень болезненно. Перевоплощения не бесконечны и генная память забитая прошлыми однажды откажется принять новую личину. Какое то из Перевоплощений долж-но стать последним. Я это понимал. И я понимал, что начал поиски Зеркала во время. Ресурс Перевоплощений истощался. Если бы я принял новую личину еще несколько раз у меня уже не хватило бы сил для того, чтобы преодолеть Путь. А хватит ли у меня их сей-час? Этого я тоже не знал.

– Ты покажешь куда идти дальше? - Я сумел сесть. Голова все еще кружилась, но мысли уже не путались и прошла дрожь в руках.

Похоже, что я снова начал жить. Я не представлял себе чтобы произошло не попа-дись мне навстречу Грем. Двеллер Грем. Я бы умер. И мне пришлось бы начать все сначала. Или я бы не смог вернуться в свой мир? Этого я тоже не знал.

Ты сможешь влезть на лошадь? - Грем заглянул мне в глаза.

Я попробую - Я засунул за пояс катану. Сдвинул ее за спину как ее носят Ночные Воины, и попытался встать. В глазах стало темно. Разноцветные искорки замелькали во-круг. Я пошатнулся. Грем придержал меня.

В часе ходьбы отсюда родник. Ты сможешь напиться и наполнить флягу. Врата ве-дущие к Третьему Волоку недалеко. Я довезу тебя. - Грем помог мне подняться на лошадь и усесться на ее круп за седлом. Гнедая зафыркала, заперебирала тонкими ногами. Всад-ник был чужим. Грем придержал ее за повод. Погладил шею. Она успокоилась. Грем вскочил в седло. Лошадь, немного присев от тяжести двух седоков, все таки выправилась и повинуясь твердой руке Грема легкой рысью поскакала вперед.

Кто тебя так? - Прошипел я ему в ухо, разглядывая рану на левом плече. Хранитель промолчал. Только неопределенно покачал головой. Мне казалось странным, что Гремлин, по всему человек веселый и легко идущий на контакт не хочет говорить о только, что со-стоявшейся битве или поединке. Если он победил, то этим не зазорно похвалиться.

Патрулирование - не всегда безопасно. - Наконец, выдавил из себя Гремлин и сно-ва замолчал. Я решил не беспокоить его больше, да и времени на разговоры по душам уже не было.

Родник действительно был недалеко. Скрытый в скалах он тонкой струйкой стекал по куску гранита и пропадал в расщелине. Рядом не росло ни кустика. Сам бы я никогда не нашел это узенькую струйку жизни. Я слез с лошади. Долго умывался и пил. Наконец, наполнил свою флягу до верху и снова влез на лошадь позади Гремлина. Гремлин по прежнему молчал. О чем то думал. Наверное я не первый кого он провожает дальше. Мо-жет быть он вспоминал о том как сам пытался пройти Путь и как у него не хватило сил завершить его. Может быть.

Лошадь шла спокойно и размеренно. Цок-цок-цок. Солнце наконец опустилось к го-ризонту и стало прохладнее. Сумерки накрыли этот странный мир. Небо из ярко голубого стало синим. Грифы давно потеряли ко мне интерес и кружили где то далеко-далеко едва различимыми точками. Наверное кто то другой шел по этой дороге. Фантом? Оборотень, который ищет свой Путь?

Через пол часа Грем остановил лошадь. Слез с нее сам и помог спуститься мне. Площадка, усыпанная острыми обломками гранита преградила путь.

– Дальше пойдешь один. Лошадь не сможет везти нас. Слишком острые камни. - Грем почему то не смотрел мне в глаза. Он проговорил это в пол голоса, опустив лицо, как будто прощался со мной навсегда. Наверное мы действительно больше не встретимся. И может быть это к лучшему.

Он вскочил в седло. Резко потянув повод развернул лошадь и хлопнул ее по крупу плашмя мечом. Гнедая храпнув поднялась на дыбы и рванула вперед, унося седока прочь. Все дальше и дальше. Скоро он исчез за поворотом.

Я осмотрелся. Дорога по которой мы ехали с Гремлином на гнедой была той же, вы-мощенной несколько столетий назад. С выбоинами от окованных металлом колес бесконечных телег и колесниц, которые когда то видимо проезжали здесь не столь редко как теперь.

Оползень, вызванный либо сильными перепадами температур, либо подвижками гор уничтожил часть дороги и теперь мне нужно было пробираться дальше самому. За осыпью можно было разглядеть остатки мостильного камня, каким то чудом державшемся на почти вертикальной скале.

– Куда же идти? - Гремлин сказал что я должен идти дальше один. Но куда?

Я посмотрел вверх.

Осыпь образовалась из разрушенной части скалы. Наверное более слабой, прони-занной трещинами и поэтому осыпавшейся несколько десятков лет назад. Она шла влево и вверх метров двадцать, двадцать пять. Дальше возвышался базальтовый массив. Темный и гладкий как стекло. Ни единой трещины в которую можно было бы всунуть катану, сделав таким образом ступеньку. Ни кустика за который можно было бы ухватиться.

Я задрал голову, оценивая высоту массива. Метров сто пятьдесят. Даже если бы у меня был полный комплект альпинистского снаряжения и тогда бы подъем занял не менее десяти часов.

Справа пропасть.

Я подошел к краю дороги и посмотрел вниз. В глубине ущелья клубился туман. Сквозь него можно было различить извилистое русло ручья. Я лег на брусчатку и высунул-ся за край дороги насколько смог. Этот участок дороги похоже был вырублен вручную в сплошном скальном массиве. Спуститься в ущелье глубиной почти в километр по столь отвесной стене не представлялось возможным. Лишь в тридцати метрах внизу я обнаружил несколько слабых деревьев, которые могли служить ступеньками. Ниже не было ничего похожего на хотя бы на штормовой трап.

Оставалось идти, пробираясь через обломки скал дальше. Там за осыпью по край-ней мере я разглядел десяток камней приклеившихся к скальной стене шириной всего лишь в ладонь, но по ним наверное можно было добраться до поворота и возможно там будет нормальная дорога и Врата которые я ищу.

Выбора не было. Я посмотрел на свои рваные сандалии и скорбно пожелал им поко-иться с миром. Они не проживут даже ста метров столь острых камней, а осыпь была шириной метров двести, двести пятьдесят.

– Э-э-эх… Грехи наши тяжкие… - я встал на ноги и приблизившись к первым облом-кам скал начал понемногу пробираться через это кладбище сандалий.

Сандалии оказались на удивление живучими. Они продержались на целых десять метров дольше чем я предполагал. Куски сыромятной свиной кожи прикрученные ремеш-ками к моим ступням изорванные в клочья почили в бозе.

Я присел на уступ и отвязав их выбросил в пропасть. Дальше придется пробираться босиком. Стараясь чрезмерно не экспериментировать с крепостью моих мозолей я пополз каждый раз тщательно выбирая место куда поставить руку или ступню.

Ночь. Какая красивая здесь ночь. Я сидел на краю осыпи с обмотанными тряпьем кровоточащими ногами и смотрел в небо. Все таки я трижды наступил на острые кромки и теперь ждал когда же кровь перестанет сочиться из ран.

Луны не было, но звезды светили столь яростно, что их света было пожалуй доста-точно для того, чтобы читать крупный газетный шрифт. Млечный путь почти не имел иссиня-черных провалов и сплошным серебряным потоком лился через небеса. Южный крест, состоящий из шести великолепных звезд величаво плыл над землей.

– Странно - подумалось мне. Млечный путь не должен быть виден в этих широтах. Я улыбнулся. Админы постарались сделать этот мир красивым и похоже, что у них это полу-чилось. Пусть и не совсем достоверно, но все таки здорово.

Прохладный ветерок шевелил мои волосы. Забирался под хламиду. Холодил грудь. Мне было почти хорошо. Я просидел любуясь небесами еще час. Раны на ступнях покры-лись коркой свернувшейся крови. Тряпье, которое я намотал на ноги стало жестким и ненадолго но все таки могло заменить свиную кожу которую я выбросил в пропасть. Нужно было идти. Дальше не было столь острых камней и можно было не уподобляться горному козлу и шествовать важно в чинном спокойствии на двух конечностях, которым природой было назначено попирать пыль.

Охнув от боли, я поднялся на ноги и заковылял к отвесу из которого торчали редкие камни - остатки древней мостовой.

Прижавшись спиной к скале я медленно приставными шагами пошел по карнизу. Вниз можно было смотреть спокойно не опасаясь головокружения. Высоты не чувствова-лось поскольку света звезд все же не было достаточно для того, чтобы целиком осветить ущелье. Внизу была тьма. Черная непробиваемая тьма. Но карниз был хорошо различим, выделяясь серебром светлого песчаника на фоне темного почти черного базальта скалы.

Шаг. Еще шаг. Еще.

Я прошел наверное уже метров двадцать, и до поворота, за которым как я думал должны быть более приспособленные для путешествий остатки дороги, оставалось всего метров семь, как в карнизе образовалась брешь.

– Этого еще не хватало. - Прыгать с камня на камень на километровой высоте заня-тие весьма опасное. Мне жутко не хотелось разбиться в лепешку в самом начале Пути. Или в середине? Это второй Волок. А первый который? Или третий…

Прыгнуть все таки пришлось. Пол метра не такая большая дистанция и я преодолел ее довольно легко.

Дальше снова была брешь. Чуть больше метра. Я заволновался. Если бы у меня бы-ла крепкая веревка со стальной кошкой на конце, то я бы пожалуй сумел зацепить ее за срез скалы и потом взобраться на карниз, но веревки не было.

Нужно было что то придумать.

Я размотал свой пояс, опустил в пропасть. Метров пять. Немного. Сантиметров три-дцать уйдет на узел. Ну что же. Выбора не было. Я привязал катану к поясу. Раскачал его и попытался зацепить мечом за уступ. Не получилось. Катана с мелодичным звоном отско-чила от среза скалы и повисла, раскачиваясь внизу.

Я бросил еще раз. Опять неудача.

Я решил попробовать зацепить ее не за скальный уступ, а за остатки брусчатки в трех метрах от себя. Там было два более менее крупных камня, выдававшихся из отвеса более чем на пол метра. Я присел на корточки и, раскачав, бросил кушак с катаной еще раз. Самурайский меч прочно заклинило в щели между камнями. Я дернул раз другой и решив, что кушак все таки меня выдержит, спустился в пропасть. Повис над мрачной безд-ной и понемногу стал подтягиваться к карнизу.

Я все таки сорвался.

Несколько секунд свободного полета.

Я падал пронзая туман.

Похоже камни не выдержали моего веса и катана выскользнула из щели.

Странно как много времени остается для того, чтобы подумать о вечном. Нескольких секунд вполне достаточно для того, чтобы шаг за шагом просмотреть жизнь. Размотать клубочек в много-много маленьких: должен, но не смог, обязан но забыл, хотел, но не хватило сил. Несказанных вовремя «спасибо», «поздравляю», «люблю». Я должен, но почему забывают о том, что нужно вернуть взятое и мне? Хотя бы толику из уже сказанно-го: «спасибо», «люблю».

Впереди была тьма. Еще миг и меня размажет по обломкам скал на берегу ручья.

Мне показалось, что я увидел со стороны как завернутое в белесое тряпье тело, шлепнулось на камни, отскочило в сторону дрыгая неестенственно вывернутыми конечно-стями, разбрызгивая в стороны кровь. Что то выкрикнуло протяжно и провалилось глубже в пропасть. Ударилось об острый срез валуна и сломленное пополам замерло, слепо уста-вившись в никуда мучительно расширившимся зрачком единственного уцелевшего глаза.

Воздух. Мне нужен был воздух. Я летел к серебристой поверхности как торпеда, мо-лотя хвостом из всех сил. И вот наконец. Я расколол это жидкое стекло и разбив его на тысячи жемчужных брызг вылетел в такую же голубую бездну с ярко-желтым веселым солнцем в зените. Я вдохнул порцию соленого с запахом йода воздуха, сделал кувырок через голову и снова плюхнулся в океан.

Это был настоящий рай. Если бы не Гремлин я бы наверное никогда не смог повто-рить этого Перевоплощения.

С Махаоном отношения у меня особенные. Нельзя назвать это любовью, но некото-рое уважение все таки теплилось в глубине души. Нас слишком много на Махаоне. Его на всех нехватает, поэтому воздействие длительное, но мягкое. Без чрезмерной боли и муче-ний. Он словно фокусник в черном плаще с алой подкладкой, рисуясь, делает пассы и перед тобой вспыхивает радуга и ты топаешь по ней все дальше и дальше к своему только для тебя созданному миру.

Я любил этот мир. Его лазурный океан бесконечный, раскинувшийся настолько ши-роко, что никто из афалин не пытался даже достичь его берегов. Да и зачем?. Материковый шельф простирался более чем на сто километров отнимая у океана право на то чтобы быть бездонным везде. Глубины на шельфе не достигали больше восьмидесяти метров и вода, прогретая насквозь жарким южным солнцем просто кишела жизнью. Косяки сельдей приходили на шельф кормится планктоном, который прибивали к берегу океан-ские течения. За косяками рыб следовали хищники. Морские окуни и тунцы. По дну ползали сотни тысяч морских ежей и звезд. Со дна поднимались на десятки метров вверх широкие темно-зеленые листья ламинарии. Каждый сантиметр дна был кем то занят. В каждой щели придонных камней кто то жил. Проплыла, выбрасывая из своего мешка струю воды Осьминожка. Я послал ей во след веселую трель из щелчков и свиста и она привет-ливо махнула мне одним из щупалец. Где то далеко-далеко мое приветствие услышал Дэлф, молодой кашалот и ответил басисто и столь же радостно. Видимо сегодня у него было прекрасное настроение. Да это был рай. Но именно этот рай принес мне самую боль-шую боль. Самое тяжелое из разочарований. Самую большую из потерь.

Я скользил в полуметре от поверхности и изредка выпрыгивал, чтобы глотнуть оче-редную порцию воздуха. Третий Волок Пути оказался даже приятным, если не брать в расчет того, что вечно находиться в этом Перевоплощении я не мог. Так или иначе Путь которым я шел был скорее воспоминаниями Перевоплощений, а не ими самими. Вернуться в прошлое, в то самое фактическое прошлое которое имело место когда то быть было не-возможно даже здесь в этом полном самых невероятных чудес Мире Сети. Я должен был отыскать Двеллера, хранителя этого Волока и двигаться дальше. Дальше по Пути Перево-площений. Может быть к своей гибели. Может быть к свободе.

Мне вдруг стало тоскливо. - Ну почему я не могу остаться здесь навсегда? Почему? - И сам себе ответил. - Насколько бы ни казалась достоверной реальность Мира созданного Админами Сети она не вечна. И не может вечно утолять жажду чудес и наслаждений. Этот Мир, третье мое Перевоплощение уже давно перестал существовать и Осьминожка и Дэлф сейчас носят другие Личины и также идут по Пути Перевоплощений. Как бы мне ни хоте-лось. Какими возможностями я не обладал, мне не вернуть того Мира в котором я жил тогда и носил личину афалины.

Наверное Путь начинается не с того момента в который ты принимаешь решение вернуться, освободиться от столь сильного влияния Сети, побороть наконец нестерпимое желание раз за разом проникать в этот Мир и принимая Личину наслаждаться псевдоре-альностью. А с первого шага. С того момента, когда Оборотень, даже если он еще не знает, что подвержен воздействию Зеркал, заполучив Ключ впервые открывает Врата.

Но почему Двеллеры появляются только после того, как я принял решение найти наконец Безымянное Зеркало было все еще непонятным. Многое было непонятным. Стран-ным, удивительным. Я даже не бы уверен в том что уже знал. Здесь ни в чем нельзя было быть уверенным. Мне казалось, что я стал понимать эти Миры, но без каких то малых, но бесконечно важных деталей не было общей, глобальной картины. Не было целостного восприятия конструктивного устройства и связей Миров, Перевоплощений, Двеллеров, Зеркал. Они казались кусочками древней китайской головоломки из которых я складываю, складываю, бесконечно долго складываю свою беспокойную жизнь и до сих пор еще не было такого, чтобы все кусочки встали на свои места. Всегда что то оставалось лишним. Чего то не хватало.

Я задумался над смыслом своей жизни столь глубоко что не заметил как врезался в косяк селедок усердно уничтожавших зоо-планктон. В общем это было даже к стати. Мож-но было пообедать.

Я выбрал рыбину побольше и долбанул ее сигналом не менее сорока децибел. По-хоже перестарался - на секунду оглох сам. Селедка вместо того, чтобы перевернуться пузом вверх и начать всплывать завалилась на бок и пуская пузыри опускалась ниже и ниже. Наверное сигнал был чрезмерно сильным и плавательный пузырь порвался, иначе откуда изо рта селедки могли появится пузыри воздуха.

– Еще не хватало нырять на сорокаметровую глубину за каждой порцией - Я ударил хвостом и молнией ринулся к тонувшей селедке. Ухватил ее в частокол ровных острых как иглы зубов и проглотил.

– Йиииии-еееее-ху-у-у-у!!!!…. - Это мой мысленный вопль, отвергавший отчаяние и боль. Если у меня не получается быть счастливым всю жизнь, то пусть я буду счастлив хотя бы эти минуты. Сейчас я охотился и не хотел думать ни о чем другом кроме как до умопо-мрачения вкусных селедок. Хотя если бы мне здесь предложили меню из всех пород рыбы которые когда либо посещали здешние места, я все таки выбрал бы осетровых.

Селедки, казалось сошли с ума. Я трещал и пел своим генератором ультразвуков на разные лады. Хватал их за хвосты и отпускал снова. Съев восемь весьма упитанных рыбин, я насытился и теперь просто баловался. Шалил. И не особенно торопился встретиться с Двеллером. Хранителем этого Волока, поскольку знал, что куда бы я ни плыл, что бы я ни делал, он возникнет на моем пути в строго отведенный для этого час. Я гонял этот малень-кий косячок по кругу заставляя его каждый раз сворачивать в сторону.

Странными свойствами обладали косяки рыб. При возникающей опасности они од-номоментно меняли направление своего движения. Все разом. Каким образом им удавалось оценивать направление и принимать решение в какую сторону плыть, а главное принять это решение одновременно всем косяком, было совершенно непонятным. Это забавляло меня и я вертел этот батальон великолепно вышколенных рыб каруселью до тех пор пока не устал сам.

Я выпрыгнул из воды, глотнул свежего воздуха и опустился к самому дну. Какое то странное ощущение не покидало меня. Мощные низкие сигналы почти в инфра диапазоне пронизывали толщу воды вокруг. Так прощупывают океан косатки. Я узнал их голос. Кто то пристально наблюдает за мной. Но кто? Откуда? Зачем?

Папа. Ну, папа! Па-а-а-ап.

Я сплю.

Ну папа же! - Русалка тянула родителя за бороду, пытаясь обратить на себя внима-ние. Седобродый великан, улегшийся в раковину огромного моллюска словно в постель, стрательно не замечал дочери, хитро щурился через приоткрытый глаз.

Ах так? - Русалка, возмущенная до глубины души каверзами отца, решила во что бы то ни стало побудить его к действиям более активным чем возлежание в раковине. Она хитро улыбнулась и медленно поплыла по кругу.

Несколько озабоченный молчанием дочери Тритон, неуютно заерзал в постели.

Русалка… Русалочка. - Нежно проговорил он впол голоса.

Да, папуля. - Кротко ответила дочь.

Ты где?

Я здесь.

Где здесь?

Совсем ря-а-адом… - Ру доплыла до постамента на котором был установлен золотой трезубец и демонстративно уперев руки в бедра, положила не него плавник.

Символ власти над морем он же источник могущества нельзя было выпускать из рук, но Тритон уставал и лишь изредка, когда ему непреодолимо хотелось отдохнуть, он пору-чал охрану артефакта своеобразной, но весьма надежной сигнализации.

Электрический скат был великолепным емкостным датчиком - аналогом любого дат-чика охраны обычной сигналиации. Улавливая движение рядом тот посылал мощнейший электрический импульс от которого взрывался воплями морской черт - один из самых голосистых морских созданий. Его голос был настолько громок и противен, что о том, что кто то приблизился к сокровищу становилось известно всем морским обитателям в радиусе пятидесяти миль. Только один недостаток был у такой сигнализации - она была не очень дисциплинированной. Если ее перекормить - могла уснуть. Если недокормить - легко бро-сала свой пост и расползалась в поисках пищи. Тем не менее, расчет Русалки был верным. Утробный рев морского черта поднял Тритона из постели с эффективностью объявления по радио третьей мировой войны. Он завис над дочерью, хмуря брови, страшный, лохматый, одну руку положив на трезубец, другой рукой проворно выискивал в нише постамента голосистую рыбину, для того, чтобы наконец заткнуть ей рот.

Как тебе не стыдно, дочка? - Проговорил он строго. - Я только прилег на минуту, устав от государственных дел, а ты лишила меня последней отрады в жизни - вздремнуть перед ужином.

Как тебе не стыдно, папочка? - Не растерялсясь Ру. - Ты не можешь выкроить для своей дочери и минутки в день, чтобы пообщаться с нею, и только она пожелает твоего внимания, как ты сразу валишься в постель и засыпаешь, словно тебя опоили зельем. - Брови Тритона шевельнулись. Одна поднялась вверх. Другая осталась нахмуренной. Он внимательно разглядывал свою дочь и старался понять откуда в ней такая изощренная способность хамить, не выходя за рамки светской беседы.

Выросла. - Вздохнув, проговорил он. - Совсем выросла.

Что?! - Крикнула не расслышав Ру как раз в тот момент когда Тритону, наконец удалось зажать пасть ревуну. Ее голос прозвучал чрезмерно громко и она понизив тон и едва не склонившись в реверансе спросила снова.

Вы что то сказали, Ваше Величество?

Гхм, - Опешил Тритон. Ру продолжила. - Не будет ли Вам угодно повторить свой во-прос, а то ваши подданые не уважают вас и голосят, что есть мочи в самый неподходящий момент.

Не, хами. - Отрезал король.

А ты сам начал. - Вскинулась Ру.

О… - Вытянул губы Тритон. - Так ты что то хотела, милая. Я тебя слушаю. - Русалка приблизилась к отцу и прижалась к его широкой груди, положила ему на плечо красивую головку, щекотнула нос пышными волосами, прошептала на ухо нежно.

Ты лучше всех, папочка. Я тебя очень люблю. - Кто же выдержит столь могучую артподготовку к исполнению любого желания? Улыбка самопроизвольно вползла на фи-зиономию короля и растянула его губы от уха до уха.

Я тоже очень тебя люблю, дочка. - Он осторожно прижал ее хрупкое дело огромной ладонью к бороде. Вкусно чмокнул в щеку.

Русалка задумчиво уцепила локон длинных седых волос короля и стала накручивать их на палец. Тритон зажмурился от удовольствия. Ему нравилось общаться с дочерьми, но времени действительно на все на хватало.

Ты знаешь, папочка, я сегодня, наверное не смогу ужинать со всеми. - Она пожала точеными плечиками. - Ты извинишься за меня перед мамой?

Тритон отодвинул от себя дочь и пристально посмотрел ей в глаза. Русалочка рас-пахнулы их во всю ширь и невинно хлопнула рестницами несколько раз.

Дочка! - Рявкнул Тритон.

Да, папочка… - Голосом посулшнейшей из дочерей ответствовала Ру.

Колись… - Тритон снова надвинул брови на глаза.

Фу… - Сморщилась Русалка. - Что за тон, папа! Это недостойно короля.

Я знаю, что достойно, а что нет. - Отрезал родитель. - Выкладывай, что у тебя за дела. Да еще настолько важные, что не дают поспеть к ужину?

Ну-у-у. Я не знаю. - Потянула Ру, отводя глаза в сторону. - Может быть Его Величе-ству и не интересны золото и драгоценные камни для пополнения казны? Она же и без того богата… - Ру осторожно подняла взгляд на отца. Лицо Тритона выражало интерес более чем живой. Округлившийся рот, вытаращенные глаза в которых легко можно было рассмотреть цифры, которые крутились в его многстрадальном государственном мозгу.

Сколько? - Наконец выдавил он из себя. Ру, притворно вздохнула, кротко опустила глаза, взялась за собственный локон и стала накручивать его на палец также как делала это минуту назад отцу. Воплощение скромности и смирения.

Так сколько? - Нетерпеливо заерзал на месте король.

Ну-у-у. Я не могу знать будет ли достаточно крупной добычей галеон водоизмеще-нием около пятисот тонн груженый доверху золотыми дублонами.

О… - Округлились снова губы Тритона. - Будет-будет… - Проговорил король через паузу и опять нежно прижал дочь к груди. - Ах ты проказница. Ах ты умница. Ах ты… - Тискал он ее. Русалка притворно хмурилась и делала вид, что вырывается из нежных от-ческих объятий.

Папа… Ну, папа. Ну, папа же… Перестань, пожалуйста. Ну, перестань. - Тритон на-конец отпустил дочь и смотрел на нее с умилением, едва не пуская скупую мужскую слезу.

Мне отрадно, дочка, что тебя тоже заботят дела королевства. - Он вдруг погрустнел, подпер ладонью подбородок. - Когда нибудь, Ру, Тритон будет настолько дряхл, что коро-на станет ему слишком тяжела. Теперь я знаю, что у меня есть на кого положиться в будущем.

Хорошо-хорошо, папочка. - Нетерпеливо проговорила Ру. - Так я могу сплавать и посмотреть так ли это на самом деле?

Она еще спрашивает? - Возмущенно ответствовал Тритон. - Да я сейчас тебе такой эскорт обеспечу… - Он поднял ладони, чтобы хлопком призвать к себе секретаря, но Руса-лочка устремилась к отцу и ухатила его за запястья. Произнесла укоризненно, словно маленькому ребенку.

Папочка… Ну, а вдруг, я ошибаюсь и в этом судне не будет ничего кроме битых горшков. Не нужно, чтобы над королем смеялись…

Ты права. - Кивнул Тритон. - Тебе дать кого нибудь в помошники? - Ру, орицатель-но покачала головой.

То что знают двое - знают все. Давай, я все таки, проверю сама.

Мудра. Ох, мудра. - Снова заулыбался король. - Хорошо, дочка. Буду ждать тебя пока не наступит тьма.

Если не вернешься, то подниму со дна всех светящихся тварей и оправлю их на по-иски. Уж не обессудь. - Он развел в стороны могучие руки. По лицу юной Ру, вдруг, пробежала тень озабоченности и глубокой затаенной грусти. Она покачала головой и про-изнесла в пол голоса. - Трудно искать Русалку в океа не, особенно, если ее там нет.

Что? - Не расслышал король. - Скажи громче, дочка!

Я поплыла, папуля. - Заторопилась Ру. Чмокнула на прощание родителя в щеку и стремительно ввинтилась в воду, выпархивая из дворца в одно из многочисленных прохо-дов в кровле.

Галеон был действительно не далеко, всего в полутора часах неспешного помахива-ния плавником. Но, не смотря на строгие наставления начальника охраны, считавшего такой способ передвижения чрезмерно опасным, Русалка решила плыть на маленькой глубине, изредка выпригивая из воды, как это делают дельфины. Так получалось плыть значительно быстрее. Воздух имеет меньшее сопротивление и прыжок отнимает значи-тельно меньше сил, чем движение через толщу воды. ???

Русалка очень боялась не поспеть к назначенному часу. В тех водах у нее было на-значена встреча, которую она не могла пропустить ни при каких обстоятельствах.

Удар пришелся на левое плечо маленькой хрупкой Ру. Русалочки. Хранителя Третье-го Волока Пути Двеллера Зеркала Миралис. Если бы косатка страшный кит - убийца сместился в своей траектории движения всего на пол-метра, то сломал бы Ру пополам. Сильный турбулентный поток подхватил ее и отбросил в сторону.

Косатки не охотятся в одиночку и не нападают на столь слабую по их мнению добы-чу. В океане ни одно живое существо не могло ничего противопоставить этим великолепно оснащенным природой животным. Даже кашалоты, огромные хищные киты, легко справ-ляющиеся с глубинными кальмарами, которые порою превосходят их по размерам боялись косаток и старались избегать с ними встреч.

Этот кит был каким то странным. Мало того, что он был один. Он выбрал слишком малозначительную добычу.

– Может быть он болен и не в состоянии охотиться как все его родичи? - Русалка сумела справится с потоком воды и теперь неслась к остову галеона, затонувшего в этих водах более трехсот лет назад. Его оснастка еще сохранилась и киту будет непросто пой-мать ее среди путаницы обросших ракушками снастей и торчащих в разные стороны рей уцелевших мачт. Она нырнула в пролом корпуса и попетляв затаилась в трюме поглядывая наружу через открытый настежь иллюминатор.

Косатка пронеслась рядом на огромной скорости. Развернулась и ударила носом в корпус корабля в десяти метрах от того места где притаилась маленькая Ру. От столь мощ-ного удара доски трюма легко сломались и кит почти наполовину своего тела вонзился в галеон. Он ударил по воде хвостом, крутанулся, расширяя пролом. Выбрался из дыры и поплыл по кругу изготавливаясь для повторной атаки.

Русалочка присмотрелась к нему. Ничего того, что говорило бы о том, что этот кит болен она не заметила. Красавец - самец, с белоснежным брюхом и черной спиной. Спин-ной плавник почти в ее рост говорил о том, что он достиг расцвета физических сил. До больших размеров косатки просто не вырастают. Длинный шрам начинавшийся у основа-ния хвоста и заканчивающийся у дыхала служил доказательством того, что этот экземпляр побывал в серьезных переделках и все таки сумел выбраться из них живым.

Косатка развернулась брюхом вверх и сделала круг вокруг галеона, проплыв совсем рядом с иллюминатором за которым притаилась Ру. Русалочка успела подробно рассмот-реть ее. Странно. Холодное, ледяное, жестокое было что то во взгляде. Страшное. Одинокое.

Она вдруг решилась и выплыла сквозь круглое оконце наружу. Кит заметил ее и пе-ревернувшись спиной вверх ринулся в атаку. Десятитонная громадина неслась со скоростью гарпуна, готовая в один миг растерзать в клочья нежное порождение сказки, возможное только в этих Мирах, но вдруг, как будто натолкнувшись на что то, свернула в сторону и пронеслась мимо. Стремительный поток воды подхватил Русалку, закружил и ударил об обшивку затонувшего корабля. Через секунду, оправившись она снова бес-страшно встала на пути кита-убийцы. Вытянула руку с растопыренными пальчиками по направлению к косатке и произнесла что-то ласково, певуче. Кит остановился. Казалось он был в недоумении. Он поплыл навстречу Руалочке, едва пошевеливая хвостом. Приблизил-ся к ней совсем близко и замер. Русалочка коснулась ладошкой его щеки. Под гладкой кожей косатки прокатилась волной судорога сокращений могучих мышц. Кита как будто ударило током. Он выгнулся страшась повторного прикосновения, но остался на месте. Ру посмотрела ему в глаза долгим-долгим взглядом. Казалось, что она говорит с ним. С ним идеальным воплощением оружия. Смертоносного, беспощадного, бесконечно умного. Ему стоило шевельнуть плавником, чтобы от Русалочки не осталось и следа, но кит заворожено слушал ее. Так продолжалось довольно долго. Наконец Ру, что то произнесла и махнула рукой вдоль палубы галеона. Кит заволновался. От осторожно отплыл в сторону. Взглянул на Русалку еще раз и затем стремительно развернулся и понесся вперед с огромной скоро-стью.

Много лет назад страшная буря сломала грот-мачту и огромное торговое судно по-теряв ход не смогло бороться с волнами. Одна из волн, ударила его в борт перевернула сместив балласт, и галеон раздавленный тяжестью воды затонул.

Кит похоже не заметил острого обломка мачты бивнем торчавшего из палубы. Он двигался слишком быстро. Масса его тела была слишком велика. Обломок мачты распорол ему брюхо от левого грудного плавника наискось до самого хвоста. Косатка словно не заметив страшной раны неслась все дальше и дальше и вслед за ней тянулся клубами бурый шлейф крови.

Ощущение, что за мной кто то наблюдает прошло. Я больше не слышал голосов ки-тов-убийц и мог спокойно плыть куда хотел. Я боялся этих по своему великолепных животных. И боялся правильно. Они не прочь иногда закусить дельфином, а быть съеден-ным даже столь красивым творением природы мне все таки не хотелось. Я устал гоняться за селедками и всплыл, выставив дыхало над поверхностью. Очень забавно смотреть на поверхность воды снизу. Особенно под малыми углами отражений. Мои глаза были погру-жены в воду и мир казался поделенным надвое. Тот который над водой призрачно колебался, исчезал, таял, появлялся вновь. Пальмы на берегу. Черномазые мальчишки, ловко лазая по ним частенько лакомились огромными кокосовыми орехами. Несколько хижин под соломенными крышами, промазанными глиной для того, чтобы быть более водо-стойкими. На побережье было легко жить. Холодов здесь не бывает. Пища косяками гуляет в самой близи от берега, висит на деревьях. Потребности в обустроенных и защищенных жилищах не было. И поэтому хатки были настолько малы, что попасть в них можно было только на четвереньках. Они вмещали всего три-пять человек и были по сути спальными местами. Имущество было общим и воровать не имело смысла.

– Действительно Рай. Ни забот ни печалей. И время течет медленно и незаметно. - Я наверное пожалел о том, что принял личину афалины. Совсем не плохо было бы принять имя какого ни будь Мганги и лежать на золотом пляже пузом вверх и любить прекрасных аборигенок и забыть о своем прошлом. Но я был афалиной и носил другое имя. Так пред-начертано и ничего уже нельзя было изменить.

Подводный мир казался более реальным. Он не колебался, не исчезал, он просто был. Небольшие коралловые рифы которым наверное не больше четырехсот лет. Красивые просто до безобразия. С алыми пучками актиний. Россыпью морских звезд. Букетиками блестящих игл морских ежей. Дальше… А дальше шло песчаное дно. Небольшая коса чуть глубже чем прибрежная отмель и тенью на ней лежал остов судна похожего на старый парусный испанский галеон. До него было довольно далеко и глазами я не мог его разгля-деть достаточно подробно. Я ощупал его локатором. Насколько все таки классная вещь этот локатор! Судно затянуло водорослями. Ракушки облепили корпус и он казался пуши-стым, обросшим длинной - длинной шерстью.

– Наверное его трюмы полны золота. - подумалось мне - По другому же просто быть не может. Зачем Админам прятать в трюмы зерно или кислое виноградное вино? Куда ин-тересней набить его до верху золотыми дублонами, церковной утварью и статуэтками инков, которые поклонялись солнцу и поэтому называли золото солнечным камнем.

Мне жутко захотелось посмотреть на несметные сокровища. Странно, что я не заме-тил галеона, когда был в этом Перевоплощении раньше. Не откладывая в долгий ящик, я замолотил хвостом и понесся как торпеда к галеону.

Я подплыл к нему совсем близко. До рассыпанных по песку остатков глиняных горшков, которые вытянулись шлейфом по пути следования галеона в том давнем про-шлом, оставалось метров пятьдесят. Я стал различать глазами дыры иллюминаторов, в два ряда. Один ряд пушечных люков. Судно было торговым и большого вооружения на себе не несло. Вставший торчком огромный якорь. Деревянная балка расположенная поперек направления лап якоря и стянутая стальными обручами делала его похожим на мальтий-ский крест. Сломанная, торчащая острым обломком грот-мачта. Кое где оставшиеся снасти, опутанные мелкой темно зеленой подводной травкой. Даже штурвал, был различим на мостике. Когда то за ним стоял бравый здоровенный рулевой и посматривая на компас вел судно по этому пути наверное не в первый раз и не знавший, что в последний.

– Может быть ему далось спастись? До берега же совсем недалеко. - Я сбавил ско-рость и медленно подплывал к этому огромному по старинным меркам судну.

– Здравствуй, Флип. Я заждалась тебя. - Мелодичный голос заставил меня содрог-нутся.

– Боже, только не это! - Я боялся пошевелиться. Боялся повернуться в сторону го-лоса. Там была Ру. Я узнал ее. Когда то давным давно мы встретились с нею в этом мире. И была любовь. Настолько глубокая, насколько вообще можно любить. Но, дельфин и русал-ка действительно не пара. Нам пришлось расстаться. Я прятал эту боль и похоже победил ее. Но вот она Ру. Милая Ру. Живая, настоящая Русалочка всего в нескольких метрах от меня. Она зовет меня, а я боюсь пошевелиться.

– Ну что же ты? - Она хохотнула звонким как колокольчик смешком. Я повернулся.

– Ты - Двеллер?

– Да… - Она наклонила голову на бок и улыбаясь смотрела на меня. -Я скучала.

– Я не знал, что встречу тебя здесь.

– Тем не менее, я рядом. Можешь меня потрогать.

– Нет не буду.

– Какой же ты все таки. - Она подплыла сама и обняла меня. - Черт побери! Как же это было все таки приятно. Наверное именно этого прикосновения я ждал все свои Перево-площения и наконец это случилось. Я почувствовал как ее длинные волосы щекочут мне спину. Она прильнула ко мне щекой.

– Да не дрожи ты так!

– Я не знал, что встречу тебя. Я не знал, что ты Хранитель этого Волока.

– Ну и что? Теперь ты это знаешь и у нас есть несколько минут.

– Минут? Всего несколько минут? - Ру, вдруг погрустнела - Да. Минут. Но ты пом-нишь. Когда то давным давно я обещала тебе.

– Да помню. Ты обещала мне поцелуй. Всего один.

– Наконец я смогу выполнить свое обещание. - Она при жалась губам к тому месту где начиналась моя зубастая пасть. К самому углу рта. У меня не было губ и я не мог отве-тить на поцелуй. В глазах поплыли красные круги. Если бы я не провентилировал перед нырком легкие я бы наверное просто утонул.

– Ру, милая. - Мне захотелось обнять ее. Обнять сильно. Нежно прижать к себе и никогда не отпускать больше. Но у меня были только плавники и объятий не получилось. Русалочка вдруг посуровела. Отстранилась. Отплыла на полтора метра и показала рукой куда то в даль.

– Посмотри туда. Ты видишь дальше меня и почувствуешь. - Я сузил пучок ультра-звука увеличил его мощность до максимума и послав серию коротких импульсов стал прислушиваться к отраженным сигналам. Моя черепная коробка была самым удивительным изобретением природы. Тыльная ее часть представляла собой просто идеальной формы параболическую антенну в фокусе которой находились принимающие центры. Я почувст-вовал далекие скалы. Толпу своих родственников почти в километре от меня. Десяток обожравшихся просто до нельзя тунцов, степенно дефилировавших на глубине в 20-25 метров. И что то странное, непонятно, жуткое. Просто дыра. На сплошном фоне отражен-ных звуков в четко определенной зоне провал. Ни шороха. Я попытался определить ее форму. Она менялась. Вытягивались какие то отростки. И она двигалась. Расширялась, захватывая все больший угловой размер.

– Что это?

– Тьма… - Русалка опустила руку и негромко добавила. - У нас совсем мало време-ни. - Она устала. Я почувствовал насколько устала моя милая Ру. Как ей тяжело. Она опустила голову и замолчала. Я решился потревожить ее.

– Она движется.

– Да. Скоро она будет здесь. - Я оценил расстояние. Далекие скалы, которые я еще видел локатором уже исчезли.

– Приблизительно десять минут. - Эхом отозвался я.

– Наверное даже меньше. Она движется все быстрее.

– Это только Тьма, Ру?

– Нет, не только. Это - Врата.

– И я должен плыть туда?

– Да.

– А ты?

– Я останусь.

– Но… - Ру вдруг встрепенулась. Обхватила меня руками, прижала к себе сильно как только могла и прошептала едва слышно.

– Я любила тебя Флип.

– Любила?

– Больше ни слова. Плыви. - Она повелительным жестом указывала мне в сторону надвигающегося ужаса.

– Плыви! - Я не сдвинулся с места.

– Плыви же!!!

– Мы увидимся с тобой еще?

– Да. Ты увидишь меня. Я показала тебе Путь в Третьем кольце Перевоплощений.

– Показала? Почему показала? Покажешь!!! Какое третье кольцо?

– Больше ни слова, Флип. Ты должен идти. Иди. - Я оторопело смотрел на Русалочку и все никак не решался бросить ее. - Она наконец справилась с собою и улыбнувшись произнесла - Плыви, милый. Плыви, хороший мой.

Я медленно повернулся в сторону Тьмы и все еще ждал.

– Плыви - выдохнула Ру. - Я вначале медленно, затем все быстрее и быстрее по-плыл вперед. Навстречу непонятному, жуткому, непостижимому.

Русалочка вдруг рванулась в противоположную сторону. Закричала и погасила соб-ственный крик зажав рот ладошкой.

Темнота обволокла мягко, липко, пакостно, словно торфяная болотная жижа, дви-гаться сквозь которую невозможно. Спеленала туго. Сдавила так, что поплыли под черепом алые круги. Начала сгибать подвижное упругое тело. Хвост успел коснуться головы прежде чем хрустнул позвоночник и боль полостнула феерверком по глазам.

Хотелось кричать, выть, биться в истерике от нестерпимо тяжелого ощущения холо-да, боли, утраты. От пронзительного ужаса, который похож на тот, когда вдруг осознаешь, что под одеждой мерзкое, крупное, мохнатое, ядовитое насекомое, которое пробирается выше и выше, вгрызается в кожу и лезет сквозь ребра для того, чтобы полакомиться тре-пещущим умоляющим о пощаде сердцем.

Я вывалился в пустоту в центр зеленой с пегими пятнами сферы и завис едва осоз-навая, что все еще могу соображать.

Она двигалась неторопливо, похожая на выворотку физического глобуса с морями и океанами, с горами и пустынями. С зеленью тропиков и фиолетовыми росчерками глубо-чайших океанских впадин.

Х-х-х-х-ха… - Вздрагивая, втянул через зубы воздух. Странно, что я ощущаю себя здесь в «никто» Миралиса человеком. Я слышу, вижу, дышу.

У нас с ним всегда были странные, почти теплые отношения. В Миралисе я отдыхал. Наверное отдыхал. В других Зеркалах была кровь, была война, была боль. Миралис не богат, но всегда гостеприимен. Он словно покосившийся, но упорно не желающий падать домик на деревенской окраине. И хозяйка - добрая аккуратная женщина с уставшим от забот лицом и натруженными руками вначале нацедит полную кружку парного молока, отрежет ломоть от каравая, прижимая его по старинке к животу и только потом уже спро-сит - Кто ты, сынок? - И передернет от этого вопроса, потому, что не знаешь что сказать в ответ. - Кто ты? - Действительно. Кто я? - Мне тоже очень хотелось бы это знать.

Привычно тону в упругом золоте Зеркала, и оно тянет меня в нить, сплетает узлами, петлями, изломами. Скадывает в узор, рядом с другими такими же, и ползет под череп неумолкаемый шум, чловно горная речка прыгает с камня на камень.

Хайя. Как вы тут?

Усе как в сказке. У тебя как?

Никак…

«Никак» - тоже хорошо.

Дождь?

Нет ветер.

Это из анекдота.

Да кто же его не знает?

Оппа, новенький. - Это ко мне.

Я старенький. - Отвечаю машинально.

Насколько старенький? - Смеется кто то. Не могу разглядеть кто.

Я стар. - Отвечаю привычно. - Я суперстар.

Вау! - Вопят те кто меня узнал. - Одной крови!!! Старик!!!

Одной… - Отвечаю радостно.

Бамм!!! - Поет Миралис. Кружится его сфера. Сплющивается, вытягивается, налива-ется белесой синевой сверху и золотом ковылей внизу. Роняет меня из зенита вниз. К земле. Я падаю кувыркаясь, с трудом расправляю занемевшее крыло. Воздух подхватил меня, понес, кинул ввысь снова. Я рванулся, набрал скорость, теперь осознанно расправил крылья, легко, привычно вздохнул полной грудью, издал победный крик. Огляделся по сторонам.

Мой мир! Этот мир мой…

Я парил на страшной высоте и нисколько не боялся ее. Высотный ветер легко нес мое ладное тело и я почти не прикладывал усилий для того, чтобы держаться в воздухе. Легкого движения широким хвостом было достаточно для того, чтобы корректировать по-лет. Я поднимался все выше и выше до тех пор пока восходящие потоки воздуха еще были способны удерживать меня. Мне хотелось проверить способности своего нового-старого тела. Я вспоминал искусство полета, которым владел в свое время в совершенстве.

– Пожалуй выше мне уже не подняться. - Молотить воздух крыльями, растрачивая силы, как обычная утка мне, идеально приспособленному к парящему полету, не пристало. Вершиной мастерства было умение чувствовать небеса. Ощущать их не как воздух которым дышишь а как мир в котором живешь, как стихию для которой рожден.

– Вот над теми камнями, прогретыми полуденным солнцем должен быть восходящий поток. - Я уменьшил площадь крыльев и понесся стрелой к каменной россыпи с торчавши-ми кое где невысокими скалами. Они были черного цвета, похожие на вулканический туф, слежавшийся за тысячи лет пепел, выброшенный когда то по всей вероятности случайно выбредшим на поверхность небольшим вулканчиком. Туф превосходно поглощает солнеч-ные лучи и над ним восходящий поток воздуха по всей вероятности должен быть особенно силен. Я не ошибся. Едва я пересек границу ковыля и камней как почувствовал, что снизу ударила струя вертикального ветра. Я расправил крылья во всю ширь, растопырив для увеличения их площади даже маховые перья и взмыл ввысь гораздо выше той которую заметил мысленно отмечая личный рекорд.

– Не плохо. - с удовлетворением подумал я. Но поднимающийся вверх воздух вскоре остыл и на высоте образования облаков рассеялся совсем. Я перешел на планирующий полет. Широкими кругами с минимальным снижением. Всего три-пять метров на круг я заскользил в вышине оглядываясь и любуясь этим миром.

Степь. Желтое огромное море. Небольшие острова скал. Кое где группки деревьев с искореженными ветрами кронами. Ветер несет от горизонта к неведомым берегам широкие волны. Это ковыль. Его метелки гнутся под ветром и с высоты кажется, что по желтому морю бегут настоящие волны. Особая красота у степи. Бескрайни ее просторы. Легко ды-шится здесь, вольно.

Я сложил левое крыло и перевернувшись через него как пикирующий бомбарди-ровщик понесся к земле.

Три, два, один, ноль, пора… - едва коснувшись солнечных волн ковыля я снова рас-правил крылья и взмыл в небеса.

Здорово!!! - Я поднялся повыше и повторил пике. Затем попробовал штопор - полу-чилось. Потом падая по крутой нисходящей траектории вниз набрал скорость и лихо крутанул петлю Нестерова. Если бы за мной наблюдали мои реальные сородичи они бы наверное решили, что я сошел с ума. Такого изощренного пилотирования жизнь от них не требовала, а мне нравилось летать. Наверное даже больше чем плавать. Хотя сравнивать столь разные вещи довольно трудно. Океан превосходен. Он позволяет забыть о печалях и бедах. В нем отдыхает сердце, успокаивается душа, светлеют мысли. Но небо. Небо - это мечта. Я вспомнил свой первый прыжок с парашютом. Как зашлось дыхание от того, что под ногами разверзлась бездна. Как непроизвольно вцепились в поручни пальцы. И как пожилой инструктор благословил меня традиционным пинком, который вышиб меня из “кукурузника” на добрых пять метров. Автомат сработал как ему и положено на высоте в пол километра и я чуть не потерял сапоги. Развернувшись, купол слишком резко тормозит падение. Встряхивает так, что обувь, если она не закреплена срывается и летит вниз. Но когда купол расправит все свои морщинки, наполнится небесами ты повисаешь в небе и кажется, что земля замерла где то далеко-далеко внизу и ты никогда не опустишься на нее. Так и будешь вечно парить в благостном безмолвии не касаясь ее грешной.

Какой же лютой завистью наполнялось мое сердце когда я видел в небесах птиц. Как же мне хотелось однажды просто взмахнуть крыльями и подняться к облакам. Сбылась мечта идиота. Я усмехнулся - Опасайтесь мечтать. Мечты иногда сбываются, причем в таком контексте, который вам доставит массу хлопот. - Мне нравилось быть соколом и я не отрицал этого. Но в том далеком Перевоплощении, когда я отразился в Зеркале Миралис и принял личину хищной птицы я просил только крылья и ничего больше. Двеллеры решили, что к крыльям следует добавить острые когти, загнутый к низу крепкий клюв, превосход-ное зрение и скверный характер. Хотя, некоторым благородством я в этом Перевоплощении все таки обладал и даже кичился им.

Благородный сокол Чили. Готовый в любую секунду прийти на помощь всякому, терпящему бедствие. Устремления в большинстве случаев действительно искренние, но кому они нужны? Да и зачем? Что может значить помощь в этих мирах, которые зыбки и изменчивы, непостоянны и все таки непреодолимо притягательны? Здесь общаются не реальные тела, а всего лишь личины, образы или скорее преставление об этом образе личине твое собственное и Двеллеров, которые закрепляют его в твоей памяти, заставляют перевоплощаться, менять себя. Смесь, жуткий коктейль из твоего личного мнения о пред-полагаемой личине и мнения Двеллеров Зеркал. Хотя, если разобраться, то Перевоплощения меняют не только твое тело, но и образ мыслей, устремления, надежды, цели, меняют тебя самого.

Все таки, как же все непросто. Чем дольше живешь на свете, тем отчетливее пред-ставляешь себе, что невозможно раскрасить Вселенную, используя всего две краски. Истина - это полутона, и ни Бог ни дьявол не возьмется отделить добро от зла. Самый светлый ум осознает свое полное бессилие перед простейшими на первый взгляд вопроса-ми.

Я делал круг за кругом опускаясь все ниже и ниже к ковылям. Затем, приметив не-высокий тополек, шумно опустился на одну из верхних его ветвей. Взъерошил перья, нахохлился, затянул желтоватой пленкой - третьим веком янтарного цвета глаза и замер.

Наваливалась меланхолия. Жуткая потребность в неподвижности, бездеятельности. Может быть я просто устал. Устал от бесконечной череды Перевоплощений, потерь, пора-жений, которые преследовали меня просто с феноменальным упорством.

– Нужно попробовать вздремнуть - Я плотно сомкнул глаза, втянул шею в плечи, уцепился покрепче в тонкую вершинную веточку низкого степного дерева и начал считать слонов. Это здорово успокаивало нервы и усыпляло буквально в несколько минут.

– Один слон да один слон будет два слона. Два слона да один слон - три слона. Три слона да один - четыре. Шесть слонов... Восемь. - На двадцатом я уже крепко спал, не думая ни о пройденном ни о том, что еще пройти предстоит.

Пустельга сидела на вершине колючего кустарника и ожесточенно рвала тушкана на куски. Накалывала истекающие кровю лохмотья на огромной длины иглы. Про запас. Не съесть ей сейчас всю добычу целиком. Да и когда еще удастся выследить и поймать зазе-вавшегося грызуна? Голодно стало в степях. Разлетелись, разползлись, разбежались зверье и птица из этих мест. Странно это. Очень странно. Клонятся к земле переполненные зерном коробочки злаков. Травы иссыхают на поймах нетронутыми. Рай для грызунов. Рай для копытных. Но уходит отсюда жизнь. Истекает по капле.

Вначале ушли зебры. Быстрые, непокорные, чуткие. За ними ушли львы. Всеми прайдами сразу.

Затем разом снявшись с насиженных мест ушли антилопы. Они текли широкой буро-рыжей рекой, высоко выпригивая, всплесками неспокойной грязной воды. Они шли не-скончаемым потоком. Целых двое суток, и днем и ночью. Уходили туда где заходит солнце. На запад. За антилопами ушли леопарды.

Спустя короткое время, небо закрыли тучи пернатых. Они галдели так, что невоз-можно было расслышать ничего кроме их гомона. Они колыхались в небесах словно тяжелые дробные облака и однажды собрались в плотную стаю и улетели вслед за зебрами и антилопами. К заходу солнца.

Пустельга, вытянулась столбиком, уставилась на умирающую степь. Повернула клю-вастую башку, уперлась взглядом немигая в пока еще жаркое солнце.

Сколько раз ты еще поднимешья над горизотном? Один? Два? Десять?

Только грызуны еще оставались здесь, но мучимые безотчетными страхами закапы-вались все глубже и глубже в землю. В норы, ходы, катакомбы. Собирали запасы, готовились к тяжелым временам. Все реже выходили на поверхность. Все реже попадались в лапы пустельги. Все реже.

Хищная птица, наклонилась к остаткам тушки и оторвала большой кусок мяса. За-прокинув голову, отправила его в глотку. Снова выпрямилась, уперлась взглядом в горизонт, щелкнула клювом.

Кончилось лето. Гнутся к земле ковыли. Желтеют метелками. Высохли, просыпались семенем травы. Увяли цветы. Тянутся в воздухе длинные невидимые глазу нити, с вцепив-шимися в них крохотными паучками. Осень. Первая осень в этом мире. Первая и последняя.

А вы ее любите? Осень любите? Желтую траву и шуршащую листву под ногами? Го-лые деревья и красные дубы, что оставили пару листов на макушках? Дым в парках и тонкий ледок на лужах? Любите. А знаете почему она так прекрасна? Потому, что осень - предверие гибели. Вы скажете - нет. Зима - всего лишь глубокий сон и весной все живое ждет чистое и радостное пробуждение? А что вам ответит на это кленовый лист, жизнь которого - лето? Осень - закат его жизни. Ее конец. Он готовится к ней торжественно и спокойно. И падает, сорванный грубым ветром и качается из стороны в сторону и кружится и ложится вам под ноги. Он умирает. Умирает красиво. Красиво? Красиво. И вы берете его холодный радужный труп и брызгаете лаком для волос и вставляете в рамку и вешаете на стену. Может ли быть смерть красивой? Может. Может ли быть смерть необходимой? Мо-жет. Может ли быть смерть желанной? Нет. Даже час жизни - жизнь. И поэтому держится за ветки крепко дубовый листочек. На самой вершинке. Его будут рвать ветры. Его засы-плет снегом. Он покроется ломкой колкой наледью. Но однажды, он сморщенный, почерневший, страшный выберется из под наметенного на ветки сугроба и снова увидит солнце.

Вам не нужен его неприглядный весенний трупик. Вам нужна красивая смерть. Если она неизбежна, то пусть она будет красивой.

Пустельга, словно увидав, что то очень важное, гневно вскрикнула, бросила недое-денного тушкана на ветке колючего кустарника и стремительно взмыла в небеса.

Она стригла воздух короткими мощными крыльями и незаметила как откуда то из невероятной выси, куда она никогда бы не смогла подняться, на нее упал огромный орел. Ударил когтями.

Орлы неопытны в воздушных боях. Слишком тяжелы, слишком неповоротливы. Для наземных животных они представляют смертельную и практически неотвратимую угрозу, но в воздухе более верткий противник имеет определенные преимущества. Если бы атако-вал сокол или ястреб, то шансы остаться после первого удара в живых у Ри были бы исчезающе малы.

Когти у орла не так остры как у птиц, тяжесть которых еще выдерживают ветви степных деревьев. Орлы вьют гнезда на скалах. Камни притупили их и поэтому удар не нанес Ри ран, скорее оглушил ее. Она на миг потеряв способность ориентироваться сорва-лась в штопор и стала падать вниз. Орел не спешил преследовать ее зная наверняка, что сможет позже опуститься на землю и достойно отобедать. Но над самой землей Пустельга расправила крылья и на бреющем почти касаясь метелок ковыля полетела к небольшой рощице в надежде укрыться там. Орел заметил свой промах, и сложив крылья камнем рухнул вниз. Риша, предчувствуя атаку, успела вовремя убраться из под огромных когтей гигантской хищной птицы. Орел едва коснулся ее оперения когтями и снова взмыл в высь. Ри продолжала барражировать на минимальной высоте, зная как опасны для атакующего столь стремительные снижения. Малейший просчет и удар о землю на такой скорости про-сто разломает скелет атакующего на куски. Она рассчитывала на то, что орел будет по крайней мере благоразумен и поищет более легкую добычу. Тем не менее он продолжал атаковать. Уже четвертый раз Пустельга хитрым и вовремя произведенным маневром избе-гала ударов когтистой лапы. Удачи в пятый раз могло и не быть. Она долетела до небольшого каменистого пятачка и уселась на невысокий валун, наблюдая как охотник делает новый боевой разворот и готовится пикировать. Вот он сложил крылья и под углом приблизительно в сорок пять градусов стремительно понесся вниз.

Слишком пологая траектория. Есть время для проведения успешной контратаки. Пустельга сорвалась с камня за несколько секунд до того, как орел достиг земли. Она не собиралась атаковать противника вооруженного страшным клювом в лоб, но поднимаясь ему навстречу и завладев высотой, оказалась в более сильной позиции. Теперь на барраже был сам атакующий. Для того чтобы набрать высоту, ему потребуется время, причем под-нять тяжелое тело будет стоить немалых усилий. Быстро подниматься орлы не умеют. Для того, чтобы делать взмахи столь огромными крыльями нужна недюжинная сила. Им гораздо больше по душе парить в восходящих потоках и начинать полет, сваливаясь с какой ни будь высоченной скалы. В этом случае кинетической энергии вполне остаточно для того, чтобы набрать необходимую скорость для парящего полета.

Пустельга поднялась над орлом приблизительно на пятьдесят метров, переверну-лась в воздухе и прижав крылья к телу стала падать. Холодная, расчетливая атака хищника не отягощенного чрезмерными эмоциями. Крутая почти вертикальная траектория позволила накопить не столь массивному как у орла телу Ри достаточно энергии для того, чтобы нанести смертельный удар.

Орел попытался среагировать. Хлопнув крыльями, он запрокинул голову защищаясь клювом, готовый перекусить Пустельгу пополам, но коготь Ри, острый как ятаган проткнул перьевую броню над глазом орла, и, увлекаемый огромной скоростью ее падения прошелся рядом с клювом и разорвал горло. Орел отчаянно взмахнув крыльями раз, другой, третий поднялся выше, поймал восходящий поток и заскользил едва шевеля крылами. Пустельга присела на тот же камень с которого поднялась в небо и немигающим взором смотрела ему вслед. Смотрела до тех пор пока, едва различимая точка на фоне облаков вдруг стала неудержимо падать и наконец неслышно ударилась о землю.

– Мы с тобой одной крови - Кажется это произнес не я. Я открыл глаза и хлопнув крыльями через долю секунды взмыл в воздух. Я действительно испугался и наверное побил все рекорды по скоростному подъему на максимальную высоту. На земле и в кронах деревьев соколиные породы чувствуют себя неуютно. Широкий размах крыльев, не смотря на свою остроугольность, не позволяет эффективно управлять полетом в зарослях. Ястре-бы - лесные соколы идеально приспособлены к охоте в лесу. Они имеют короткие скругленные по краям крылья, длинный хвост, поновляющий молниеносно менять направ-ление полета. Я не хотел сейчас соревноваться ни с одним из подобных пернатых в борьбе за выживание и поэтому интуитивно переместился по возможности скорее в свою родную стихию - небо. Я поднялся метров на двести пятьдесят и теперь вертел клювастой башкой в надежде высмотреть кто приветствовал меня так необычно. Вообще то это приветствие традиционно было моим и я имел полное право обидеться и даже наказать нахала, но пусть этот нахал приблизиться ко мне сам. Атаковать его в густой листве или траве мне не хотелось. В этом случае шансов выиграть не очень много.

Ничего необычного мне не удавалось высмотреть наверное минут пятнадцать. Я спустился уже до высоты в восемьдесят метров и сделав центром облета дерево с которого взлетел опускался все ниже и ниже. Вдруг, когда до земли оставалось всего каких ни будь тридцать - сорок метров из густой листвы тополя метнулась навстречу стрелка с острым клювом и отчаянно ввинчивающимися в воздух крыльями. Я перевернулся через крыло пузом вверх, сделал “бочку” и, за долю секунды перейдя таким образом в пике, ринулся вниз. Когда до земли оставалось метров пятнадцать, я развернул крылья в полный размах и по параболе снова поднялся в высь. Я осмотрелся. Атакующая птичка кажется была озадачена. Я не только ушел с линии атаки, но похоже она вообще потеряла меня из поля зрения. Наконец я смог разглядеть ее.

– Ха!!! Так это же Риша Пустельга!!! - Я заорал настолько громко насколько вообще громко может кричать сокол. Немного суховато правда и чуть смахивает на скрип рассо-хшейся половицы, но моя старая подруга, все же меня услышала. - Мы одной крови!!! Ты и я!!! - Она развернулась в мою сторону, быстро сократив расстояние приблизилась и за-кружилась рядом.

– Удачной охоты, Чили

– Удачной охоты, Ри

– Сто лет не видел тебя. Как ты? - Если бы я имел губы, то наверное улыбнулся бы. С Пустельгой нас действительно связывала старая добротная дружба и нам было о чем вспомнить.

– Все в порядке. За малым исключением.

– Да что ты? - Я был действительно рад встрече и ответил вопросом на вопрос, на-деясь растормошить ее. Похоже на то, что Ри была не в духе.

– Ты весел?

– А почему бы нет?

– Странно.

– Почему?

– Да так.

– Узнаю тебя, Ри. Ты как обычно говоришь загадками.

– Так было всегда. - Мы поднялись довольно высоко и теперь летели, делая круги в каких то трех пяти метрах друг от друга.

Пустельга - хищная птица, поменьше сокола размером, но оснащенная природой нисколько не хуже. Крепкий клюв, способный проломить череп даже тоборган - крупному грызуну, размером с небольшую собаку. Острые крючья - когти, одного удара которыми достаточно для того, чтобы сбить спесь с самого отъявленного лицемера. Крылья короче соколиных и не настолько приспособленные к парящему полету, но сильные и неутомимые. Она периодически делала взмахи для того, чтобы не потерять высоту и оставаться рядом.

– Что так расстроило тебя?

– Судьба.

– Ты не довольна ею?

– Разве может веселить смерть?

– Смерть?

– Да. К ней нельзя привыкнуть.

– Чья смерть?

– Твоя.

– Моя?

– Да. Я убила тебя пол часа назад.

– Я не понимаю тебя, Ри.

– Это знакомо.

– Объясни, прошу тебя.

– Ты все поймешь сам. Чуть позже. - Слова Ри озадачили меня. Ее странная манера изъясняться иногда просто бесила, но я научился не обижаться на нее. Рано или поздно я найду ответы на ее загадки.

– Ты ищешь Хранителя?

– Да, а откуда ты знаешь об этом?

– На втором кольце Пути Перевоплощений нет никого кроме Хранителей.

– Неправда. В океане я видел Дэлфа и Осьминожку.

– Это Фантомы.

– Значит ты…

– Двеллер Ириса Хранитель четвертого Волока Пути.

– Выходит, что это ты на Ирисе формировала мою личину?

– Можно подумать, что она тебе не нравится. - Наверное за все время нашего с ней общения за сегодня она впервые ответила доброжелательно. В старых Перевоплощениях у нас даже было, что то напоминающее любовь. Вернее взаимное желание полюбить друг друга, но ничего не получилось. К сожалению или к счастью сказать трудно. Слишком холоден разум хищника. Однажды поддавшись чувствам мы не сможем убить и тогда убьют нас.

– Я этого не говорил.

– Ты всегда был охотником и я знала это.

– Не всегда.

– Я хотела видеть тебя именно таким.

– Я просил только крылья.

– Ой ли? - Я понял игривость фразы по каким то едва уловимым оттенкам интона-ции. Мимики у пернатых нет и даже ее глаза, обращенные ко мне были по прежнему холодны и жестоки.

– Наверное я тебе понравился.

– Более чем.

– Тогда ты сказала, что у тебя был шанс и я как никто должен был чувствовать это.

– Да, было именно так.

– Прости, я не нашел в себе сил полюбить тебя.

– За это не просят прощения

– Тем не менее

– Лучше один раз попробовать крови, чем всю жизнь питаться падалью. Мне было достаточно того, что я любила тебя.

– Любила, ты?

– Ты достоин моей любви. Твое присутствие возбуждает меня как запах свежей кро-ви.

– Ты считала меня своей добычей?

– Я сама хотела быть ею. Не зазорно хотя бы однажды побывать в когтях лучшего охотника.

– Это было сто лет назад.

– Может быть и больше.

– Ты должна указать мне Путь.

– Еще не время, Чили.

– Хорошо - Мы летели уже не кругами, а куда то далеко-далеко за горизонт. Навер-ное Ри знает, что делает. Может быть она ведет меня именно туда куда я просил ее. Может быть. Вдалеке стали просматриваться скалы. Хотя даже не скалы, а очень большие камни. Высотой от сорока до шестидесяти метров. Вероятно ледник в незапамятные времена при-тащил их из других земель и бросил здесь обессиленный периодом потепления. Похоже, что Ри вела меня к ним. Мы долетели о этой груды камней и взгромоздились на самый высокий из них. Он походил на указательный палец упертый немного наискось в небеса, которые вечер сделал просто бездонными.

– Это там, Чили. - Ри указала крылом на горизонт которого уже коснулось огромное красное солнце.

– Что я должен увидеть Ри?

– Ты не должен видеть, ты должен почувствовать

– Почувствовать что?

– Молчи и слушай, слушай степь, слушай себя. - Я недоуменно вертел головой из стороны в сторону, стараясь приметить что то необычное в степи. В скалах на которых мы устроили небольшой привал. В рощице неподалеку. Я разглядывал небольшую семейку сайгаков, мирно пасшихся в полукилометре от скал. Слышал хохот гиен, тявканье шака-лов. Где то далеко-далеко на самом краю восприятия звука я услыхал как одинокий белый волк выходил на охоту и его протяжный вой, полный непонятной жуткой тоски предупреж-дал вероятную добычу о его приближении.

– Это Акела. - Произнес я. -Я узнал его голос.

– Да. Это он. Его отражение, Фантом, Мираж. - Одна треть солнца скрылась за гори-зонтом. Прокаленная дневным зноем земля коснулась его круглого лика размыла очертания и оно сделалось зыбким непрочным. Степь постепенно погружалась в сумерки. Прекрасные степные сумерки. Тени стали огромными. Они тянулись далеко в бесконеч-ность, перекрывая добрую половину этой вселенной. Метелки ковыля стали розовыми.

– Завтра должен быть погожий день. - Я не знаю почему я сказал это. Наверное по-тому, что чистый красный закат в реальном мире всегда предвещал хорошую погоду. Реальный мир. Эта вселенная казалась мне сейчас более реальной чем та из которой я пришел в нее. Я был частью ее и не мог не восторгаться ею как бы она ни была жестока.

– Завтра не будет - Отозвалась Ри. - Я не ответил. Какое то странное чувство роди-лось в сердце. В сердце жестокого охотника-убийцы. Тоска? Предощущение потери. Как будто бы я вижу столь прекрасную картину в последний раз, как будто бы я ослепну пару часов спустя, как будто бы мне не суждено пережить ночь. И поэтому, именно поэтому цена того, что происходит именно в эти секунды стала невероятно высокой. Я пил эту красоту, цедил ее, смаковал как старое дорогое вино. Мелкими глоточками по чуть-чуть. Так, чтобы ощутить всю ее мудрость, бесконечность, грустный привкус одиночества и же-лание любить. Любить сейчас. Сию минуту. Потому, что другого времени просто не будет. Я расправил крылья и подставил закатным лучам. Перья пронзили алые лучи и крылья вспыхнули кровавым пламенем. Ри повторила мой жест. Она тоже расправила крылья и подставила их лучам заходящего солнца. Наверное на это стоило посмотреть со стороны. Две красивых, гордых птицы на фоне кровавого заката, расправившие крылья, готовые через секунду сорваться в небеса и парить в них и жить в них и любить в них. Мы не сго-вариваясь упали вниз с перста указующего в небо. Легкий ветерок подхватил нас и понес вверх. Можно было не говорить. Ни о чем не говорить. Все было понятно без слов, но Ри все таки спросила.

Ты обещал мне, Чили.

Я помню. Я обещал тебе танец.

Так начни его. Первый и последний танец нашей любви.

Это и есть Врата, Риша?

Да, я постараюсь понравиться тебе.

Небо надвинулось на нас. Голубое блеклое, становясь насыщенным синим, фиолето-вым, почти черным. Проклюнулось звездной россыпью. Пролилось огненным дождем. Упало замерло неподвижно, чутко, вечно.

Боль может быть сладкой. Утрата может приносить радость. Может. Тем, что до нее было что то очень важное, что то немыслимо красивое, что то завершенное до последнего штриха, до последней точки, до секунды, мига, дыхания.

Я тебя никогда не забуду.

Я тебя никогда не увижу.

Откуда это?

Оттуда.

Я падал и не сопротивлялся падению. Бархатную темень сменил туман. Серый, влажный, промозглый. Простроченный слепым пунктиром привычных нитей. Не имеющий четких очертаний. Не имеющий границ. Не имеющий формы.

Не люблю Ирис. Может быть потому, что безлик. Потому, что огромен. Потому, что пытаясь объединить лишь делает пропасть еще более глубокой. Потому, что лишает иллю-зий. Потому, что он правда.

Ху, а ю? - Как дела?

Итс о кэй. - Все хорошо.

Анд ю. - А у тебя?

Ис файн. - Хорошо. - И пусто, темно, зябко.

Как дъела?

Хорошо.

А у тебя.

Отльично! - Холодно.

Вот ю? - Кто ты? - Я не знаю кто я. Стыдно сознаться. Лгу.

Сори... Ундестенд… - Не понимаю. - Скажите вы.

Хух… - Озадачен.

Бамм… - поет Ирис, и протаивает синевой. Тыкается в ноги гранитными обломками. Проваливается снежной лавиной в пропасть. Острый порыв ветра сметает белое крошево в сторону и наконец разрешает ощутить этот мир. Новый. Встать на ноги, смачно вымате-риться и пнуть зло ни в чем неповинный камень.

Опять скалы. Черт бы их побрал. Если случится такое, что я выберусь из этой зава-рушки живым, то никогда не поднимусь на высоту больше той на которую необходимо подняться чтобы поменять перегоревшую лампочку.

Я сидел на уступе свесив ноги вниз и презрительно смотрел на горы, снежные шап-ки подпирающие небеса, тучи, которые не смогли перебраться через хребет и теперь вымещали свою злобу тем что заливали ущелье потоками ледяной воды.

Я порылся в кармане брезентовой куртки и достал смятую пачку дешевых амери-канских сигарет. Вытащил одну, прикурил, пустил струю дыма. Я даже не удивился тому, что в этом Перевоплощении принял личину современного человека, не зверя, не птицы а обыкновенного хомо сапиенс, который сидит на краю пропасти, курит, ругается и имеет кандидатскую степень по вычислительным методам. Я был самим собой и это было более чем странным. Странным было то, что я никогда не носил собственной личины в этих ми-рах. Ни одно из Зеркал ни разу не предложило мне быть обыкновенным, таким каким я был в реальном мире. Хотя кто его разберет что реальность а что нет. Здесь все чувства, эмоции, ощущения имеют особый привкус, особый оттенок. Они гипертрофированны. Если благородство, то бесконечное. Если любовь, то такая, что сердце либо поет от счастья либо рвется на куски. Но все более чем реально. Наверное именно так можно отличить то что ты чувствуешь в этих мирах и то, что ты должен чувствовать там за Вратами, стоящимими на границе миров. Здесь все БОЛЕЕ ЧЕМ РЕАЛЬНО. Я докурил, выбросил фильтр в пропасть и проверил снаряжение. Все было в полном просто образцовом порядке. Превосходный аль-пеншток с длинной легкой рукоятью из углепластика. Бухта прочнейшего капронового каната, который выдержал бы и слона, если бы ему вздумалось лезть в горы. Карабины, костыли, кислородная маска и четыре патрона к ней. Целый набор разноцветных дымов - фальшфейеров, хотя какому идиоту взбредет в голову разыскивать меня здесь. Здесь. Где это здесь? Я даже не знал, что это за мир и где он находится. Реален он или нет. Горы по крайней мере выглядели вполне натуральными и облака тоже.

Я стал присматриваться к мелочам. Админы частенько допускают ошибки и по ним можно определить, если не того кто создал этот мир, то по крайней мере степень квалифи-кации и мощность моделирующего оборудования. Ничего, чтобы могло подтвердить или опровергнуть версию о том, что я находился в реальном мире я найти не смог. Я мог просто провалиться не в свое Перевоплощение и принять личину другого Оборотня, которому очень нравится быть альпинистом. Что-то вроде короткого замыкания. Перехлеста каналов, когда модуляции смешиваются, порождая, что то совершенно новое, непрогнозируемое заранее.

Мне только этого не хватало. Сбоев в системе. Если техника, моделирующая этот мир выйдет из строя, то я могу просто распылиться на импульсы и никто никогда не узнает куда я исчез.

– Н-н-н-н-да…- этот полу вздох вырвался из моей груди когда мне подумалось, что никто меня искать просто не будет. Да и насколько давно меня нет там снаружи? Здесь время имеет свою протяженность, свой ритм. Здесь оно другое. Я мог пройти Врата пять секунд назад по времени реального мира, хотя здесь нахожусь уже бог знает сколько дней, недель, месяцев. Я тряхнул головой. Бред. Проклятый Веб, будь он неладен. Он предложил мне сказку и я купился на нее, как пацан, хотя не купиться наверное бы и не смог. В каж-дом из нас до седых волос в потаенных уголках души лежит вера в чудо. А Веб преподнес мне не просто чудо, а чудо с большой буквы. Он предложил мне бесконечное количество миров гораздо более ярких чем мир реальный.

Я таращился в низкие облака, клубящиеся в ущелье и размышлял над своей стран-ной судьбой. Проверял каждый свой шаг с самого начала. С того самого момента, когда я возбужденный до нельзя тем, что у меня наконец то есть Ключ впервые приложил ладонь к Вратам. И наконец пришел к убеждению, что иначе было нельзя. Просто невозможно было поступить иначе. Невозможно квалифицированно отторгнуть то, чего не познал до конца. Я усмехнулся. Мысль в общем правильная. Самые яростные трезвенники когда то были каж-дый день пьяны в драбадан. Самые некурящие люди смолили по две пачки в день. Лучшие врачи те кто сумел вылечить себя от смертельной болезни. Наверное так. Я вздохнул с некоторым облегчением. Когда идешь по горной тропе, то не можешь не идти. Она кончит-ся только тогда когда кончится. Ни раньше ни позже. Следовательно - нужно идти, как бы ни было тяжело. Я прихватил пригоршню снега который не стаял в глубокой тени большого камня и с силой растер лицо. Нужно было идти. Идти дальше.

Я осмотрелся по сторонам. Уступ на котором я сидел выпирало над пропастью на добрых четыре метра. Это был огромный базальтовый клык, висевший на пропастью про-сто невероятной глубины. Где то далеко-далеко внизу стена переставала быть отвесной и скатывалась каменными осыпями в ущелье. Дальше просто уже не было видно. Мешали тучи из которых все еще лился дождь. Это было хорошо заметно в разрывах. Темно-синяя полосатая хмарь между землей и тяжелыми облаками. Справа и слева все та же базальто-вая стена с редкими разломами и выбоинами.

Скоро должен появиться Двеллер, Хранитель этого Волока и показать мне куда дви-гаться дальше. Это было логично. Но не логичным было то, что предыдущие Перевоплощения Второго Кольца Пути были отражениями моих Перевоплощений в про-шлом. Далеком или не очень, но реальном. Я действительно носил те имена, которые называл Хранителям, а теперь? Ну да… Я забрался во внутренний карман куртки и выта-щил на божий свет красную книжечку - Архипов Анатолий Николаевич. Разве это имя личины, которое ты принимаешь когда отражаешься в одном из Зеркал? Бредятина. Ей богу. И что теперь? Я не видел ни одного Оборотня который бы решился назвать себя именно так по реальной фамилии, имени и отчеству.

Я почувствовал странное несоответствие, разбалансировку деталей, которые изме-няясь в каких то исчезающе малых нюансах перестают достоверно, полно и объективно, объяснять происходящее.

– Попытаемся рассуждать логически. - Угу. Попытаемся. А что здесь вообще подда-ется логическому анализу? Разве только то, что я никогда не носил в Перевоплощениях собственного имени.

– Стоп!!! - Это было важно. Мое собственное имя я должен был носить только на по-следнем Волоке Пути. Именно на ПОСЛЕДНЕМ!!! Там где я должен был по моим предположениям принять истинную свою личину. - Я же человек!!! - Я так разволновался, что, попытавшись вскочить, чуть не свалился в пропасть. Если опять же рассуждать логи-чески, то где то совсем рядом должно быть Безымянное Зеркало. Я завертел головой во все стороны, рискуя свихнуть себе шею.

– Но как же оно выглядит? - Ни одно из Зеркал в котором я принимал личину не бы-ло похожим на кусок посеребренного стекла. Да и само понятие Отражения весьма условно. Зеркала были похожи скорее на консилиум на котором тебе ставят диагноз и назначают лечение. Длинные беседы в пол голоса по поводу твоей внешности, свойств характера. Тайные шептания по углам о нюансах, которые следует придать твоим привыч-кам, оттенки цвета волос, глаз, и прочее. А здесь похоже на сотни километров ни души. Какие к праматери Двеллеры?! Какие Хранители? Где? Здесь? На высоте больше четырех километров? Я заорал!

– А-а-а-а-а-а-у-у-у-у-у-!!!!! - Мой крик отразился десяток раз и вернулся ко мне снова искореженный, низкий, дробный

– У-у-у-у… - Разумеется ни какой реакции. Никто не отозвался, да и не мог отозвать-ся.

– Спасение утопающих дело рук… - Я не закончил фразы. Все равно придется лезть вверх. Иного выбора не было. Я распихивал свое снаряжение по бесконечным карманам и петлям. Засунул альпеншток за спину. Он вряд ли поможет при подъеме по вертикальной стене. Вытащил из петли на поясе костыль и с выдохом ударил по нему молотком.

– К-к-ха… - Костыль прочно засел в скале. Я подтянулся на пол-метра. Достал еще один и таким же манером вонзил его в стену. Перезацепил карабин и поднялся еще на пол-метра. Медленно, зигзагами, вытаскивая и вколачивая костыли, я поднимался выше и выше, к срезу стены за которым как я полагал есть место для отдыха.

Я добрался до небольшой круглой площадки, выдохся я изрядно и теперь потрошил свой алый рюкзак сшитый из парашютного шелка, пытаясь отыскать в нем что ни будь съестное. Съестного оказалось немного: две банки тушенки, шесть пакетов сухих хлебцев - галет. Литровая бутыль с минеральной водой и… Ура! Фляжка. Обычная армейская фляжка, в которой булькало при встряхивании нечто, что могло разволновать не на шутку продрогшего до костей искателя приключений. Я выложил на землю банку тушенки, гале-ты, и открутив пробку фляжки с надеждой потянул воздух носом.

– О-о-о-о-о-н… - Если бы кто ни будь посмотрел на меня со стороны, то наверное подумал бы, что я нашел по меньшей мере Черного Принца. Огромный черный алмаз в семьдесят карат, который на аукционе в Сотби был продан да полтора миллиона долларов, но я нашел больше.

– Це-аш-пять-о-аш - нараспев произнес я и сделал большой глоток живительной влаги. Маленькая шаровая молния медленно спустилась по пищеводу в желудок и растек-лась сотнями горячих ручейков.

Так значительно лучше… - Я улыбался от уха до уха и был если не счастлив, то по крайней мере вовсе не уныл. Совсем скоро я прикончил банку тушеного мяса и лихо рас-правился с галетами. Сделал пару глотков минералки и убрал остатки пищи в рюкзак. Предстояло подумать что делать дальше. Подъем я начал в первой половине дня и теперь было что то около часу. Еще шесть часов и будет темно. Темно и холодно. Разумеется у меня есть спальник, в котором я смогу провести пару ночей без риска подхватить воспале-ние легких, но так же не может продолжаться бесконечно. Когда ни будь я захочу есть снова. На таких высотах нет живности кроме альпинистов, а до каннибализма я еще не опускался. Хотя, если припрет, то наверное можно было бы откушать ромштексов из какого ни будь зеваки, который забрался в горы не зная на что он идет. Но увы, альпинистами кроме меня, разумеется, здесь и не пахло, а вырезать окорок из собственной задницы мне почему то не хотелось. Итак, у меня оставалось всего навсего несколько дней до моей кончины. Как обычно.

Я залез в рюкзак, пошарил в нем и вытащил на белый свет отличный семикратный армейский бинокль с просветленной оптикой светосилой наверное не менее восмидесяти миллиметров. Повертел его в руках, но прежде чем приставить к глазам присел на корточ-ки, достал сигарету и закурил. «Принятое на грудь» согрело меня, но не добавило оптимизма. Главная задача по прежнему не решена. Мне все таки предстояло отыскать Безымянное Зеркало и наконец завершить Путь. Как оно выглядит я не знал, поэтому стои-ло подумать и подумать крепко. Цепочки логических умоаключений ложились ровно словно школьные уравнения по алгебре: икс, игрек, зет, корень из трех равно. Если я здесь реа-лен, то и зеркало должно быть похожим на то как его называют. Если зеркало есть зеркало, то вероятно оно отражает свет. А если оно отражает свет, то я должен искать его блики. Солнечный зайчик виден за многие десятки километров и если кто нибудь думал о том, что Зеркало должно быть найдено, то он должен установить его таким образом, чтобы отсюда его можно было разглядеть.

Я выбросил окурок в пропасть, присел на рюкзак и приставил бинокль к глазам. Го-ры надвинулись, став огромными, предложив для изучения каждую трещину, каждую морщинку засыпанную снегом, залитую льдом на своих телесах. Горное солнце яркое жгу-чее повисло за спиной. Сейчас полдень. Я сориентировался по стронам света. Если я и смогу что то увидеть, то это будет на юге. Обзор с этого карниза как раз и предлагал мне разглядывать противоположную горную гряду.

Чтоб вам повылазило… - В сердцах чертыхнулся я. Доллар против рубля, что оно окажется именно там и мне придется переться через долину, тратя последние силы на спуск и на подъем, и еще не факт, что этих сил будет достаточно для того, чтобы добраться до пункта назначения. Но, тем не менее, выбор был у меня не большой.

Я изучал трещины и сколы, карнизы и ледники со скрупулезностью электронного микроскопа, фиксирующего каждую молекулу вещества в поле обзора. Глаза уже начали слезиться, руки подраивать, а изображение плыть. Я оторвался от созерцания скал и лед-ников. Аккуратно положил бинокль на землю и с силой протер глаза. Портянул руку к флажке и отвинтив крыжечку выдохнул воздух и сделал глоток. Задержал дыхание. Спирт пьют именно так. Если вдохнуть воздух сразу после принятия, сгорит слизистая. А так - ничего. В глазах защипало. - Крепкий заррраза! - Я аккуратно потянул холодный воздух сквозь зубы. Помотал головой. Все таки водка проходит легче. Снова приложил бинокль к глазам.

Для ориентира я засек округлый ледяной наплыв на скальном козырьке, и теперь нашарив его взглядом, плавно двинулся вверх, затем немного сместившись в сторону - вниз.

Снег, лед, скалы, камни, карнизы. Все как всегда и ничего необычного. Шея стала деревянной, тупая боль тянула плечи, бинокль в начале казавшийся таким легким теперь весил тонну. Я засек ориентир - маленкий круглый грот с небольшой ровной площадкой перед ним и отложил наблюдение на несколько минут. Что то опять не складывалось. Я понимал боль и кровь, я понимал предательство и надежду, я понимал войну, но я не по-нимал тупого сидения на скальной площадке и высматривания непонятно чего. Что еще хочет от меня Веб?! Какое из испытаний я должен пройти сейчас? Терпением? Усидчиво-стью? - Заныли зубы. Оскоминой стянуло скулы. Я ненавидел эти слова. Терпение, упрямство - да. Бездеятельность - нет. Не могу. Хочется что то делать. Делать активно. Бежать, спасать, биться, удирать. А здесь? На имеющихся припасах я могу протянуть не-сколько дней. А потом? А потом запросто распрощаюсь со своей реальной или виртуальной, но все таки моей и по своему дорогой мне жизнью.

Солнце размеренно перемещаясь по небесам, сбежало за гребень и мой бивуак по-грузился в сумерки. Противоположная гряда по прежнему сияла яркими красками.

Я отложил бинокль в сторону и нахмурился. Следовало подумать. Какой то выход из этой ситуации все равно должен быть.

Если Зеркало дает блики и я не могу их рассмотреть, то это не значит, что их нет. Они могут просто быть направлены в другую сторону. Если солнечный зайчик не попал вам в глаз, то вы его не заметите. Кроме как… - Ха! Кроме как на стене! - Для того, чтобы я разглядел блики в бинокль необходимо, чтобы они попали прямо в линзы. А если я немно-го присяду? Или встану или отойду в сторону? - Я повернулся к пропасти спиной и стал внимательно рассматривать погруженную в тень стену перед собою. Ничего похожего на блик не было. - Хм. Тогда может быть ниже? - Я развернулся, подошел к краю пропасти, лег на живот и высунулся над нею насколько можно далеко. Глянул вниз. Округлое пятно нехотя светилось в нескольких десятках метров ниже. - Есть! - Гаркнул я и замер, обеску-раженный новой, казалось неразрешимой задачей. Как понять откуда светит этот отраженный Зеркалом луч? Если бы был туман, то он указал бы направление, но воздух был кристально чист. Спуститься вниз? Это было неплохой идеей, но спуск занял бы не один час, это вверх лезть легко и пока я доберусь до этого места, солнечный зайчик убе-жит в сторону. Посчитать куда он двигается и спуститься в это место? Я что Лобачевский? Я сполз обратно на площадку и присел на корточки. Идея оказалась верной. Зеркало суще-ствовало. По крайней мере, вероятность того, что светило отраженным светом именно оно была велика. Это радовало. Оставалось определить направление. Как? До того момента как солнце сбежит из неба совсем есть еще часа три, можно, по крайней мере, определить куда оно движется, это пятно. Так... Я повесил на шею бинокль и снова пополз к краю пропасти. Аккуратно высунул голову над бездной, раскинул ноги, укрепляясь прочнее, высвободил руки и приложил к глазам армейскую оптику. Солнечный зайчик оседлал ост-рый валун, зацепившийся за почти вертикальную стену далеко внизу и степенно ждал когда же я соизволю на него посмотреть. Взять за ориентир этот острый камень не трудно. Я засек приблизительный азимут на эту пирамидку и убрался подальше от пропасти. Тре-бовалось около получаса для того, чтобы засечь направление перемещения светового пятна. Я деловито отправился потрошить рюкзак. Ничего так не помогает скоротать не-сколько минут как принятие внутрь вкусной и здоровой пищи. А что может быть здоровее и вкуснее в горах чем промерзшее насквозь тушеное мясо и каменные сухари? Я вскрыл последнюю банку тушенки и лениво ковырялся в ней ножом выиискивая наиболее вкусные кусочки. Спирта не хотелось, да и пить его снова не стоило. Алкоголь только вначале рас-ширяет сосуды и позволяет согреться. Чрезмерная доза не согреет, а скорее убъет на морозе. Я с трудом отвинтил крышку на пластиковой бутылке с минералкой взболтнул шипучий коктейль из воды и кусочков льда. Сделал глоток. В общем, терпимо. «Давайте снизим потребности и всем будет смешно» - Всплыло из воспоминаний. Давайте снизим. Только надо ли? Пол часа по моим ощущениям уже прошли и я снова пополз к краю про-пасти. Приставил бинокль к глазам. Нашарил взглядом пирамидку, торчавшую из стены. Повел оптику аккуратно влево, вправо. Зайчик пристроился правее и выше. Ага! Оптимиз-ма сразу прибавилось. К заходу солнца он должен выползти на площадку. А до захода еще часа два. Отлично! Я аккуратно отполз от среза уступа и вернулся к снаряжению. Нужно все тщательно проверить. Спуск для одиночки дело опасное. В том, что я наконец разбе-русь где искать Безымянное Зеркало я уже не сомневался. Во первых нужно определить хотя бы прибизительно длину канатов. Я пересчитал витки. Получалось, что то около ста метров метров. Метр - другой уйдет на узлы и петли, половина на чеку, соответственно, скачками метров по сорок спускаться у меня получится. Теперь карабины. Я пощелкал замками, попробовал согнуть хромированную сталь. Удовлетвоернный отложил их в сторо-ну. Восьмерка. На спуске одна из самых важных деталей. Я всунул оголовок в щель между камнями и навалился телом. Ободрав пальцы рухнул лицом вниз. Вытащил конструкцию из стали и хрома обратно. Годится… Кроль и жумар для подъема. Их в рюкзак. На обвязке будут только мешать. Костылей показалось маловато. Кое, что выдернуть конечно удастся, но большую часть придется оставить на спуске. Ну да ладно. Где наша не пропадала? Выберемся и из этой заварушки. Теперь спальник. Брать - не брать? Он не простой. Сши-тый из прочного нейлона. Отороченный ремнями с металлизированными петлями для креплений. Пришпилить его к камням - плевое дело. Лучше взять. Хрен с ней с нагрузкой. Вроде не ослаб еще. Есть порох в пороховницах и ягоды в… Блин… Вряд ли я осилю спуск за световой день. Ночевка в мешке на отвесной стене тоже опасна, но шансов положитель-ного исхода все таки больше.

Я просмотрел каждый шов обвязки - опоясывющих седалище ремней и успокоенный их надежностью, отложил в сторону. Все в полном порядке. Надежда есть. А куда без на-дежды?

Я обернулся и посмотрел на противоположную гряду. Где ты там мой Рубикон? Най-ду ли? Найду…

Солнце уже цеплялось за горные пики и из ущелья потянулась вверх зубастая те-мень. Я обеспокоенно посмотрел на стену перед собой. Гаснущее пятно, ставшего из ярко желтого красноватым устроилось на пустой консервной банке из под тушенки и готовое исчезнуть совсем нетерпеливо подрагивало. Я бросился ничком на освещенное место и прицелился биноклем в сторону предполагаемого направления луча. Пошарил взглядом из стороны в сторону.

Йи-и-ессс!! Нашел таки. - Желто-алое трепещушее сияние исходило изнутри ма-ленькой пещеры - разлома по которой я делал засечку в прошлый раз. Теперь найти Зеркало будет не трудно. Ой-ли? Я опустил взгляд ниже и сразу погрустнел. Легкого подъ-ема горы не обещали. Осыпи пригодные для пешего марша кончались за несколько сотен метров до пещеры. Дальше почти отвесная стена. Придется лезть долго. А крюков?.. Кот наплакал. Н-нда.

Тень доползла до пещеры и сияние погасло. Солнце спряталось совсем и лишь вер-шины еще светлись алым. В небо вывалилась пузатая луна и затопила горы мертвенно белым ярким светом. Я огляделся. Достаточно ярким, чтобы поробовать спуск ночью.

Э-э-эх! Если бы это все происходило в реале. Все бы призы собрал… что там у нас осталось еще не покоренным? Пик Коммунизма? Залезем… Эверест? Раз плюнуть. Было бы за чем.

Я аккуратно упаковал рюкзак. Туго свернул спальник и прикрепил его к рюкзаку сверху. Влез в обвязку. Отрегулировал натяжение ремней так, чтобы чрезмерно тугие петли не перекрывали кровоток в паховых артериях. Можно обморозиться. Забросил на плечо канат, всунул альпеншток в специальную петлю на поясе - на стене он бесполезен - и вытащил из пачки сигарету. Затянулся сладко. Курить вредно, но нервы шалили. Жутко-вато начинать спуск в таких условиях, но выбор был невелик. В прохладном климате есть нужно много, а продуктов как и крюков, в общем…

Я подошел к краю пропасти и заглянул вниз. В ущелье клубилась непроглядная тьма, но площадка с которой я сюда влез была хорошо различима. Стоило попробовать спуститься. Двумя костылями придется пожертвовать. Я присел на корточки. Нащупал трещину в камне, снял с крпления костыль, вытащил молоток и натужно хакнув вогнал его одним ударом по самое кольцо. - А может обойдемся без страховки? - Я просунул канат в кольцо, затянул узел и дернул в сторону изо всех сил. Хромированная железка сидела в камне мертво. - Ладно. Двум смертям не бывать… - Сплюнул зло. И двум и трем и пяти. Бывать… - Клацнул карабином. Аккуратно стал спускаться вниз. Повис в нескольких мет-рах над срезом. Сбросил бухту каната с плеча. Тот тоненько свистнул по нейлоновой куртке капроновой оплеткой и вытянулся в струну. - Так… Вс о’кей… Начинаем. - Легонько оттолкнулся от стены. Ослабил натяжение и поехал вниз словно в вагончике канатной дороги. В общем достаточно комфортно, если не брать в расчет, что под ногами пропасть почти километровой глубины.

Спустившись на половину длины каната, снова вбил костыли. Теперь два. Основной и страховочный. Все таки стоять ногами на земле и висеть над бездной вещи разные. За-крепился основательно и легонько потянул свободный конец - чеку. Он должен распустить узел затянутый на верхнем крюке и освободить канат. Не без проблем, но получилось. После третьего рывка, канат извиваясь змеей рухнул вниз. Теперь все как прежде. Еду вниз, изредка отталкиваясь ногами от стены. Если не будет сюрпризов, то скоро доберусь и до площадки. Перекурю и, если луна поднимется выше, то двинусь дальше.

Сюрпризов не было. Стена оказалась вполне приемлимой для спуска. Вмеру ровная. Вмеру прочная. Вмеру рыхлая. Мне не приходилось обливаться потом вколачивая костыли, или выискивать малейшие трещинки в монолите. Несколько странно, что меловые образо-вания смогли оказаться на такой высоте. Но чего здесь только не бывает?

На площадке я долго задерживаться не стал. Света было достаточно. Я только про-верил еще раз снаряжение. Перебрал кольца каната, выискивая повреждения и удеовлетворенный продолжил спуск.

В скалолазаньи спуск намного сложнее подъема, но альпенизм это несколько дру-гое. Скалолаз кроме маленького мешочка с магнезией не имеет ничего. Для того, чтоб поняться выше ему приходиться порой почти завязываться в узел, повисая над пропастью на одном пальце. Выискивать малейшую щербинку, чтобы утвердить ступню или пальцы. Если скалолаз будет опускаться тем же маршуртом, которым поднимался, то тренированно-ая память подскажет ему, где нашаривать ступени и трещины. А если спуск незнаком? А глаза впереди? И для того, чтобы посмотреть вниз нужно извернуться так, что йог со ста-жем в пол жизни хлопнется от изумления в обморок? Трудно. А у меня… А я… «Надеемся только на крепость рук. На руку друга и вбитый крюк… и молимся, чтобы страховка не подвела». Страховка не подведет, а с друзьями у нас в стране напряженка.

Я прекратил балагурить и страл размышлять о вещах более насущных. Спуск прохо-дил, в общем, неплохо. Если породы остануться столь же податливыми, то я смогу за час проходить метров по сто двадцать. К утру кончится стена. Пойдут осыпи. Можно будет двигаться пешим маршем.

«…На руку друга и вбитый крюк…» - Снова полезла в голову привязавшаяся мело-дия. - Врешь. У рыбаков крюки, а у нас костыли, потому, что не ногами ходим. - «…И молимся… чтобы… страховка не подвела…». - А вот это имеется и хорошо, если она не подводит.

Луна оказалась чрезмерно ленивой и не торопилась освещать мне дорогу. Но куда то я все таки должен был попасть. Ниже земли говорят не упадешь. Не упаду, но вопрос не в том, чтобы «ниже». Вопрос в том с какой высоты?

Я напевал знакомую мелодию, привычно, словно на тренировке колотил костыли в стену, вывешивал тело наканатах. Крутил петли, вязал узлы. Опускался все ниже и ниже в сплошную темень ущелья, наивно полагая, что дальше будет двигаться столь же легко, как спускаться по этой стене.

Вот оно. Безымянное Зеркало. Мне понадобилось семь дней, чтобы отыскать его. Я едва держался на ногах. Желудок позабыв вкус пищи уже не терзал меня каждую минуту. С той площадки на которую я поднялся мне удалось разглядеть странное мерцание на одной из скал противоположного хребта. Разумеется это могло быть обычным отражением солнца в нерастаявшем куске льда или слюдяной жиле. Но у меня не было выбора. При-шлось опускаться в ущелье и подниматься на противоположный хребет. В долине мне удалось поймать кролика и это отсрочило на несколько дней мое полное физическое бес-силие. И вот теперь я на пути к тому, что я считал Безымянным Зеркалом. До него оставалось не более пятнадцати метров, но я боялся пройти их. Огромный, просто неверо-ятных размеров кристалл горного хрусталя. В небольшой нише с широким зевом в который иногда попадают солнечные лучи. Именно их отражение мне удалось разглядеть.

У меня еще оставалось полпачки сигарет и я решил выкурить одну и немного поду-мать. Пару дней назад я не смог бы этого сделать. Смолы и никотин вызывали рвотную реакцию спазмами выворачивая меня на изнанку. Если бы я позволил себе это, то дойти до Зеркала наверное уже не было бы сил, но теперь я преодолею эти пятнадцать метров в любом состоянии. Я достал сигарету прикурил и медленно вдохнул дым, опасаясь болез-ненной реакции, но ее не было. Легкое головокружение, покалывание в кистях рук, гово-рило только о том, что я не курил довольно долго. Желудок похоже совершенно не помнил, что он у меня есть вообще и отказался реагировать каким бы то ни было образом.

– Ну, что же, пусть так. - Я пускал дым и складывал факты в картинку, которая ка-залась все более завершенной. Путь, который начался с первого Волока, иначе говоря воспоминания или отражения моих Перевоплощений похоже подходил к концу. Скорее всего Безымянное Зеркало это просто Врата, которые наконец выпустят меня из Сети, из проклятой паутины - Веба. Я снова окажусь в своем кабинете и в холодильнике меня все еще будет ждать пачка пельменей. Как бы мне этого хотелось, Боже мой!

Первым кольцом Пути было то, в котором я просто исследовал эти миры. Перево-площался, принимал новые обличья, чудил, и был наверное счастлив. Второе кольцо, завершающее Путь то в котором я шел по отражениям собственных Перевоплощений И наконец Безымянное Зеркало. Точка. Финиш и я все таки до него добрался. Я выбросил недокуренную сигарету. Сильно кружилась голова и я боялся, что почувствую себя еще хуже. Нужно было идти. Скоро всему этому наступит конец. Я встал, отцепил портупею со снаряжением и пошатываясь побрел к пещере.

Кристалл рос из скального грунта немного наискось. Огромный восьмигранник был обрамлен кристаллами поменьше и солнечный свет дробился в них на десятки цветных колечек - радуг. Я подошел к нему и приложил ладонь. Подождал пару минут. Ничего не происходило. Я заволновался. Если это Врата, то они должны были среагировать на Ключ. Ключ был универсальным. Я посмотрел на ладонь. Все в порядке. Золотое колечко - пау-тинка по прежнему опоясывало мизинец правой руки. Я протер его и снова приложил к Зеркалу. Никакой реакции. Я приблизился к самой большой из граней и посмотрел внутрь. Из глубины кристалла на меня глянули круглые золотые глаза. Холодные, беспощадные. Приоткрылся и издал сухой клекот острый загнутый книзу клюв. Я упал на землю. Начина-лось новое Перевоплощение. Я содрогался. Боль пронзила тело. Руки стали высыхать, становиться тоньше и длиннее. Пальцы за несколько секунд срослись и вытянулись неимо-верно. Я закричал. Дико. Страшно. Меня проткнули тысячи игл. Сквозь кожу белыми остриями начинали прорастать перья.

– Почему?!! - Я не понимал почему в самом конце Пути начались новые Перевопло-щения. Я не хотел этого. Неужели моя истинная суть, личина с которой я был рожден так ужасна? Я потерял сознание.

Я не знаю сколько пролежал здесь. Может быть час. Может быть сутки. Очнувшись, попытался подняться. У меня получилось. Я расправил огромные трехметровые крылья для равновесия и постоял так несколько минут. Наконец я пришел в себя окончательно. Эмо-ций не было совсем. Наверное новое Перевоплощение пошло мне на пользу. Я был тем кем я был и с этим уже ничего нельзя было поделать. Я переступил когтистыми лапами. Пере-валиваясь заковылял к краю пропасти и ринулся вниз. Долго падал проваливаясь в разреженном воздухе до тех пор, пока плотные слои не дали наконец опору моим крыльям и я смог свободно парить в небе.

Я поймал высотный ветер и заскользил в воздушных струях дальше и дальше от этого страшного Зеркала, которое так разочаровало меня. Наверное я где то допустил ошибку и сошел с Пути Перевоплощений, который должен был наконец завершится. Те-перь я вечно буду кружится в этом небе. Убивать и наслаждаться запахом крови и живой еще теплой плотью. Пусть будет так.

Я летел долго очень долго. Не выбирая пути. Минуя горы, ущелья. Я забирался в самую высь где с трудом мог лететь и опускался к самой земле. Я летел на восход в сторо-ну солнца, которое поднималось по утрам выныривая из-за горизонта и очертив полукруг пряталось за моей спиной. На ночь я устраивался в скалах, забившись в какую ни будь расщелину прячась от ветра слишком прохладного для того, чтобы наслаждаться им. На третьи сутки я прорвался через горную гряду, оставив позади горькие морщины матери-Земли. Подо мной необъятными далями расстилалась степь. Сухой ковыль качаясь под несильным ветром напоминал волны. Не смотря на длительный полет я ощущал в себе еще достаточно сил для того чтобы суметь добыть себе пропитание, но степь казалась вымер-шей. Это удивило меня. Ни одной птицы в небе. Ни одного животного на земле. Странно. В том далеком Перевоплощении степь была еще жива. Что то случилось. Может быть при-ближение какой то катастрофы прогнало всю живность подальше от возможной опасности. Если это так, то наверное я не успеваю обогнать ее, иначе я бы давно настиг кого ни будь из постоянных жителей.

Кажется мне удалось наконец увидеть одного из них. Я забрался достаточно высоко и мог видеть почти на два десятка километров в округе. Где то у самого горизонта, едва заметная на фоне степи в пестром оперении летела какая то птаха, не особо заботящаяся о своей безопасности.

– Тем хуже для нее. - Я поднялся еще выше и подобрав падение высоты таким обра-зом, чтобы наши траектории пересеклись попытался атаковать ее. Наверное у меня получилось. Я сумел ударить ее когтями по голове и она закружилась в штопоре теряя высоту. Сейчас она ударится о землю и я сумею достойно перекусить. Но сразу сделать этого наверное не придется. Пустельга пришла в себя у самой земли и теперь летела на бреющем, едва не касаясь травы, превосходно понимая как трудно атаковать такую цель тяжелой птице.

Что то знакомое показалось мне в этой благородной красавице. По-моему я где то видел ее. Может быть в одном из своих Перевоплощений нам удалось переброситься с нею парой фраз. Да какая собственно разница. Я - орел, черт побери! И мне плевать враг пе-редо мною или друг. Этот мир хотел видеть меня таким и он получил то что он хотел. Я - просто машина. Великолепная, прекрасная машина для убийства и терзания плоти. Я не могу не убивать потому что не убивая погибну. И я убью ее. Или она убьет меня. Ярость. Это была она. Я помнил себя такого и всегда боялся, что когда ни будь это повториться снова.

Была история. Странная история. Еще в университете. Толпа пьяных подростков не отягощенных чрезмерными умственными способностями решила позабавиться и побить меня. Кто-то решился атаковать первым и ударил в спину. Я развернулся и спросил - Кто? - Наверное интонации, которые сумели передать мое внутреннее состояние настолько испугали их, что дюжина здоровенных ребят, бросилась врассыпную. Я бы наверное на их месте испугался тоже, потому что за какой то миг я превратился в монстра. Мне было все равно останусь я жить или умру, повиснув в мертвой хватке на одном из них. Я был готов рвать их на куски. Ломать кости, выворачивать суставы, вырывать внутренности. Я хотел убивать. И это испугало их. Испугало меня. Но я хотел убивать и сейчас.

Я промахнулся уже четырежды и теперь в душе ярость бушевала вытесняя осторож-ность. Я ринулся в атаку снова. По пологой траектории, которая позволила бы мне маневрировать, если птаха задумает менять свой курс. Но Пустельга даже не взлетела. Она сидела на камне и ждала моего приближения. Я летел вперед и уже предвкушал радость победы, как вдруг пустельга сорвалась с камня и стала стремительно приближаться ко мне. Я расправил крылья готовясь к обороне и потерял скорость, которая так была необходима ля нового набора высоты. Пустельга, похоже рассчитывала именно на такой исход. Она быстро взлетела на до мною метров на пятьдесят и стала камнем падать вниз. Мое тяжелое тело очень непросто заставить подняться ввысь. С земли орлу взлетать очень тяжело, а мне приходилось подниматься в небо с очень малой высоты и крыльями приходилось рабо-тать вовсю. Но похоже на то, что Пустельга все рассчитала точно и теперь моя смерть - это вопрос нескольких секунд. Я попытался обороняться запрокинув голову и открыв огромный клюв. Но пустельга впилась когтистой лапой в глаза и падая оставила страшную рваную рану тянущуюся ото лба через горло к грудине.

Я захрипел, метнулся в сторону. Боль придет потом. Пока я не чувствовал ее. Я по-пытался взлететь выше. Забил крыльями. Взмах, еще один. еще. Тяжело на бреющем я наконец заскользил над степью. Свежий ветерок подбросил меня метров на пятьдесят в высь. Я осмотрелся. Пустельга все сидела на том же самом камне и пристально следила за мною.

Метаболизм пернатых отличается от обмена веществ других животных. Полеты тре-буют огромных энергозатрат и поэтому все процессы проходят в птичьих телах гораздо быстрее. Прошло не более десяти минут как я уже начал чувствовать приближение того, что можно было назвать смертью. Почему-то я не боялся ее. Может быть, она принесет, наконец, облегчение. Завершит так или иначе Путь, который я начал как мне казалось миллион лет назад. Я поднимался круг за кругом выше и выше к легкому перистому обла-ку, подсвеченному солнцем и поэтому казавшимся золотым.

Я так и не смог добраться до этого легкого пушистого кусочка золотого тумана. Сердце остановилось сразу в единый миг устав поддерживать жизнь в моем странном теле. Крылья ослабли. Я завалился на бок и, вращаясь быстрее и быстрее, понесся вниз.

Я умер раньше, чем ударился о желтую землю, с выгоревшей травой, раскинувшей-ся от горизонта до горизонта как огромное бескрайнее море с редкими хмурыми островами скал.

Миралис встретил меня как старый друг, которому не требуется объяснять почему ты здесь. Он молча лезет в холодильник за водкой и наливает до краев граненый в испа-рине стакан. Кладет рядом кусок черного хлеба, круто посыпанного солью и ждет. Можно даже не говорить «Здравствуй». Можно не говорить ничего. Можно просто опрокинуть в себя жгучую жидкость. Нюхнуть дрожжевой запах ржаной горбушки и налить снова себе и ему. Можно закурить крутую папиросу, закрыть глаза и прислонившись спиной к стене, просто молчать просто слышать как гудит холодильник, капает в ванной вода, шепчет чье то радио выше этажом. Молчать и знать что могут спросить и то что ты можешь ответить.

Трудно?

Да.

Справишься?

Не знаю.

Отдохни.

Спасибо.

Давай за тебя?

Давай. - И пьем не чокаясь и снова молчим, жуем сухой хлеб. И я смотрю на часы - пора, и я встаю и он не запирает за мной дверь. Лишь крепкое, очень крепкое рукопожа-тие.

Увидимся.

Надеюсь.

Удачи.

Спасибо.

Не все Зеркала - боль. Не весь Путь - страх. Но всегда - преодоление. Всегда.

Вокруг была вода. Много воды. Очень много. Я плыл, рассекая водную гладь полу-тораметровым спинным плавником. Огромное тело страшного кита-убийцы было теперь вместилищем моего разума.

Похоже, наконец, я стал понимать, что такое Путь. Путь, который я все-таки решил-ся пройти. Путь домой.

Веб оказался сложнее, изощреннее, чем я мог предположить. Эти миры связывала единая неразрывная цепь причин и следствий, и мой Путь был моим. Он был единствен-ным. Только моей дорогой к Дому. К тому настоящему пониманию себя самого, личине с которой я был рожден. Путь тяжелый и длинный. Я это прочувствовал однажды пройдя через все свои Перевоплощения. Теперь я шел обратной дорогой.

Отражаясь и принимая телесности либо выбранные мною либо предложенные и за-крепленные Двеллерами Зеркал, я был всего лишь одним из типов отражений, образов, тел. Личина оказалась не главным, что давало Оборотню Зеркало в котором он отражался. Пройдя большую часть Пути я наконец понял, что невозможно оценить себя достоверно, проходя через Перевоплощения в тех образах, которые создавал себе сам. Так или иначе мой посыл был определяющим Двеллеры не могли принципиально изменить Личину, вы-бранную Оборотнем. Те небольшие нюансы, которые они добавляли к новому телу не всегда устраивали меня и возможно именно поэтому я так не любил Двеллеров в начале. Изменилась ли ситуация теперь? Я не знаю.

Я не знаю смогу ли я разобраться в этом до конца, но так или иначе, время сомкну-ло наконец ножницы и разрыв между отражениями Пути, спаянный Безымянным Зеркалом, исчез. Началось новое Кольцо Перевоплощений. Образы второго кольца были теми же самыми но с другим знаком. Отрицательным или положительным понять было трудно. Они были другими. Просто в паре взаимодействий добыча - охотник, жертва - вор, они поменя-лись местами. Наверное иначе было просто нельзя. За все приходится платить, и для того, чтобы наконец понять кто ты на самом деле нужно оказаться если не одновременно, то хотя бы последовательно по разные стороны едва ощутимой но непреодолимой границы, вечно разделяющей мироздание на суть и ее отражение.

Я помнил предыдущие Перевоплощения и я знал, что на этом Волоке Второго Коль-ца Пути меня ждет Хранитель, самый дорогой человек. Я мысленно усмехнулся - Человек? - Она Фантом. Сейчас она Фантом. Но все-таки самый прекрасный Фантом во всех беско-нечных Мирах и Перевоплощениях.

Я боялся встречи с ней, но знал, что она неизбежна. Неизбежна так же как незыб-лема цепь Перевоплощений, Путь, которым я иду сейчас, неизбежна как смерть. Я знаю о чем спрошу ее и неоднозначность ответа на этот вопрос тешила меня исчезающей в беско-нечно малых величинах, но все-таки присутствующей надеждой. И черт меня побери, если я не молил всех богов, которых я знал, чтобы это было возможным.

Я нашел Русалку у затонувшего галеона. В трехстах метрах от берега, где когда-то сильная буря опрокинула это судно до верху груженое золотом.

Она ждала меня. Меня того, который шел по Первому Кольцу Пути в одном из своих Перевоплощений. Далеко-далеко почти на краю восприятия своего локатора я видел себя. Веселого стремительного океанского дельфина, гоняющего косяк селедок. Да. Я помню, что тогда я носил смешное имя Флиппер. Я шевельнул хвостом. Идеально приспособленное для высоких скоростей тело в долю секунды набрало огромную скорость. Увлекшись ана-лизом своих возможностей я не успел погасить ее. Попытался сильным сигналом предупредить Ру, чтобы она убралась с моего пути, но она не успела среагировать. Я про-несся совсем рядом и похоже зацепил ее левое плечо плавником. Проскочив на десяток метров вперед я развернулся, но не увидел ее. Похоже, она не поняла, что я не собираюсь причинять ей вреда и спряталась внутрь корабля. Я разозлился. Столь частые Перевопло-щения почти не оставили душевных сил. Я сделал боевой разворот и ударил этот проклятый галеон носом, пробив в нем громадную брешь.

– Выходи! Ру! Я здесь! Я жду тебя! - Я звал ее в надежде, что она услышит меня. Но ответа не было. Я уменьшил мощность сигнала. Развернул его широким веером так, чтобы его она могла слышать мой голос даже если ее нет в трюме корабля и перевернувшись брюхом вверх как тигровая акула медленно поплыл по кругу.

На втором круге она все-таки решилась выйти из укрытия и выставив руку в остере-гающем жесте ждала моего приближения. Я опять не рассчитал и слишком стремительно направился к ней. Потоком воды от моего движения ее сильно ударило о борт. Я стал дей-ствовать более осторожно. Едва шевеля хвостом подплыл к ней и заглянул в глаза.

– Ну здравствуй, Ру.

– Здравствуй, Флип.

– У меня нет имени...

– Я знаю, но я помню одно из старых твоих имен. Позволь мне все-таки называть те-бя так.

– Хорошо, мне будет приятно. - Она подплыла совсем близко и приложила ладонь к моей щеке. Лучше бы она не делала этого. Вернулась старая боль. Боль которую я прятал так глубоко. Тело свело судорогой, но я сдержался. Я боялся неосторожным движением погубить мою милую Ру. Мне хотелось просить у нее защиты. У моей маленькой Русалочки. Такой хрупкой и нежной. Спасения, сил, любви.

– Я устал. Я больше не выдержу Перевоплощений.

– У тебя их осталось немного и ты сможешь наконец вернуться.

– Я могу спросить тебя?

– Да, конечно, спрашивай.

– Я могу взять тебя с собой? - Сердце почти остановилось, я ждал. Ждал ответа как приговора. Ру, немного помедлив ответила.

– Нет. - Это был приговор. Приговор окончательный, не подлежащий обжалованию. В душе стало пусто. Я услышал свой голос как эхо. Как будто говорил кто-то другой.

– Двеллеры не помнят человеческих тел. Они Фантомы.

– Они помнят, но они теряют способность к Перевоплощениям потому что они всего лишь отражения одного из Перевоплощений истинной Личины.

– Что?

– Да. Так устроен этот мир. И еще - Русалочка помедлила и наконец проговорила - Ты тоже Двеллер - Это действительно было откровением.

– Я - Двеллер?

– Да, ты. Ты стал им как только принял первую из личин, отразившись в Зеркале. В первом из своих Перевоплощений.

– Значит колец Перевоплощений не два, а три?

– Да. Первое начинается сразу как ты впервые проходишь Врата.

– Но как? - Ру посмотрела на меня с той глубинной нежностью, которая выворачи-вала наизнанку душу. Мне хотелось выть, плакать от бессилия, от осознания того, что мы никогда не сможем быть вместе.

– Путь состоит из трех колец Перевоплощений. Отразившись в Зеркале впервые ты обретаешь Дар. Для того с кем ты входишь в контакт ты сам становишься Двеллером пото-му, что твое мнение значимо для них. По обратную сторону Зеркала ты - Двеллер.

– Я - Двеллер? - Я не мог поверить и поэтому переспросил.

– Да, милый. - Она ласково погладила меня по щеке.

– Но я - Оборотень!

– Да, ты Оборотень. Но твои отражения - Фантомы. И их много. Каждое из твоих Пе-ревоплощений порождает Двеллера и они уже являются хранителями Волоков на чьем то Пути Домой. Они помнят твое тело, но не имеют возможности перевоплотиться в него, поскольку лишь оно - истина. Иллюзии и истина несовместимы и поэтому они вынуждены жить в тех мирах в которых ты когда-то был в одном из своих Перевоплощений, так же как и я.

– Выходит, что ты - лишь одно из отражений настоящей Ру? Иллюзия?

– Да, хороший мой, да. Иллюзии более достоверны чем реальность потому, что тебе хочется верить в них. Всей душой. Всем сердцем. Они предсказуемы и управляемы. Они такие какими ты хочешь их видеть. Поэтому они так близки, так любимы, так совершенны.

– Но… Двеллеры это же те кто не завершил Путь?

– Путь завершают все… Рано или поздно. В десяти или сотне Перевоплощений, но все.

– А Метаморфы?

– Они не знают, что такое Путь. - Ру, вздохнула.

– Вустер, он хотел пройти Путь до конца.

– Любой Двеллер - отражение Оборотня. Вместе с его желаниями, надеждами. Я то-же хочу пройти Путь до конца, потому что так хотела реальная Ру, но это невозможно, и поэтому больно вдвойне. - Мне не хотелось уходить. Я не мог уйти. Просто не мог. Я по-нимал, что виновен, и от бессилия и ярости просто сходил с ума. Пусть Ру Иллюзия, но ей больно. Она живая. Она любит и чувствует. Я хотел быть с ней рядом и ее прикосновение держало крепче стальных цепей.

– А если я останусь с тобой? В этом Перевоплощении? - Ру, покачала головой.

– Это невозможно.

– Но почему?

– Ты - Идущий. Я - Хранитель. Моя миссия уже исполнена. Я не нужна твоему миру. Я уже не нужна тебе.

– Не правда, Ру!!!

– Правда.

– Что же мне делать?

– Идти дальше…

– А ты?

– Я исчезну вместе с этим Миром сразу после того как ты покинешь его.

– Но…

– Молчи - Ру, улыбнулась грустно - Молчи, так должно быть и ничего изменить нельзя. Сейчас ты в третьем Кольце Перевоплощений. Это последнее Кольцо. Ты уже раз-рушил за собой один из Миров тобою же созданных.

– Значит, Пустельга…

– Да… ее уже нет…

– Вустер, Гремлин…

– Они исчезнут тоже

– А Салли? Дети Вустера?… - Русалочка лишь кивнула. По горькому излому ее бро-вей я понял, что она вот-вот заплачет.

– Ру, я не хотел…

– Я знаю. За все приходится платить. Платит каждый. Каждый, кто хотя бы раз отра-зился в одном из Зеркал.

– Ру, милая, но как же?…

– Уходи. Не делай прощание слишком долгим. Смотрящий в прошлое не сделает и шага. Я - пошлое. Уже прошлое. Тебе нужно туда - вперед - Она указала рукой вдоль палубы галеона от кормы по направлению к бушприту.

Я не спешил. Еще один самый малый, искорка, проблеск надежды заставил произ-нести то, что я думал никогда не будет произнесено.

Пенорожденная, разве нельзя разорвать круг? - Ру осеклась. Я назвал ее именем, которое, по ее мнению мог знать только один Оборотень в этих мирах - Грем. Я знал эту тайну. Я знал о их отношениях с Гремлином. О их истории. Красивом, но трагичном любов-ном романе. Я даже косвенно принимал некоторое участие в попытках их помирить. Уж очень красивой парой они были. Казалось всем, что не может быть чувств более сильных, теплых, вечных, а вот подиж-ты как все получилось. Я не хотел причинять ей боли. Я про-сто хотел получить надежду, совсем немного надежды. Ру молча развернулась, медленно пошевеливая плавником и посмотрела на меня удивленно.

– Ты не мог знать этого имени.

– Но я знаю.

– Откуда?

– Разве это так важно?

– Теперь, наверное, нет. - Ру отстранилась, сложила на груди руки, замерла гордо. Я придвинулся ближе.

– Не бойся меня… Ру.

– Я никогда не боялась тебя, но ты назвал меня именем, которое ты не должен был знать. Продолжай. - Я поперхнулся следующей фразой. То, что бушевало в сердце не мог-ло обрести ясной словесной формулировки. Я ревновал ее к Грему. Она наверное, ненавидела меня за ложь. Но кто скажет мне что соединяет крепче, чем этот калейдоскоп чувств. Когда в секунду они меняются от вожделения до паники, от восторга до ненависти, от желания обладать до желания уничтожить.

– Я все таки хочу знать.

– Знать что, Флип? - Меня передернуло. Диалог приобрел совершенно иной оттенок и сейчас в этом контексте оно звучало почти унизительно.

– Я не хочу, чтобы ты называла меня этим именем сейчас.

– Не хочешь? - Ру запрокинула голову и засмеялась ядовито. Звонко. - Я знаю… - она сделала паузу, выделяя неприятное мне имя - Флип. Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить. Ты хочешь знать есть ли еще Ру в этих мирах и как и где ее можно найти. - Она подплыла ко мне ближе и пристально вгляделась в глаза. Она угадала и я чувствовал себя отвратительно. Просто мерзко. Тайны, столь тщательно оберегаемые, делают их хозяина уязвимым. Скрытое в них - боль. И легкость с которой у кого то получается доставать их из схронов обескураживает.

– Наверное - Я не узнавал своего голоса. Неуверенного, хриплого. Ру покачала го-ловой. Какой же ты все таки. - Я вскинулся пряча за обидой слабость. - Какой, Ру? Какой, Пенорожденная? Я не прав потому, что хочу найти тебя в чужих Перевоплощеняих и быть с тобой всегда? Я не прав, что люблю тебя?…

– Гадкий - Закончила, Ру.

– Да, гадкий - покорно согласился я. Ру замолчала. Ответила после длинной-длинной паузы.

– Ты хочешь найти меня - Пенорожденную, в кольце перевоплощений Гремлина и задать тот же вопрос, что задал мне - Ру? Ты надеешься, что у тебя получится разорвать чужое Кольцо Перевоплощений, поскольку собственное разорвать невозможно?

– Да - глухо ответил я.

– Ты не мог сделать мне больнее.

– Почему, Ру?

– Пенорожденная - вскинулась Русалка. - Пенорожденная, Флип! Ты любишь… - она замешкалась, произнесла через паузу - Любил не Пенорожденную. Ты любил меня. Меня, Русалку, Ру. Меня, Флип!!! Да! Твой Путь и Путь Гремлина пересекаются, но у тебя не хватит сил пройти Путь за Грема. Никто никогда этого не делал. Никто никогда не сможет этого сделать. Никогда Фантом не обретет телесности, он существует только здесь!

– А кто ни будь пробовал это сделать?

– Сделать что, Флип?

– Провести Фантома до последних Врат по Кольцу Перевоплощений. - Ру, грустно покачала головой.

– Мне жаль тебя, Оборотень. Ты гибнешь.

– Я просто хочу спасти тебя.

– Это слова, и только слова. Ты предаешь меня, Флип. Твоя боль велика и я пони-маю это. Отторгать живое трудно. Тебе будет легче, если ты будешь знать, что где то есть, если не Ру, то Пенорожденная. Если не на твоем Пути, то на Пути Грема, Дэлфа, Акелы. Но, то, что там существует - лишь тень от тени, отражение отражения, иллюзия от иллюзии. Настоящая Ру здесь, на твоем Пути. Ты утоляешь надеждой свою боль, но не хочешь знать насколько больно мне. Мне не Пенорожденной, а мне - Ру. После того как ты закончишь это Перевоплощение я - Ру не увижу тебя больше никогда. Ты понимаешь, что такое “ни-когда”?

– Да - отозвался я эхом.

– Ты не можешь этого понять. Не можешь, Флип. Нельзя оставлять здесь то, к чему хочется вернуться! Иди же! Я не-на-вижу тебя!!! Не-на-ви-жу!!!

Ру отвернулась, уронила лицо в ладони. Ее плечи содрогались в рыданиях. Я висел перед нею многотонной громадиной и слушал как из глубины души поднимается боль. Снова боль. Дикая. Страшная боль утраты. Уже в который раз. Мне казалось, что я не смогу пережить ее снова. Я рванулся изо всех сил в направлении, которое указала Ру. Мой милый, родной, Двеллер зеркала Миралис. Ру, которую я терял снова.

– Бежать. Быстрее. Насколько хватит сил. Бежать. Бежать из этого мира где прихо-дится платить так дорого. - Я не заметил, что из палубы торчал обломок грот-мачты. Острый слом заморенного за сотню лет кедрача и поэтому ставшим крепче железа распо-рол мне брюхо. От левого плавника и до хвоста. Но мне уже было все равно. Я стремительно уплывал дальше и дальше от этого страшного места, теряя внутренности, теряя кровь, теряя жизнь. Дальше. Через Врата перехода к новым-старым Перевоплощени-ям в кривом беспощадном Зеркале Миров, порожденных Вебом.

Я не видел как, спустя время, как будто играя со мной, давая фору, в след устреми-лась Тьма. Просто Тьма. Она пронизывала мир тонкими щупальцами. Разбивала его на сотни маленьких осколков, которые размывались, таяли, гасли поглощенные ею. Погло-щенные, моим “Нет”, сказанным этому Миру еще тогда, когда я спросил дорогу у хранителя первого Волока Пути Вустера Двеллера Махаона.

Русалочка, метнулась в мою сторону. Ее крик, полный отчаяния и страха, зажатый ее же ладошкой так и не прозвучал. Я не видел и не мог видеть, как обвитая тугими жгута-ми Тьмы, Ру растворилась, исчезла в ней, теперь уже навсегда.

Тьма обгоняла меня. Ее длинные щупальца выстреливались дальше и дальше. Она разрушала этот мир, насыщая свою бездонную утробу самым дорогим, что у меня было.

Я даже не пытался остановиться, когда впереди появилась сеть. Сеть из тонких бар-хатно-черных теней. Она поймала меня уже бьющегося в агонии. Разрезала на десятки ровных кусочков плоти и пожрала смачно рыгая и чавкая.

Сознание медленно возвращалось. Крохотными разноцветными звездами - искрами, по кусочкам, обломками, сливаясь в картину, которую я был в состоянии осознать привя-зать к привычным образам ощущениям. Белая слепящая в черных лохматых дырах сфера подо мною вращалась, выхватывая яростными бликами впаянные в стены нити. Зеркало Миралис. Я узнал его серебряные с бархатно-черным краски. Нити привычно трепетали, ломались, рвались и соединялись вновь. Сфера колыхалась похожая на огромных размеров весь в кровавых прожилках плавательный пузырь. От слишком точной ассоциации стало дурно. В прожилках билась кровь. Чья то кровь:

Как у вас?

Холодно, А у вас?

Жарко.

Ой! Новенький! - Новенький. Я усмехнулся. Они приходят сотнями, тысячами и каж-дому будет задан единственный вопрос. - Кто ты? - И снова начнется то, что начиналось всегда. Ей, сети, все равно кого переваривать дальше. Тащить через мясорубку Перево-площений, через Отражения, через сладкую патоку Первого Кольца, через вожделение, через предощущение великого чуда, через счастье, неземное, ненастоящее и поэтому едва переносимое в боль, в грязь, в страх второго в ненависть и пустоту третьего.

Я смотрел на этот серебряный глобус и в душе закипала злоба. Душа не может быть пустой. Если выгорает тепло, его заменит лютая стужа. Если пропадает любовь, ее заменя-ет ненависть. Мне хотелось уничтожить этот мир. Убить саму его суть. Его природу. Растоптать, стереть в порошок, жечь долго с наслаждением наблюдая как коричневой грубой коростой сворачиваются его телеса, развеиваются в жирный, теплый, тошнотный пепел. Но этот мир - я и я еще хотел жить. Все таки хотел. Хотел потому, что в дырявой хламиде потрепанной души завалялось на два гроша надежды.

Движение далось легко. Я вогнал себя в сферу Зеркала и оно безликое, неумолимое размотало меня в нить. В строчку информации, закодированной изгибами, изломами, раз-рывами и сростами. Вывернутую наизнанку. В того меня кто был по обратную его сторону. Посыла уже не будет. Формирования личины Двеллерами тоже. Я перестал быть пленником Зеркала, спеленатой, запутавшейся в коридорах отражений очередной порцией пищи, отложенной им до ужина. Я шел не просить я шел драться. Посмотрим на этот раз, кто выйдет победителем.

Свертка началась на удивление быстро. Мне стало смешно. На миг показалось, что я в своем желании мстить действительно мог повредить Зеркалу. Оно, втянуло меня внутрь, собрало в шершавый колючий ком, вбило размашисто в слабо податливую твердь и, про-давливая словно фарш через дыры в сетке кухонного комбайна, выплюнуло в залитый небом, иссушенный жаждой, расцвеченный солнцем мир. Я взмахнул руками, едва не сва-лившись с карниза. Это была месть. Его маленькая подленькая месть. Всегда на краю. На самом краю. На лезвии. Слева и справа от которого бездна.

Я стоял на краю пропасти и смотрел сквозь прорези кожаной маски, выкрашенной соками растений в красно-бурый цвет, похожий на цвет крови на восход. Солнце в милли-ардный раз освещало сначала вершины гор, потом менее высокие скалы, меня и наконец ущелье подо мною. Золотистое блестящее как начищенный пятачок оно светило одинаково ярко и убийце и его жертве и вору и обворованному. Оно просто светило. Делало свою работу и ему было глубоко наплевать на меня, стоящего на краю пропасти и мучительно выискивающего смысл своего существования.

Что ждет меня в реальном мире? Прыщавая физиономия в зеркале с очками осед-лавшими сломанный нос. Бесконечные поиски средств к существованию. Загазованные улицы и редкие мгновенно забываемые встречи с представительницами условно прекрас-ного пола? Что чудесного в том, что однажды я умру и уже не сумею воскреснуть ни в одном из Перевоплощений? Когда то я любил реальный мир. До самого последнего дня, до того самого момента, когда Лост подарил мне Ключ отпирающий Врата в Веб. Наверное он думал, что дарит чудо. Так оно и было в самом начале и я был более чем благодарен Лос-ту, пока не понял того, что нельзя иметь две родины и жить в двух вселенных одновременно. Жить, бороться за то, что называется жизнью. Бороться зубами, когтями, умом, оружием, которым ты владеешь. Да, в этом Перевоплощении у меня было превосход-ное оружие. Я вытащил меч из заплечных ножен, положил его на ладони и стал пристально разглядывать как будто видел такое чудо в первый раз.

Великолепная сталь, ей наверное несколько сотен лет. По середине лезвия, вытрав-ленные каким то особенным составом древние письмена. Истина, которую знали древние. Я усмехнулся - Истина. У нее тысячи лиц. Нет абсолютных истин. Есть правила игры, кото-рые позволяют оставаться в живых пока ты следуешь им. Хотя, и это не может быть абсолютной истиной. Все преходяще и это одна из немногих истин, которую можно считать абсолютной. Но все же, мне очень хотелось, чтобы кто ни будь, когда ни будь сумел пове-дать мне то, что начертано на клинке.

Самые большие проблемы создают не препятствия на пути по которому ты движешь-ся к некой глобальной абсолютной цели своего существования, а отсутствие или потеря самой глобальной цели. У меня была глобальная цель. Я хотел быть великим, добиться поразительных успехов в какой либо из областей человеческой деятельности и почивать на лаврах до конца дней, упиваясь восторгом менее одаренных. Но случилось так, что в один прекрасный миг я понял, что сам являюсь тем “менее одаренным” и ничего кроме наличия цели у меня не было. Усомнившись я потерял и ее. Я понял что она недостижима, что над любой вершиной есть другая еще более высокая, и стоит ли карабкаться на одну из них, если знаешь, что кто-то давно влез на ту которая выше. Может быть именно поэто-му Веб показался мне таким притягательным. Здесь ты можешь быть тем кем захочешь. Или почти тем кем захочешь, если правильно дашь посыл Двеллерам Зеркал.

Очень тяжело принимать решение самостоятельно особенно тогда когда осознаешь всю ответственность перед будущим. Когда страшно до тошноты, что ты можешь ошибиться и взять неправильный след который снова приведет тебя к давным-давно покинутому до-бычей логову. Мне хотелось, чтобы кто ни будь дал совет и тогда можно было бы всю вину за будущее свалить на советчика и не мучиться столь тяжкими размышлениями. Я смотрел на руны и тщился понять, что они несут в себе. Какой смысл? Какую великую Истину? Я просил у них совета.

Солнце сделало несколько шагов по небосклону и маленький, глупый, быстрый зай-чик, отразившись от серо-голубого зеркала клинка заслепил глаза. Он перескакивал с одной руны на другую, путаясь в паутине линий и разводов, угасая на замысловатых запя-тых и точках, вспыхивая снова на открытых участках стали. Странная, тихая, вечная мелодия заполнила душу. Создавалось впечатление, что меч что то отчаянно пытается сообщить мне. Я не знал древнего языка и не мог прочесть, того что начертали мудрецы на не поддающей тлену стали, но усталая, глубокая, мудрая грусть заслонила красоты этого дикого места и где то глубоко-глубоко внутри я услышал едва различимый шепот-мелодию. Я зашевелил губами, пытаясь уловить смысл фразы, складывал звуки в буквы, ждал когда же они наконец достигнут сознания, отразятся в сердце, согреют душу или возмутят ее - “Жизнь - это дорога. Дорога, которая ночь.” - Пели руны. - Бред какой то. Я не понимаю таких слов. Пусто, нелепо, но меч не отпускал меня. Он продолжал петь и я не мог не слушать его. Теперь я отчетливо различал мелодию, шепот. Низкий, с присвистом, похожий на звуки, которые издает ветер, заблудившийся в рыхлых песчаных скалах. - “И крик о помощи, и страх, что не успеешь оказаться рядом” - Я произносил фразы не стара-ясь понять их. Сейчас это наверное было самым бесполезным занятием. Все равно ничего не получилось бы. Древние умели прятать смысл так глубоко, что для того, чтобы разга-дать его приходилось ломать голову не одному поколению ученых. Но мелодия не угасала. Она продолжала петь, я продолжал шевелить губами, откладывая в подкорку фразы, кото-рые мне может быть пригодятся. В этой жизни или в следующей. В этом Перевоплощении или в реальном мире. Не может быть такого, что эти руны говорили то, что стоило забыть. Я пытался запомнить и наверное у меня это получилось, когда наконец отчетливый гармо-нический аккорд, взятый наверное десятком органных труб загрохотал так, что у меня стали приподниматься волосы. “Найди в себе силы, дойти туда откуда начал Путь!!!”

Кровавая пелена затянула глаза. Я плюхнулся на зад растопырив руки для равнове-сия. Клинок слабо звякнул несколько раз подпрыгивая на камнях. - Только бы не в пропасть. Без него нельзя. Без него никак. - Я пошарил вокруг себя рукой, нащупал глад-кую полировку лезвия, бережно притянул катану к себе и положил на колени. - Вот так - погладил его нежно - Мы еще покажем им кузькину мать. Всем покажем! - Я поднял кулак и слепо погрозил воображаемому противнику. Под черепом вспыхнул новый алый фонтан боли. - Е-о-о-о… Нельзя так. К себе нужно относиться нежнее. Гораздо нежнее, бережнее, любить себя надо. Надо любить себя. Себя в первую очередь. Только так. А разве иначе возможно? - Голова раскалывалась. В ней звенели тысячи маленьких колокольчиков, каж-дый имел свою жуткую мелодию совершенно не похожую на другие и от этой какофонии можно было сойти с ума. Я с трудом разлепил глаза и уставился на красный закат.

Я сидел все на той же дороге. На краю пропасти и на коленях лежала катана, древ-ний самурайский меч. Наверное психогенная энергия, которая копилась в нем столь долго вдруг была выплеснута, непонятным способом и в одночасье обрушилась на мои неподго-товленные к подобной атаке мозги.

Я, плавно как аквалангист, приподнялся и сел. Свой череп я нес как драгоценный ларец в котором лежало китайского фарфора на миллион долларов. Я вспомнил последнее - “Найди в себе силы дойти туда откуда начал свой путь”. Фраза казалась знакомой. Пожа-луй, даже очень знакомой. Да это же мне говорила Марго, Великая пленительница! Прекрасная королева, которую я знал всю жизнь, но так ни разу и не смог увидеть ни ее личины ни ее лица. Странной была эта мудрая и по своему очаровательная женщина. Как у нее получалось появляться в моих Перевоплощениях не принимая телесности до сих пор оставалось загадкой. Она звучала в каждом из миров Веба который я посещал как голос за кадром. - Ха! А почему я решил, что она женщина, да еще прекрасная? Ведь я ни разу не видел ее. - Я не видел ни разу даже ее личины. Она не Перевоплощалась! Или Перево-площалась в то, что я не мог воспринять своими куриными мозгами! По голосу… Голос действительно был прекрасен. Глубокий низковатый грудной, наполненный настолько обаятельными обертонами, что казалось, что его обладательница просто не может не быть красавицей. По всему так и было. Кому то из Обротней, я слышал, удалось увидеть ее в живую, в реальном мире и любить ее. Хотя может быть это все слухи. Однажды она произ-несла эту фразу когда я спросил ее о том, что делать дальше, затрудненный какой то тяжелой ситуацией. “Найди в себе силы дойти туда откуда начал Путь” Она сказала, что вычитала это в великой книге предсказателей Таро. Книге, которой больше двух тысяч лет. Предсказатели Таро не будут советовать дурного. На сердце полегчало. Это не мое реше-ние, а приказ, который пришел из таких глубин времени, что представить себе это почти невозможно. Пусть будет так. Я все таки пройду этот путь до конца чего бы мне ни стоило. И плевать, что придется умирать еще и еще. Может быть в этом и есть смысл моего сущест-вования? Возрождаться после каждого поражения, становясь еще более сильным?

Я продолжал сидеть. Снова сомкнув веки, ожидая когда кровавые пятна, наконец перестанут выплясывать ламбаду, когда в ушах прекратится невыносимый звон колоколь-чиков, когда руки перестанут дрожать а зубы выбивать дробь.

Марго! - выкрикнул я в алую темень. - Марго, это ты?! - В ответ - ни звука. Только ненавистный звон. - Марго, это ты. Я знаю. А, проще никак было нельзя? - Я положил руку на лоб и попытался определить в каком месте головы болит сильнее. - Ты же мне так череп расколешь. П-пленительница. Твою…

Ты веришь в судьбу? - прошелестело свежим ветром, вымывая из под темени алый туман.

Марго?! - я поперхнулся от удивления.

Это важно? - я побоялся открывать глаза. Голос был тот же, низкий грудной, пре-красный голос.

Марго, чтоб тебя - отозвался я уже тоном ниже - Ты убьешь меня.

А разве это, что то изменит, Мастер?

А что то должно измениться? - Я молчал. Я хотел все таки знать кто со мной гово-рит. Голос голосом, но, чужими голосами даже я умею разговаривать.

Мне не хочется, чтобы что то менялось. - Вот ничего себе. Это меня почти оскорби-ло. Я знал Марго сотню лет и частенько прислушивался к ее мнению. Иногда спрашивал совета, но насилия я не терпел. Свобода, пусть и ограниченная, это все, что у меня оста-лось. Нельзя лишать последнего.

Марго! А какое тебе дело? А? Ты дама уважаемая, но всему же есть предел! - Я по прежнему орал в темноту, теперь ставшую прохладнее и не столь сильно бухающую в висках. - Это МОЙ Путь, Марго! Мой! Им иду я и плачу за это тоже я! Я в своем, праве!

Ты преступаешь Закон, Мастер - раздалось в ответ.

Чей закон? - оторопело переспросил я. Потянулась длинная - длинная пауза. Я ждал ответа и наконец получил его. Голос вывернувшийся из мягкого контральто в хрип-лый клокочущий бас, угасая, теряясь, расслаиваясь в разновысокий хор, раздельно произнес.

Мой закон, Оборотень… - Или мне показалось, что это было произнесено. Я вскочил, не смотря на не прошедшую еще боль разлепил глаза. Солнце по прежнему светило с не-бес. Лазурь свода по определению чистая и непорочная, набрала в себя едва уловимую, колыхающуюся как масляная пленка на поверхности воды, муть, уже тающую, уже исче-зающую. Еще миг и все стало привычным и знакомым. Адреналин ударил в темя, вызвав прилив бешенства. Я не был уверен, но мог предположить. Кто то или что то пыталось проникнуть в этот мир. В Мой Мир. В Мое Перевоплощение. Встать на Моем Пути. Выстра-данном, оплаченном самым дорогим. Это был вызов… Или приговор.

Я подошел к самому срезу пропасти, набрал полную грудь воздуха и что есть силы, с накопленной за все Перевоплощения ненавистью выкрикнул горам, бездне, своему стра-ху: Назови свое имя и я приму вызов!!! - Горы молчали, вернули лишь мой крик, располосованный ущельем на куски. Я не стал дожидаться ответа. Я был уверен, что его не будет. - Я принимаю его! Слышишь ты? Я принимаю твой вызов, кем бы ты ни был!!! И… И будь ты проклят!!!

Ледяная деятельная отрешенность, до глубин, до самого дна заполнила мое сущест-во. Движения стали точными и неторопливыми, размеренными и спокойными, словно мои руки сами знали, что делать в следующую секунду. Я сел на колени поджав под себя ноги. Поднял ножны на уровень глаз и найдя узелок, зубами развязал его. Распустившись он освободил когда то бывшую белой шелковую ленту с нанесенными на нее иероглифами. Я положил ножны перед собой, держа в зубах ленту, затем расправил ее в ладонях и вгля-делся в древние письмена. - Сколько им лет? Наверное, не меньше чем рунам на клинке. - Глубокий вдох, глубокий выдох. Шаг сделан. И черт меня побери, если я отступлю. Нет больше сил терять. Не могу. - Я положил тонкий шелк ко лбу и затянул крепкий узел на затылке.

Я встал, посмотрел на меч, который теперь не делал попыток вторгнуться в мое под-сознание, вложил его в наспинные ножны и зашагал навстречу Гремлину, который уже ехал на своей гнедой по узкой каменной тропе, созданной наверное в те времена, когда истины Таро не нужно было наносить на сталь для того, чтобы донести их потомкам.

Цоканье копыт, ладное и спорое я услышал из далека. Горная дорога не отличается наличием большого количества прямых участков и поэтому в большинстве случаев прихо-дится полагаться на слух. Я слышал Гремлина и скоро он должен был появиться из-за поворота.

Тпрр-р-р-р-у. - потянул всадник повод, осаживая пятящуюся лошадь. Оскаленная кроваво-красная кожаная маска - зрелище не из приятных даже для лошадей. Лошадь, призванная к порядку сильной рукой, немного успокоилась, но по прежнему нервно пере-бирала копытами. Всадник в тяжелом бронзовом шлеме, сдвинутом на затылок, длинном алом плаще и с большим круглым щитом за спиной, внимательно оглядел меня с головы до ног. Ни слова ни говоря, потянул руку за спину. Я рефлекторно сделал шаг назад. В то что он достанет какое то оружие я не верил. Меч висел в ножнах на левом бедре. Легионеры имели еще кинжал для ближнего боя. Обоюдоострый, с лезвием переменной ширины, ост-рым хорошо проникающим в тело острием, но для метания он не пригоден, поэтому его я не боялся. Хотя, что-то может быть и было припасено на особый случай. Опасаясь именно этого случая я выбрал дистанцию на которой смог бы хоть как то среагировать. Всадник повозился немного и достал из-за спины опавшую флягу из козьего меха. Протянул мне. Я принял ее. Сдвинул шлем с маской на затылок и припал к горлышку. Один глоток - не больше. Это только дань уважения. Что то вроде “здравствуйте”. Я заткнул горловину деревянной чуркой и протянул флягу обратно. Легионер принял ее, бережно пристроил обратно на пояс за спину и произнес, солидно, уверенно.

Мир тебе, воин. - Пристальный и нарочито суровый взгляд не мог скрыть любопыт-ства.

Мир и тебе - Отозвался я. Всадник выдержал паузу и задал следующий полагаю-щийся при встрече вопрос.

Тайна ли твое имя?

Тайна. - Он нахмурился. Но принятый ритуал нужно было продолжать. Я молчал.

Кому ты откроешь ее? - Мне стало смешно. Дикий, глупый спектакль с картонными марионетками, которых дергают за веревочки. Вот только освободился ли от этих верево-чек я? Вопрос. Тем не менее, игра продолжалась и я ответил как полагается.

Тому кто укажет Путь. - Теперь очередь за Гремлином. Он ответил не спеша, с дос-тоинством, как и подобает проводнику - Хранителю.

Мое имя Гремлин. Я принял личину на Махаоне. Твоему ли Пути я предназначен? - Я набрал в грудь воздуху, плотно зажмурил глаза и произнес формулу отречения. Что произойдет после того как я сойду со своего Пути я не знал и ожидал чего угодно, земле-трясения, взрывов, бурь. Ру говорила, что невозможно разорвать Кольцо Перевоплощений. Нельзя сойти со своего Пути. А если твой Путь сольется с чужим? Тогда что? Или при встрече с Хранителем я просто откажусь пройти следующие Врата. Ру говорила, что тогда, я должен буду убить Хранителя и занять его место, но ведь это только в том случае если я назову имя и замкну кольцо. Я же могу не делать этого. Но тогда я окажусь запертым в этом Перевоплощении до тех пор пока не решусь следовать дальше. Наверное так. Собст-венно, я на это и рассчитывал.

Я иду своим Путем. Ты ему не предназначен. - Все!!! Потянулась пауза. Длинная вязкая. Я медленно считал до десяти, затем решился открыть один глаз. Ничего не проис-ходило. Небо было голубым, солнце жарким, воздух сухим и неподвижным. Никаких признаков катастрофы. Я открыл и второй глаз, уставился на Грема. Он сидел в седле и склонив голову на бок с интересом наблюдал мои ужимки и гримасы.

С тобой все в порядке, воин? - Лошадь переступила ногами и Грем качнулся в сед-ле. Я сглотнул шершавый ком и улыбнувшись через силу ответил.

Со мной все хорошо Гремлин. Но ты открыл мне свое имя значит ли это, что ты сле-дуешь Путем и ищешь Хранителя? - Гремлин фыркнул презрительно, словно я обругал его нецензурными словами. Похоже, он считал, что на Хранителя его Пути я не потяну ни коим образом.

Я иду своим Путем, воин и ты ему не предназначен. Похоже, Грем не радел жела-нием тащиться к Вратам в следующие Перевоплощения. Он ответил на мой оскал радушной улыбкой и легко спрыгнув с седла неожиданно ударил меня по плечу. Среагировать я не успел и едва не свалился в пропасть.

Полегче, тяжеловес. - Вырвалось из глотки.

Не злись, воин. Я рад тебе. Патрулирование - штука скучная. Иногда бывает так, что за три дня никого не встретишь. Не с кем словом перемолвится. Я уже начал с лошадью разговаривать. Или подумал себе какого ни будь карманного зверька завести. Можно же просто сойти с ума. - Я захохотал. Длинно, заливисто, гулко. Гремлин умолк и обиженно дожидался пока я закончу веселиться. Я выдохся и с трудом собирая расплывающиеся в улыбку губы, наконец, проговорил.

Грем, Грем, Грем… Ты боишься сойти с ума от одиночества. Ты страдаешь от скуки и желаешь приключений и битв. А случалось ли тебе сходить с ума от крови? Страдать от круговерти событий и желать покоя? Всего лишь покоя, Гремлин? А? - Грем замолк на секунду. Шевелил бровями выискивая в моих словах какой то тайный глубинный смысл. Затем осторожно произнес.

Я верю тебе, воин. Но я в этом мире уже очень давно. Прошлые Перевоплощения почти стерлись из моей памяти. Не держи зла и разреши исполнить долг гостеприимства. Ты, наверное, устал и хочешь есть? - Ну, конечное же, я смертельно устал. Просто еле на ногах держусь. Я съем слона, если мне будет позволено. Предложения порадовавшего меня еще более Грем сделать бы просто не смог. Но, я в ответ, всего лишь сдержанно кивнул. Грем улыбнулся и бросился к лошади.

Ловко развязанный чересседельник явил миру бутыль с притертой пробкой в кото-рой призывно булькала по моим предположениям весьма приятная в употреблении жидкость. Свернутый рулоном лаваш. Тонкий как бумага, пахнущий пряностями хлеб. В лаваш был завернут кусок вяленой говядины вполне приличных размеров. Я сглотнул слюну. Ничего так сильно не истощает организм как очередное Перевоплощение. Грем отошел в сторонку, раскинул чересседельную сумку таким образом, чтобы она покрыла небольшой валун, образовав тем самым нечто похожее на походный столик. Ловко разло-жил на нем припасы и сделал приглашающий жест рукой.

Преломи со мной хлеб, воин, раздели вино и расскажи свой Путь - Я кивнул, присел перед валуном и едва дождался, когда Грем, разделит говядину, и хлеб поровну. Вино он разлил по двум большим серебряным стаканчикам, старым и помятым, но вполне пригод-ным для исполнения своих непосредственных задач. Я набросился на еду. Словно голодал неделю и в ответ на чавканье и мычание Грем только довольно кивал. Он ждал когда я набью желудок настолько, что наконец смогу оторваться от еды и произнести что либо внятное. Здесь нет другой информации, кроме как от таких вот ходоков как я. Перевопло-щения - миры замкнутые. Полностью сформированные. Самодостаточные. Тяга Гремлина к новостям была понятной. “Как там на воле?” - Вопрос, который крутится на языке у любого заключенного. Особенно у тех кто не собирается из тюрьмы выходить.

Я смел половину того, что мне предложил Грем, и, наконец, понял, что готов к рас-сказу. Солнце, забредшее за скалу спрятало наш бивуак в тень и обстановка, особенно, после второго стакана превосходного сухого вина располагала к сплетням.

Э-э-э-э… Так о чем это мы? - Гремлин удивленно посмотрел на меня. Ему казалось, что мое желание рассказывать должно быть никак не меньше чем его - слушать. Но я не спешил. Свою историю рассказывать не хотелось по причинам вполне понятным. Мы уже встречались с Гремлином и я знал его имя еще до того как перевоплотился в Мастера. Расскажи я ему всю правду и мое имя перестанет быть для него тайной. Он меня наверняка узнает, и в этом случае может статься сойти со своего Пути у меня уже не получится. Од-нако, придумывать новую историю значительно трудней, чем рассказывать реальную. Грем шел к последнему Перевоплощению очень долго и многое испытал. Он мог поймать меня на несогласованности мелких деталей, а быть уличенным во лжи и потерять доверие, которое я, как мне кажется, начал понемногу у него завоевывать, очень не хотелось. Я все таки решил рассказать Хранителю правду, но, разумеется не всю правду, лишь ту ее часть, которая удовлетворит его любопытство, но позволит сохранить тайну моего присутствия в этом Перевоплощении. Я глубоко вздохнул. Уселся поудобнее и начал свое незамыслова-тое повествование. - Я был рожден тридцать пять лет назад смертной женщиной в маленьком селении затерянном в северных лесах, засыпаемых на пол года мелким кроше-вом из льда, которое у нас называют снег.

Грем заворожено молчал. Похоже, даже набранное в рот вино он не решался про-глотить, опасаясь пропустить хотя бы слово.

Семья имела небольшой домик сложенный из сосновых бревен в центре селения. В нем две печи, из обоженных глиняных кирпичей, небольшой участок земли, пару голов скота и немного птицы. У отца было множество младших братьев старый, дед на попечении и больная мать. Поэтому жили тесно и небогато. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, я решил больше не отягощать своим присутствием и без того небогатых родителей и напра-вился в город. Он мне показался огромным. Высокие дома, широкие площади, толпы людей, спешащих по своим делам. Я решил остаться на некоторое время здесь и научиться тому, чем можно было бы зарабатывать на хлеб. Хорошие способности к наукам привели меня в академию в которой обучали строить корабли и всякие технические устройства, облегчающие жизнь и помогающие добывать воду и руды. Я учился прилежно и добился успехов. Наверное, если бы судьба не была столь причудлива, я строил бы буровые выш-ки, катапульты, придумывал оружие, но однажды я повстречался с одним тихим молодым человеком. Бледным со светлой кожей и волосами соломенного цвета. Он попросил меня угостить его вином в таверне и я на грош купил ему стаканчик. Он был грустен и назвался Потерянным. Я не стал спрашивать у него настоящее имя. Возможно, именно так навали его родители. В благодарность за мою доброту, он подарил мне вот это кольцо. Я стянул с правой руки перчатку и, растопырив пятерню, продемонстрировал Гремлину тонкое кольцо на мизинце.

Собеседник наконец гулко сглотнул, придвинулся, внимательно рассматривая коль-цо и кивнул - рассказывай дальше.

Он сказал, что это не простое кольцо. Его обладатель может путешествовать по иным мирам и быть тем кем пожелает. Я спросил его почему он - обладатель столь ценного кольца, сам не хочет жить там где он будет богат и знаменит. Но Потерянный ничего мне не сказал на это. Просто попросил еще вина.

Твое вино лучше чем то пойло, что мы пили тогда - сделал я маленькое отступление от повествования. Пригубил из своего стакана, блаженно смежив веки. Грем благодарно икнул, тронул меня за руку - продолжай. Я кивнул - сейчас. Дождался когда вино добе-рется мягким хмелем до груди и продолжил рассказ.

Мы выпили тогда четыре меха. Один в таверне и три, что мы взяли с собой, у него в жилище. Маленькой старой комнатке под самой крышей. Я потратил тогда все свои сбере-жения. Под утро, мой товарищ расхрабрившись вытащил из под постели на которой спал серое зеркало с надколотым краем и сказал, что это и есть Врата, через которые можно попасть в другой мир. - Я сделал небольшую паузу и посмотрел на Грема. Он не отрывал от меня глаз и почти забыл о том, что его стакан уже пуст. Я подмигнул ему, глотнул вина из своего и продолжил.

Я смеялся тогда до колик, до рези в животе и обидел Потерянного смертельно. Он возмутился до глубины души и почти силой заставил меня надеть кольцо и приложить ладонь к стеклу. Что произошло в тот момент я сейчас уже не вспомню. Это было похоже на огонь, который пожирает тебя от пяток до волос на голове. Боль была страшной. Я уже подумал, что мой друг был колдуном и решил просто покуражится надо мною. Однако, после того как я очнулся я поверил в то, что сказал он мне сказал. Это был действительно другой мир. Я очутился посреди бескрайней равнины, поросшей пожухлой травой, на пыльной дороге по которой где то вдалеке у самого горизонта шел караван. Я узнал это по пыли которую вздымали до небес лошади и верблюды. Я догнал его и решил идти вместе с погонщиками, поскольку боялся умереть, оставшись в одиночестве без воды и пищи.

Я сделал паузу. Отломил небольшой кусочек лаваша, положил в рот и стал медлен-но - медленно жевать. Гремлин очнулся словно ото сна. Тряхнул головой и налил себе вина тоже.

Н-н-да. - Произнес он глубокомысленно после того как высосал свой стаканчик до суха. - Ты нанялся к погонщикам ухаживать за верблюдами за воду и хлеб?

Я кивнул. - У меня не было выбора, Грем. Я не знал как вернуться обратно.

Противные твари - Прокомментировал мой собеседник.

Ты это о чем? - Не понял я реплики легионера.

Я о верблюдах. Они мерзкие и противные твари. Упрямые как мои центурионы и столь же своенравные. - Я улыбнулся.

Ко всему привыкаешь, Грем. - Мой собеседник устроился поудобнее, откинулся опершись спиной о скалу.

И что же дальше, воин?

Ты позволишь? - Грем кивнул - Я потянулся к бутыли и налил себе еще немного ви-на. Сделал длинный глоток, куснул остаток своей говядины уже завялившейся от сухого воздуха.

Так иногда случается с молодыми людьми, Грем.

Это как? - Округлились глаза у моего собеседника.

Я был молод и обязанности погонщика не слишком отягощали меня. Караван шел в столицу Поднебесной Пекин славившийся своими шелками и вез пряности и слоновую кость. Дорога была длинной а привалы долгими.

И?.. - Напрягся Гремлин, ожидая неожиданного поворота событий. Я придвинулся ближе.

У хозяина верблюдов груженых пряностями была дочь. - Гремлин заулыбался. О чем еще могут разговаривать двое мужчин сидя в горах на узком скальном уступе? Разуме-ется, если не о войне, то о женщинах.

По слухам очень красивая девушка. Очень. - Сладко зажмурился я, подглядывая из под опущенных ресниц на реакцию Грема. Его доверчивость развеселила меня. Я рассме-ялся в голос. Надвинулся на Грема и страшным голосом изрек.

Я заключил пари со старшим погонщиком, что за золотой рискну заглянуть под за-навеси ее паланкина и увижу так ли это на самом деле.

Ну…

Ага.

И, что?

Дальше я путешествовал закованный в кандалы.

Тьфу! - Зло сплюнул Грем. - Вечно от них одни неприятности. - Он поднялся на но-ги подошел к мирно дремавшей лошади и пошарил под попоной. Лошадь всхрапнула проснувшись, прянула ушами, переступила копытами, но смиренно дождалась завершения процедуры. Гремлин достал из маленькой клетки почтового голубя и положил его к себе за пазуху.

Это, еще зачем? - Спросил я его. Если случится заварушка, то с Гремом я пожалуй справлюсь, но вот, если он вызовет подкрепление тогда - вряд ли.

Это для моей женщины - Ответил Грем. - Напоминание о том, что я еще жив. - Он криво усмехнулся. Присел на корточки, расправил на колене крохотный клочок ткани и тонким стилом стал выводить на нем письмена.

А имя у нее есть? - Осторожно осведомился я, когда Грем закончил прилаживать по-слание на лапку голубя.

Есть… - хакнул Грем выбрасывая в небеса птицу.

Какое? - Наверное резковато поторопил я легионера.

У нее красивое имя… - не заметил изменившихся интонаций в моем голосе Грем. Снова присел к бивуаку и откинулся на уступ. - Ее зовут Пенорожденная, воин. Но ты не закончил своей истории. Нам все равно придется провести ночь в горах так, что у тебя есть еще время.

Пенорожденная проснулась в горячечном поту потянулась к кувшину с разбавлен-ным вином. Дрожащей рукой налила себе в кубок половину и мелкими глотками, стуча зубами о край кубка выпила. Вытерла губы тыльной стороной ладони. Сползла на пол и подошла к окну. Распахнула ставни, ветер ухватил легкие занавеси, и подставилась нагая под легкий ночной ветерок. Трещали цикады. Небо вызвездило так, что можно было читать латынь без светильника. Она глубоко вздохнула и произнесла.

Это всего лишь сон. - Она уперлась локтями в подоконник и выглянула из окна под-ставляясь ветру еще больше. - Какой жуткий сон!!! - прокричала она в небо и на ее крик лениво отозвалась дворовая собака. Сонно тявкнув, она умолкла, видимо, узнав голос хозяйки. - Как же страшно умирать. - Молодая женщина опустилась грудью на подокон-ник, распустив волосы, склонила голову вниз. Так, ей казалось, она быстрее сможет прийти в себя.

А ты великолепно смотришься, дорогая - Прозвучал сзади смеющийся мужской го-лос. Крепкий гвардеец, с черными кудрявыми волосами, голубыми глазами и щербиной в целый зуб в оскале от уха до уха, пялился на округлые ягодицы своей любовницы. Пено-рожденная не ответила. Мужчина не унимался.

Ты увидела плохой сон? Может быть тебе помочь избавиться от тяжелых предчувст-вий? - Пенорожденная сжала зубы. Меньше всего ей хотелось выслушивать плоские остроты этого самца, который явился для нее безысходной заменой благоверного, изво-дившего ее до исступления своим длительным отсутствием. Ее любовник не был, по ее мнению, красив, был не особенно хорош в постели, но обладал бесспорным достоинством - умел держать язык за зубами. Именно поэтому кроме доступа к телу он получал еще не-большую часть жалования ее мужа. Совсем небольшую. Достаточную для того, чтобы показать ему, что он всего лишь самец на одну ночь и не более. Ну… может быть на две.

Заткнись, мужлан. - Прошипела она. Любовник ее не услышал. Он поднялся с по-стели и фланирующей походкой двинулся к окну. Положил руки на спину женщины. Склонился к ее уху и повторил снова. - Моя госпожа хочет сладкого? Разве она не знает насколько хорошее лекарство от печали есть у каждого гвардейца претории? Все таки пурпурная лента - это кое что значит, госпожа? - Пенорожденная выпрямилась, потянув-шись затворила ставни, в мелком переплете зеленоватого неровного стекла, задернула занавеси. Повернувшись к мужчине, брезгливо скривила губы. - Еще никого кираса офи-цера не делала мужчиной. А близость к Цезарю многих лишает не только достоинства, но мужских сил. Ты не был сегодня в ударе, гвардеец. - Пенорожденная взяла за подбородок солдата притянула его к своим губам и поцеловала глубоко, слюняво, пусто. Потом оттолк-нула прочь. Произнесла разочарованно - Алексис, разве ты сможешь понять меня? Ты лишь услада плоти… Ты пуст как легионный барабан и кроме этого - она ухватилась за его вздыбленный половой орган и дернула его резко настолько, что мужчина скривился от боли - у тебя ничего нет. Она разжала пальцы и демонстративно вытерла ладонь об окон-ную занавесь.

Солдат вернулся к постели и, выражая крайнюю степень обиды, стал медленно на-тягивать на себя одежду. Ему не хотелось выбираться из этой уютной спальни в промозглую предутреннюю сырость. Он ждал, что его остановят, но молодая женщина смотрела перед собою пустым взглядом и не обращала на него ни малейшего внимания. Солдат оставил кирасу и плащ на стуле и голосом и по его мнению нежным и успокаиваю-щим рискнул обратиться к женщине.

Госпожа… Возлюбленная… Разве кроме плотских утех я ни на что не годен?

Пенорожденная отрицательно покачала головой. - Нет, Алексис, не годен… Ты не можешь знать, что такое умирать. Ты не можешь понять, что такое тонуть в логове черных скользких червей, которые пожирают твое тело отгрызая его мелкими кусочками. - Она передернула плечами, вспоминая свой недавний кошмар. - Ты не можешь знать что такое умереть и остаться живою. Остаться живою и знать, что своим Путем идет тот кто ему предназначен. И когда он появится здесь то же чудовище сожрет и эту жизнь. - Женщина вздохнула глубоко. - А я не хочу терять эту жизнь. Ты понимаешь о чем я говорю, Алек-сис? - Легионер смотрел а нее круглыми глазами. С губы полуоткрытого рта стекала тоненькая ниточка слюны. - Ты хоть бы слюни подобрал, преторианец. - Пенорожденная отвернулась. Сложила руки на груди. Сейчас она в своей наготе казалась более недоступ-ной, чем если бы была закована в стальные латы. Легионер вытерся и, пытаясь хоть как то преодолеть смущение, спросил.

Тот кто идет за твоей жизнью смертен? - Пенорожденная качнула головой. - И да и нет, гвардеец.

Неужели мой меч не сможет его остановить?

Твой меч? - Пенорожденная хохотнула коротко. - Ты можешь заколоть себя прямо сейчас не дожидаясь встречи с ним.

Значит его можно пленить - Упрямо продолжил Алексис.

Пленить… - Задумалась Пенорожденная - Хм… Мне эта мысль нравится. У меня еще не было рабов на полях, пришедших из-за Великой Стены. - У Алексиса брови поползли вверх. - За твою жизнь кто то заплатил? Я не знаю более ловких убийц чем воины в кожа-ных масках.

Заплатил? Да, наверное.

Как ты думаешь сколько? - Деловито осведомился гвардеец. - Наемные убийцы лю-бят деньги и если ему предложить вдвое против того, что ему дали он может вернуться и отобрать жизнь у своего нанимателя.

Перекупить? - Пенорожденная посмотрела на любовника с иронией. - Его не инте-ресует золото.

А что же тогда?

Свобода, Алексис.

А разве он не свободен? Я не знаю людей менее чтущих имперские законы, чем на-емные воины из других стран.

Свобода не от закона, Алексис.

А от чего тогда? Ты говоришь странные вещи, госпожа.

Наверное, от себя - Негромко произнесла Пенорожденная. Спустя секунду задала вопрос.

Как ты думаешь, что нужно для того, чтобы его пленить? - Алексис позволил себе улыбнуться и поиграть бицепсами.

Щепоть сонного зелья и моток пеньковой веревки, госпожа.

Но… - Пенорожденная снова погрузилась в размышления - Веревка не сможет ско-вать его навечно.

Он так силен? Тогда убей его. Если этого не сможет сделать меч, то сделает ковар-ство. Насколько я знаю ты весьма сведуща в ядах.

Яд? Возможно… Но, я не уверена, что он восприимчив к ним здесь. Распознать зелье он наверняка сможет, и тогда, он отберет у меня жизнь.

Я буду рядом и не позволю… - Солдат замолчал. Пенорожденная сделал отрица-тельный жест рукой требуя тишины.

Его сила не в мече, Алексис. Его сила в вере. - Произнесла женщина. На секунду задумалась и потом с вдохновением произнесла - “Дорогу осилит идущий” - по-моему так говаривали древние? А? Алексис?

Солдат в недоумении пожал плечами. - Пенорожденная улыбнулась ядовито. - Так говорили древние! Именно так. А что если отнять силу идущего? Отобрать у него сам Путь? Заставить его сойти с него. Пусть он сходит с ума, гоняясь за призраками. - Она запроки-нула голову и захохотала звонко, облегченно. - Пусть он сойдет не только с Пути. - ей понравился каламбур. Безумный он его не осилит, даже если сможет найти вновь.

У Пенорожденной поднялось настроение. Решение было найдено. Она потянулась всем телом как сытая кошка, посмотрела призывно на Алексиса, вызвав на его лице бла-женную улыбку. - Иди ко мне, хороший мой. Иди, глупый, тупой солдат. У нас есть еще пара часов до рассвета. - Алексис не заставил себя ждать. Такой женщины у него не было никогда и он возбуждался не только от ее прикосновений, но даже от голоса. Глубокого грудного голоса с низкими обертонами. Этот голос вызывал в нем даже не возбуждение, неистовство. Думать он не мог совершенно и оставалось только плотское, только звериное. Он не был так глуп как о нем думала эта женщина, но ничего не мог с собой поделать. Сопротивляться ее женскому очарованию не было сил. Иногда он ненавидел ее. Ненавидел люто. Желал ей смерти, болезней, увечий, но один единственный взгляд, один единствен-ный смешок делали из него смирного ягненка, просящего у своей матери молока или самца, берущего самку со всем пылом неутоленного желания. Например как сейчас. Он швырнул ее в мешанину простыней и подушек и не отрывая бешенного взгляда стал сры-вать с себя одежду. Запутавшись в ремешках сандалии едва не упал, но все таки справился и закончив разоблачение со звериным рыком кинулся в постель. Распял ее прижав руки, раздвинул бедра коленями и вошел грубо неистово сразу на всю глубину. Гримаска боли скользнула по лицу женщины, но ее моментально сменила сладостная улыб-ка.

Еще - прошептала она. - Еще… Еще…- Тягучая как патока, липкая волна потяну-лась от паха к груди в плечи, руки, голову. Залила сладким туманом. Алексис бился в судорогах сгорая от вожделения. Еще один удар, два и его накрыло с головой. Протяжный крик любовницы он почти не слышал. Рухнул на ее упругую грудь и поплыл в теплых вол-нах истомы. Пенорожденная обвила его руками, положила ноги ему на ягодицы, не желая выпускать его из себя. Ловя последние содрогания его плоти внутри. Потом ослабнув рас-кинулась полежала так минуту и вывернувшись столкнула его к краю постели. Алексис едва дышал.

Ты жив? - смешливо спросила у него любовница.

Угу - промычал в подушку Алексис.

Добавки хочешь? - Алексис поморщился. Ненасытность подруги иногда доводила его до исступления. Ему иногда казалось, ее не смогут удовлетворить даже все солдаты его подразделения.

Не сейчас - прошипел он ей на ухо хрипло. Сладкий дурман еще плескался в груди не давая сосредоточится и ответить достойно. - Пять минут, дорогая.

Пенорожденная сморщилась. Положила теплую ладонь ему на спину. Шаловливо перебирая пальцами опустилась ниже на прелестные по ее мнению ягодицы. Длительные пешие переходы и физические тренировки делали тела солдат крепкими. Ей это нрави-лось. Рыхлые, заплывшие жиром телеса сенаторов и торговцев не шли ни в какое сравнение. Да и в любви они были извращены и сладострастны. Не имели настоящей мужской силы, неистовства, звериного чувственного желания совокупления, которое Пено-рожденная считала самым чистым и мощным источником хорошего настроения и желания жить. Ей было хорошо с Алексисом, но пока всего лишь один раз. А хотелось еще и еще. До полного изнеможения. До дурноты. Так, чтобы не осталось и тени того страха, который протек в ее сердце пару часов назад, когда Тьма надвигалась медленно но неотвратимо, когда она расплела свои щупальца и протянула их к ней, когда они начали вгрызаться в ее нежно тело, пить ее изнутри. По капле… По клеточке… Всю…

А я хочу, гвардеец. - Произнесла она настойчиво. - У тебя еще есть руки и язык. Он умеет любить лучше чем говорить. Хватит лениться. - Алексис застонал переворачиваясь на спину. Раскинул руки. Пенорожденная взяла его руку и положила на низ живота.

Ну? - Насколько ни был изможден солдат, но чары этой женщины побеждали любую усталость. Дурман еще не рассеялся, но уже новая волна возбуждения и желания владеть ею поднималась и захлестывала. Молодая женщина откинулась назад. Запрокинула голову и закрыла глаза. Алексис смотрел на нее не отрываясь и рука уже повинуясь не ему а только желанию заскользила к груди к в секунду отвердевшим соскам, потом выше к шее, вернулась к плоскому животу и скользнула между бедер к аккуратной треугольной опушке золотистых волосков. Женщина застонала и медленно потянула ноги на себя, согнув их в коленях предоставила Алексису полную свободу действий. Он нашел маленькую упругую кнопку и стала массировать нежными круговыми движениями. Сладкие стоны подтвердили, что он поступает верно.

Возьми… - простонала женщина - Возьми, меня… Возьми же… О боги… Возьми же, пес… - Возбуждение Алексиса достигло предела. Он не мог, не смел, не умел сопротивлять-ся, да и не хотел… Он навалился на нее грудью. Снова грубо, пытаясь сделать ей больно, наверное, мстя за ее неуемный пыл, но все же желая обладать прежнему. Кусал ее за соски, шею, шипел ругательства в нежное розовое круглое ушко.

Сдерживать накат новой сладкой волны теперь получилось дольше. Он дал женщи-не насладиться собою настолько насколько ей этого хотелось. Дождался ее частого дыхания и судорог, расслабился и нырнул в нирвану сам. Предпринимать что то еще у него уже не было совершенно никаких сил, но, похоже Пенорожднную удовлетворил этот длин-ный и глубокий оргазм. Больше ласк она не требовала. Они уснули в обнимку так и не покинув друг друга. Полностью обессиленные. И наверное счастливые.

Счастье не может быть долгим. Для него отпущен небольшой срок: ночь, час, миг. Редко больше. Каждый заполняет его тем, что всего дороже. Тем что доступно в этот отпу-щенный миг. Любовь. Пусть странная. Пусть неверная. Но есть ли что либо более ценное для женщины чем любовь?

Солнце разбудило Пенорожденную бесцеремонно пролезшее через зеленоватое стекло окон сквозь щель в занавесях и устроившееся у нее прямо на переносице. Она протянула руку и пошарила рядом. Алексис ушел с рассветом. Его гарнизон был в пятна-дцати минутах ходьбы от усадьбы Гремлина и он успевал к утренней перекличке.

Служба - промурлыкала Пенорожденная и рывком поднялась с постели. Последние два часа проведенные в объятиях мужчины повлияли на нее самым благотворным образом. Ее настроение было великолепным. Она набросила на голое тело легкую тунику, закрепи-ла ее на плече большой серебряной пряжкой, стянула свои роскошные волосы в высокую прическу белой атласной лентой, надела сандалии и даже не посмотревшись в небольшое серебренное зеркальце на тумбочке с парфюмерией вышла на крыльцо.

Антонио! - крикнула она зычно. - Антонио! Что б тебя переехала колесница. Где ты жирный облезлый пес!

Антонио - управляющий усадьбой вытаял не слышно похожий на привидение в ос-новании лестницы и молча склонился в полупоклоне.

Фу ты! - Отмахнулась молодая женщина. - Ты ходишь словно обуваешься не в сан-далии а повязываешь ступни войлоком. - Антонио склонился настолько низко насколько ему вообще позволил склонится обширный живот. Продемонстрировал хозяйке круглую, похожую на монашеский постиг плешь. - Я в вашей власти, госпожа - пропел он - Умение ходить тихо наверное нельзя считать проступком? Я должен видеть многое и слышать все.

Хорошо - оборвала его речи Пенорожденная. - Ты знаешь все и все видишь. Рас-скажи мне что ты видел из старых вещей в конюшенном подвале на заднем дворе.

Антонио поднял удивленный взгляд на хозяйку. Солнце светило ей в спину и туни-ка, сшитая из тонкого китайского шелка в ярком свете была почти прозрачной. - Хороша, моя госпожа, До чего же хороша! - облизнулся Антонио. Но Пенорожденная прервала его плотоядные мысли новым окриком.

Ты стал ленив Антонио! Разве я плачу тебе недостаточно для того чтобы ты испол-нял свой долг как оно того требует? Посмотри во что ты превратил некогда прекрасный дом своего хозяина? - Она округло повела рукой, указывая на разбросанные по двору кучи сена.

Слуги стали неисполнительны, госпожа. - пробубнил управляющий. - Кроме жало-вания, крова и хлеба для хорошей службы им необходим еще и страх. Господин давно не появлялся дома и они уже не желают трудиться с прежним усердием. - Он опустил взгляд долу. Стараясь казаться смиренным. Пенорожденная укоризненно покачала головой. - Антонио, старый плут, ты становишься ни на что не годен. Ты наносишь чрезмерный урон винным запасам нашего дома и уделяешь слишком много внимания кухаркам, готовящим кушанья. Видят боги как я к тебе терпелива, но мое терпение не может быть бесконечным.

Антонио мокро шмыгнул, выдавил из глаза слезу и снова посмотрел на верхнюю ступеньку лестницы. Расплылся в сладкой улыбке. Ветерок шевельнул короткий срез туни-ки, открывая во всю длину стройные ноги хозяйки. Он прищурился, раздевая ее взглядом до нага. Крепкие бедра, тонкая талия, тяжелая грудь, стройная шея, округлый овал лица. Но его мысли вновь прервал грозный окрик предмета вожделений.

Антонио! Что ты щуришься как кот обожравшейся сметаны и не находящий в себе сил, чтобы гоняться за мышью сидящей под носом? Я хочу, чтобы ты разобрал хлам в ко-нюшенном подвале и принес в мою спальню старые вещи, которые я привезла в этот дом.

Госпожа, - удивился управляющий - Но этим вещам много лет. Многие пришли в не-годность. Неужели вы станете носить побитую молью одежду или есть из медной посуды, позеленевшей от времени?

А разве среди тех вещей нет ничего что я могла бы использовать сейчас? - Настой-чиво переспросила Пенорожденная. Антонио пожал оплывшими плечами. Растопырил пятерню и стал перечислять загибая пальцы.

Сандалии из свиной кожи с бронзовыми пряжками испанской работы - одна пара. - Он вопросительно посмотрел на хозяйку. Та покачала головой. Платья из Аравии - шесть штук. - Снова вопросительный взгляд и снова то же покачивание головой. Управляющий глубоко вздохнул. Закрыл глаза и начал перечислять по памяти, словно читал учетную книгу.

Блюдо медное из Дамаска, с пробитым дном. Чаши серебренные. Две штуки. Меха. Негодные. Побитые молью. Кувшин медный арабский. Отпаялся носик. Подсвечники брон-зовые - два, по моему, местной работы.

Это все? - Торопила его Пенорожденная.

Антонио открыл глаза и удивленно посмотрел в на хозяйку. Она успела спуститься с лестницы и теперь стояла вплотную ловя каждое его слово.

Есть еще большое старое зеркало, госпожа, стеклянное зеркало. Я таких никогда не видел. Но Вы им не пользуетесь с того момента как появились у нас. Мало того, Вы даже никогда не упоминали о нем. Оно лежит обвязанное тряпьем в самом дальнем углу подва-ла. Ветошь уже сгнила, но слой серебра на стекле по прежнему прочен. Я теряюсь в догадках где Вы могли раздобыть такое чудо.

Взгляд Пенорожденной вспыхнул радостным огнем. Антонио отшатнулся. Он был не против приударить за красивой женщиной, но новую жену своего хозяина боялся и о бли-зости с нею предпочитал мечтать.

Ты действительно знаешь и видишь все. Но, разве я разрешала разглядывать свои вещи. Я просила только найти их. - Антонио пожал плечами и глубоко вздохнул. Хозяевам угодить невозможно. Он это знал всегда. Что бы ты ни делал - все равно будешь бит.

Но тряпки сгнили, госпожа. Они почти не скрывают того, что в них спрятано. Я не чувствую за собой вины. - Он рискнул посмотреть прямо в лицо своей госпоже. Едва сдер-жал сальную улыбку. В гневе Пенорожденная была особенно хороша. Ровный нос. Может быть несколько длинноват, но это ее не портило. Огромные глаза странного для этих ши-рот цвета. Светло - светло карие. Почти желтые. Темные в разлет брови. Полные большие страстные губы с вечной брезгливостью в уголках.

Возьми тех кого сможешь найти и принеси мне это зеркало. Сейчас же! - Пенорож-денная стояла перед управляющим каменно. На скулах гуляли желваки.

Но, госпожа. Еще не бил колокол. Люди не успели позавтракать. Стоит ли беспоко-ить их из-за пустяка?

Юлию следовало бы распустить сенат - Прошептала в Пенорожденная - Рабы забы-ли кому они служат. Антонио! - обратилась она вновь к управляющему ровным сильным голосом. - У тебя времени до первого удара колокола…

Слуга понял, что находится на волосок от больших неприятностей и вновь перело-мился в поклоне.

Да, госпожа. Я все исполню. Не гневайтесь. - Он попятился и удалившись на не-сколько шагов, резво побежал к старой конюшне.

Смерд - бросила ему в вдогонку Пенорожденная. Поднялась по ступенькам и вошла в дом. В комнатах было прохладно и сквозняки делали воздух свежим. Она задумчиво прошлась по коридору и вошла в рабочий кабинет мужа. Свитки пергаментов на столе и креслах. Бронзовая жаровня в углу с давно погасшими углями, отсыревшими и поэтому пахшая кислятиной. Небольшие бюсты полководцев и императоров на полках и сундуках. Все как у всех. Она давно бы приказала слугам выгрести из этой комнаты мусор. Надраить бронзу и медь. Поставить свежие цветы в кувшин на подоконнике. Но Грем всегда говорил, что плохая примета - убирать дом из которого уходят на войну.

Пенорожденная присела в кресло перед окном на котором отдыхал ее муж после обильных пиршеств нечастых побывок в усадьбе и задумалась. Их отношения нельзя было назвать идеальными. Она помнила, как однажды выкрикнула своему благоверному в запа-ле о том, что его лба не хватит для всех наставленных ему рогов. Была жестоко иссечена арапником за такие слова. Она помнила эту боль, резкую, жгучую и сладкую одновремен-но. Потом они помирились и была ночь полная безумства. Утром Гремлин уехал в войска. Уехал надолго.

Они ссорились наверное чаще чем жили в согласии, но что то поддерживало хруп-кое равновесие обид и обожания, ненависти и тепла. И это, что то было ей дорого. Называть любовью столь странные отношения, Пенорожденная не решалась. Но в отноше-ниях с мужем присутствовало нечто большее чем желание обладать друг другом. Ей нравился этот дом. Нравилось не заботиться о том, что она будет есть завтра. Нравилось быть “госпожой” и наличие рабов, склоняющихся в поклоне тоже доставляло удовольствие. Жизнь была устроена и налажена настолько насколько вообще ее можно было устроить и наладить. Немногое огорчало ее в этом мире. Наверное лишь то, что ее мужчина, лишен-ный честолюбия, не позволял осуществить многие планы. Ее планы. Женщина Рима бесправна и высока успехами тому кому принадлежит. А ее мужчина добиваться успехов не желал.

Пенорожденная посмотрела на увядшие цветы в позеленевшем медном кувшине на подоконнике. Протянула руку, тронула хрупкую соломинку с которой мгновенно осыпались бурые лепестки.

Я давно родила бы тебе детей если бы ты хотя бы раз сказал, что этого хочешь. - произнесла она с болью в голосе. - Я сделала бы тебя генералом, если бы ты был не столь доверчив и упрям. Ты бы заседал в сенате, если бы поменьше думал о чести и побольше обо мне. Честь не спасла ни одной жизни, а погубила тысячи. Что тебе в ней? Что тебе во мне? Что я для тебя?

Удар часового колокола длинный, тягучий, густой прервал ее мысли. Нужно было идти. Антонио наверное исполнил то, что было приказано. Пенорожденная поднялась с кресла, зло пнула попавший под ноги свиток каких то записей и вышла в коридор, не запирая за собою дверь. Запереть дверь в эту комнату тоже считалось плохой приметой.

У спальни ее ждал Антонио. На его лице уже не было сладкой улыбки. Он был хмур. Собран и деловит. Увидев ее он привычно переломился в пояснице. Прошелестел внятно.

Исполнено, госпожа.

Хорошо, Антонио… - без злобы произнесла Пенорожденная. - На сегодня у меня нет для тебя больше дел. Управляйся сам. Ты знаешь что делать.

Госпожа, - обратился к ней управляющий не меняя согбенной позы.

Да, Антонио - Отозвалась хозяйка.

Ваш господин едет домой. - Антонио склонился еще ниже. - Я не знаю хорошую или плохую новость я принес, поэтому не судите строго. - он протянул хозяйке маленький клочок шелка на котором тонким стилом из цветной глины было выведено всего два слова: “Скоро буду”.

Письмо принес Авгур? - Пенорожденная напряглась. Вести были важными.

Нет, госпожа. Селеста. - Молодая женщина расслабилась. Грем по настоящему до-верял единственному почтовому голубю из всего выводка, и важные донесения приносил только он. Ее муж мог просто от скуки отпустить Селесту с простым донесением, чтобы челядь не забывала его зычный окрик и крепкий кулак. Мог действительно ехать домой и для того, чтобы домашние успели приготовиться к приему - заранее предупредил. Но обычно он указывает срок когда прибывает. С этим донесением должен был прилететь любимый голубь Гремлина. Если его не будет, то, скорее всего, хозяин просто проявил некоторое внимание к свой усадьбе. Но в любом случае все должно быть готово к приему хозяина.

Распорядись, чтобы начали приводить усадьбу в порядок. Убрали мусор и грязь со двора. Почистили лошадей. Расчесали и заплели им хвосты и гривы. Разобрали запасы в кладовых, чтобы не воняло гнилью. Отряди двух женщин для того, чтобы они убрались в комнатах, вытерли пыль и почистили утварь. На кухне прикажи, чтобы сегодня же вечером взялись чистить посуду. И если я найду по утру хотя бы одно пятно копоти на кастрюлях - прикажу пороть. И тебя и провинившуюся. Ты понял, Антонио? - Управляющий вновь опус-тил глаза. - Как Вам будет угодно, госпожа. Я постараюсь, чтобы господин остался доволен. - Он поклонился и сделав два шага назад выпрямился с явным намерением бро-ситься в показном порыве выполнять приказ.

Антонио! - Остановила его Пенорожденная.

Да, госпожа - повернулся к ней управляющий.

Если прилетит Авгур сообщи мне немедленно.

Даже, если Вы будете заняты, госпожа? - невинным голосом уточнил Антонио.

Даже, если я буду очень занята, Антонио - твердо произнесла Пенорожденная. - Я знаю, что ты умен, но, я надеюсь, что твой ум не даст распоясаться языку. А то как бы не остаться немым после этого.

Да, госпожа - Антонио, несмотря на необъятных размеров живот, едва не достал лбом колени. - Я всегда это помню, госпожа. - Он немного разогнулся и выстрелил взгля-дом не меня уничижительной позы. - Прикажете мне спрятать кинжал преторианца оставленный на полу вашей спальни? Тот что с фиолетовой рукоятью? Господин не столь близок к Цезарям и не носит шелковой ленты на груди. У него другой цвет и рукояти мечей и кинжалов обычного золотого цвета. - Антонио испытывал ощущения почти оргастиче-ские, когда ему давалась подобная маленькая месть, месть за то, что он никогда не сможет обладать этой женщиной. Он рискнул улыбнуться и продолжал улыбаться даже после того как Пенорожденная залепила ему увесистую оплеуху.

Премного благодарен, госпожа - опустил взгляд долу Антонио. - Премного благода-рен.

Кто ни будь видел этот кинжал кроме тебя, Антонио? - Пенорожденная сверлила его взглядом, словно буравом и потирала ушибленную руку.

Разумеется, нет, госпожа - прошелестел управляющий, улыбаясь перекошено на одну сторону. Глаз уже начал заплывать. Тяжела у хозяйки рука, ох тяжела. Но не токмо за веру служим. Молодая женщина обмякнув расслабилась, вздохнула с облегчением, потянулась к скрученной ленте на груди, достала из нее маленькую серебряную монетку и уронила себе под ноги.

Возьми… - Антонио ловко плюхнулся на колени и подобрал деньги. - И скройся с глаз моих, а то мне захочется отрезать тебе не только язык. - Пенорожденная проводила резво семенившую по коридору фигуру долгим взглядом, повернулась и толкнула дверь в свою спальню.

Кинжал действительно валялся на уже местами вытертой шкуре льва. Она подняла его поискала взглядом ножны - не нашла. Скорее всего Алексис раздеваясь в запале не заметил как оружие выскользнуло из ножен. И утром, торопясь, одел перевязь не позабо-тясь проверить все ли на месте. Она проверила хорошо ли отточено лезвие легонько надавив на него пальцем. Выступила капелька крови. Пенорожденная улыбнувшись слиз-нула ее острым розовым язычком. Для ритуала ей был нужен острый нож. Она поиграла отраженными бликами на лезвии и вдруг рассмеялась. Нужен был не просто нож. Нужен был чей - то нож, и кинжал преторианца подходил как нельзя лучше. Алексис слишком долго посещал ее покои и становился в своей чрезмерной информированности и слепой привязанности к ней опасен. Он желал встретиться с Идущим Своим Путем она постарается ему устроить встречу.

Пенорожденная подошла к аккуратно убранной Антонио постели. Налила из кувши-на вина и медленно выпила сосредоточившись на том как теплый ком опускается в желудок и тая растекается по жилам. Только этому слуге она позволяла переступать порог своего убежища. Давно пора было оскопить его. Слишком пристальные взгляды он бросает под срез ее туники. Но она знала насколько сильным унижением является для любого мужчины лишение его признаков пола. Антонио был хотя и не самым ярким представите-лем своего племени, но воля у него была. Оскорбленный он мог натворить немало бед.

Лучше я его повешу - прошептала Пенорожденная - потом. Когда мне удастся уз-нать сколько он денег сумел украсть. Хм… И куда он их спрятал…

Она неторопливо рассматривала большой плоский округлый предмет, лежащий на заботливо подложенной чистой льняной тряпке. Старая ветошь, перетянутая сгнившими веревками пахла плесенью и крысиным пометом. Похоже, что эти твари устроили в столь удобном месте свое гнездо. Она передернула плечами. Эти животные вызывали у нее от-вращение еще большее чем Антонио. Тем не менее нужно было действовать. Она подошла к постели и стала быстро срезать кинжалом Алексиса рванину и веревки. Через минуту Пенорожденная освободила от лохмотьев полуметровый овал мутноватого свинцового оттенка стекла. Свет из окна ударил в его срез и рассыпался цветными пятнами на стенах, лег ровной цепочкой по периметру. Она поднесла к нему ладонь. Приложила к прохладной поверхности. От прикосновения быстро-быстро в стороны разбежались маленькие шустрые волны. Отразились от радужной рамочки, вернулись снова и смешиваясь и отражаясь вновь, превратились в маленькую кольчужку, состоящую из сотен подвижно, но бесконеч-но прочно спаянных колечек. Поверхность Врат была податливой и упругой. Пенорожденная с силой попыталась просунуть ладонь внутрь. Серая муть прогнулась натя-нулась туго зазвенела высоко, но ладонь осталась снаружи. Фантомы не имели Ключей и Пенорожденная, скорее, из любопытства попыталась преодолеть Врата. То, что без тонень-кого кольца - паутинки они неприступны она знала. Тем не менее ритуал нужно было начинать. Слуги в страхе перед появлением хозяина начали переворачивать дом вверх дном. Не стоит подвергать себя опасности быть замеченной за этим действом. Она убрала ладонь с поверхности и Врата вновь превратились в стеклянное зеркало мутноватого серо-го оттенка. Пенорожденная все таки, опасаясь чужого взгляда подошла к двери и с трудом задвинула бронзовый засов. Затем приподняла зеркало и поставила его вертикально при-слонив к стене. Встала таким образом чтобы отразиться в нем целиком. Уколола палец кинжалом Алексиса и морщась от боли стала рисовать на стекле круги. Один, второй, тре-тий. Кровь шипела словно пролитая на противень, выцветала в бурый прикипевший коркой налет. Наконец, когда все было приготовлено Пенорожденная подошла к нему вплотную и приложив кинжал к верхнему краю стекла с силой повела вниз. Стекло завизжало вызывая в животе молодой женщины едва преодолимый спазм, но она сжав зубы, вела воображае-мую линию дальше. Острие пересекло одно из колец и оно вспыхнуло ярким пламенем перегорая из бурого в черный осыпающийся пепел. Затем второе и наконец третье. Пено-рожденная вздохнула глубоко и положила кинжал на тумбочку. Налила себе снова вина. Теперь оставалось только ждать. Все ли она сделала правильно она узнает через несколь-ко минут. Она смаковала вино глоток за глотком. Она ждала и все таки вздрогнула, пролила несколько капель на шкуру на полу когда в двери снаружи тихо но очень настой-чиво постучали. Она напряглась и подойдя к ним сторожко спросила - Кто там? - Властный голос хозяйки усадьбы у нее сейчас не получился.

Это я, госпожа, Антонио - раздался приглушенный толстыми тиковыми досками го-лос управляющего. Пенорожденная глубоко вздохнув расправила плечи. Теперь уже жестким и властным голосом она смогла произнести.

Что тебе Антонио?

Важные вести, госпожа! - пытался докричаться управляющий.

Какие?

Авгур… - Антонио договорить не успел. Пенорожденная насколько смогла быстро отодвинула тяжелый засов и распахнула дверь настежь. Антонио стоял с белоснежной птицей в одной руке и маленькой оранжевой капсулой в другой. Пенорожденная схватила капсулу и острыми ногтями вытащила из нее шелковую полоску с каракулями благоверно-го. “Еду с гостем” - гласили короткие как удар грома слова. Она обернулась и посмотрела на зеркало. Медленно словно едва очнувшееся ото сна насекомое по нему ползла змеистая трещина. Сверху до низу по едва заметному следу, что оставил кинжал Алексиса.

А-а-а-а - завизжал Антонио, и выпустил голубя. Птица хлопнув крыльями взлетела к потолку и сориентировавшись выпорхнула в открытую дверь во двор. Пенорожденная схватила управляющего за одежду и втянула внутрь спальни. Захлопнула двери и залепи-ла пятерней его трясущиеся губы. Трещина доползла до края стекла и оно тоненько звякнув развалилось на две половинки.

Все! - Выдохнула Пенорожденная. Посмотрела в вытаращенные глаза напротив и жестко произнесла. - У тебя времени до захода солнца, Антонио. Найди для этого зеркала подобающую раму для того, чтобы, соединив половины, его можно было повесить на стену.

Солнце уже спряталось за иззубренный скалами горизонт, но снежные шапки еще тлели розовым и давали достаточно света для того, чтобы можно было найти топливо. Взобравшись по пологой каменной осыпи нам с Гремлином удалось наломать веток в за-рослях колючего остролистого кустарника для маленького костерка, который бы позволил не продрогнуть до костей на холодных камнях и скрасить время до рассвета.

Сложенные островерхим холмиком, они быстро затлели принуждаемые Гремом, ко-торый прилежно царапал кремнем свой меч высекая целые снопы искр. Потянули горизонтально сизым дымом и затем вспыхнули веселыми голубыми с золотом язычками в миг сделав уютным нашу трещину в скалах, которую мы избрали для отдыха.

Запасливый Гремлин вытащил из чересседельных сумок еще две бутыли и у нас был повод поговорить.

Он требовал продолжения моей истории и я, разморенный предварительно выпитым напитком не особенно этому сопротивлялся.

Кандалы - противная вещь, Гремлин. - Уже заплетающимся языком продолжал я свое повествование. - Наверное, тебе никогда не доводилось таскать на шее ржавые коль-ца к которым прикованы твои руки и ноги. - Грем тяжело мотнул головой. - Нет.

А вот мне довелось. - Я сделал попытку привстать и поняв, что это потребует чрез-мерных усилий - решил отказаться. Потянулся к вину сидя и, решив, не наливать больше вино в стакан. Вытащил зубами пробку и приложился к горлышку. - Грем посмотрел мут-ным взглядом как алые струйки стекают у меня с подбородка и требовательно дернул за рукав.

Ну так вот. - Отозвался я, вытирая губы. - Хозяин верблюдов с пряностями был арабом. И черт меня дернул поспорить с этими погонщиками. Для них. Для арабов. Пока-зать лицо своей женщины другому все равно, что… - Я на секунду запнулся - Все равно, что тебе предложить свою женщину другому мужчине. - Гремлин икнул, скривился, прило-жив руку к груди и нахмурившись спросил. - Какую женщину? - Я вяло махнул рукой. - Любую - Гремлин настаивал - Кому предложить? - Да кому угодно. - А-а-а - Протянул Грем и уронил подбородок на грудь. - Ты слушаешь? - Окликнул я его. - Угу - Отозвался Грем и пошевелил пальцами перед собой.

Так вот. Выбор был не велик. Либо мне выкалывают глаза и я искупивший свою ви-ну продолжаю достойную своей участи жизнь, либо… - К горлу подобрался кислый комок. Я проглотил его и снова приложился к бутылке. - Либо… - Вдруг отозвался неуемный Грем. - Либо… - Продолжил я - Меня бросают в пути и предоставляют исполнить наказание волкам, уже привыкшим к человечине. Они следуют за караванами и питаются объедками или… - Или такими как ты любителями подсматривать за чужими дочерьми - хохотнул Грем и хлопнул в ладоши. Не смотря на выпитое, он все таки не терял нить разговора и продол-жал внимать моим словам.

Я выбрал второе, Грем. Если во втором случае у меня был шанс, то в первом - ника-кого. С меня сняли кандалы - все таки это было железо и стоило оно достаточно дорого. Связали руки веревками избив в назидание на последок, скинули в отхожую яму. - Грем заикал часто его грудь заколыхалась. Он ухватился за живот. Вдруг открыл налитые кро-вью глаза.

Э-э-э. Тебе плохо? - Не понял я его реакции на свои слова.

Я понял в чем был твой шанс, солдат - Хохоча проговорил Грем. - Даже самый го-лодный волк не станет есть то что оставляют арабы в отхожих ямах. - Я смущенно пожал плечами.

Возможно. Волки меня действительно не тронули. Сильно помятый я провалялся в нечистотах двое суток, пока не набрался сил выползти на дорогу. На мое счастье навстре-чу каравану шли монахи, пожелавшие побывать в великих храмах Пекина и поклониться своим божествам. Они нашли меня совершенно лишившегося сил всего в гнойных ранах, зловонного и уже испускающего дух. Их лекарства совершили чудо. Через несколько дней я уже мог идти своими ногами, а не висеть как куль на одном из их мулов. Они шли кара-ванной тропой еще месяц а затем свернули к монастырю, угадывая дорогу только им известным приметам. У меня не было никого к кому бы я мог прийти в этом мире. Поэтому я решил остаться с ними и набраться сил в монастыре. По крайней мере, это гарантировало мне кров и пищу.

Так ты монах? - оживился Гремлин.

Нет - устало мотнул я головой. - Для того, чтобы стать монахом нужно принять ве-ру. Я не верил в их богов, поэтому был избавлен от обетов обязательных для тех кто приходит к ним добровольно.

Значит - раб. - Выдохнул перегаром в мою сторону Грем. Я помахал перед лицом ладонью и снова покачал головой.

Я свободен по рождению, Грем и был пленен не в бою. Законы ислама для меня - пустой звук и Муххамада так ими чтимого я не считаю пророком и наместником Аллаха на земле. Он всего лишь ловкий пройдоха, сумевший завоевать умы истолковывая Коран так как хотелось многим. Аллах великодушен и не терпит насилия. Муххамад решил сделать ислам одной из самых воинствующих религий. Кровавая резня, которую они называют священной войной с неверными, наверняка его пошлая выдумка. - Я приложился к бутыли снова. Прислушиваясь к мирному похрапыванию Гремлина. Похоже, утомленный дорогой и хорошим вином, он все таки решил отдохнуть. Однако, как только я прекратил говорить, он открыл глаза.

Тут ты прав. - Грем потянулся за своей бутылью и не меняя позы опрокинул ее в рот. Глотнув, отодвинул в сторону. - Эти ненормальные даже не позволяют себе выпить вина встретив на дороге хо-ошего человека. - Буква “р” с первого раза у него не получи-лась. Грем сосредоточился и повторил - Хорррошего человека. - Удовлетворенный приподнялся на локте, вытащил из ножен меч и попытался пошевелить костер. Прогорев-шие ветви давали совсем мало света и почти не давали тепла. Я сгреб остатки хвороста на угли и они вспыхнули, выбросив в небеса веселый снопик искр.

Монахи научили меня драться, Грем. Драться жестоко. Убивать голой рукой, если нет палки, убивать палкой, если нет меча, убивать мечом, если нет армии. - Гремлин ожи-вился.

Убивать голой рукой... Это интересно... - Он поднес к лицу ладонь и с силой сжал ее в кулак. - Если ударить очень сильно, то наверное можно сломать нос. - Он растопырил пальцы снова. - Можно задушить, если шея не слишком жирна.

Я снисходительно улыбнулся. - Цезари великие полководцы и не мне учить тебя стратегии, солдат, но в индивидуальном бою этим монахам не было равных. Они предуга-дывали мысли противника. Их руки заменяли булавы и копья. Ребром ладони лучшие из них могли перерубить десяток обожженных кирпичей поставленных друг на друга. С длин-ной палкой в руках они легко противостоят тяжело вооруженному всаднику.

Гремлин вытаращил глаза. - Ух ты… - Я удовлетворенно хмыкнул.

И что? - Грем покрутил в воздухе пятерней - Ты тоже можешь так? С палкой?…

Я расхохотался в ответ. - Невозможно добиться высшего мастерства в их искусстве Грем. Я жил в этом монастыре всего четыре года и научился многому, но все таки не всему. У меня хватило знаний и сил пройти лишь седьмую ступень испытания.

А сколько их всего? - Грем насупился и сосредоточившись подтянул ноги. Принял сидячее положение и облегченно вздохнул.

Восемнадцать - Отозвался я.

У-у-у-у… - Грем тяжело помотал головой. Потянул к губам бутыль и гулко глотнул красной жидкости. Вытерся ладонью. Посмотрел на меня с хитрым прищуром и погрозил грязным пальцем.

А… - Он тряхнул головой, убрал за спину свалившийся шлем, продолжил с хитрецой. - А ведь ты мне врешь, солдат.

Я состроил обиженную гримасу, отвернулся и принялся ковырять прутиком при-ставшую к подошве грязь. Грем не заметил моего явного выражения протеста. - Ты мне врешь… Я видел оружие воинов Поднебесной… Твой меч не оттуда. Он с дальних островов… - Грем уперся взглядом в ножны на моих коленях. - Он с дальних островов. С дальних… И… Э-э-э… - Я его поправил. - Те кто там живет называют эти острова Страной Восходящего Солнца, Грем, у них белое знамя с красным кругом по середине. - Грем кивнул, прикрыл глаза и стал медленно заваливаться на бок. Он ткнулся щекой в мелкую гальку скальной площадки и звучно захрапел. Из опрокинутой бутыли, которую он таки не выпустил из рук, тоненькой струйкой сочилось недопитое вино. Я протянул руку и попытался вытащить благородный напиток, дабы уберечь его от столь нерационального использования. Грем рефлекторно сжал пальцы, что то промычал и навалился на бутыль всем телом. Сообразив, что таким образом спасти вино мне не удастся, я вытащил пробку из своей емкости и акку-ратно заткнул ею горлышко бутыли Грема.

Свинцовая усталость накатила разом, словно дожидалась за углом минуты мой сла-бости. В этой расщелине рядом с угасающим костром и мирно храпящим товарищем я впервые почувствовал себя в безопасности. Веки стали тяжелыми и я не стал сопротив-ляться надвигающемуся сну.

Я проснулся от того, что Гремлин требовательно дергал меня за ногу. Мне показа-лось, что я уснул всего несколько минут назад, но небо из черного уже стало голубым. Часа полтора мне все таки удалось вздремнуть. Голова гудела от выпитого и хмель еще не прошел. Грем, сидел в обнимку с недопитым вином, смотрел на меня соловыми глазами и всем видом показывал, что он готов слушать дальше. Похоже, что сенсорный голод, столь мучивший его, я своим рассказом еще не утолил. Говорить ему было не просто, поэтому он дергал меня за штанину и требовательно вскидывал подбородок. Я вздохнул, скорбно посмотрел ему в глаза. Он радостно улыбнулся и махнул рукой словно дирижер.

Так на чем я остановился, Грем? - Спросил я легионера, чувствуя, что туман в голо-ве рассеиваться не хочет.

Н-а… Круге… - Выдавил из себя солдат.

На каком? - Я сдвинул брови, пытаясь вспомнить о чем я говорил.

На красном - Икнув уточнил Грем.

А! - Обрадовался я. - Точно… - Грем удовлетворенный кивнул и сделал большой глоток. Я тяжело вздохнул и продолжил рассказ.

За время пребывания в монастыре, я полностью выздоровел и достаточно окреп для того, чтобы не нуждаться в чьей либо помощи. Настоятель не стал меня удерживать и по-желав удачи, лишь попросил остаться на ночь для того, чтобы отправиться в дорогу с рассветом. Но слава святого места в котором готовят лучших бойцов, видимо, не давала покоя правителям Страны Восходящего Солнца. Ночью на монастырь было совершено нападение. Четыре сотни хорошо вооруженных воинов с белыми знаменами ворвались за стены монастыря и начали кровавую резню. Многих они потеряли, но силы были неравны-ми. Монастырь был разрушен, а его послушники оставшиеся в живых ушли в горы.

А ты?… - Грем смотрел на меня в упор.

А я остался один.

И?… - Я кивнул, сделал глоток из бутыли, для того, чтобы промочить уставшее горло и продолжил.

Меня пленили, Грем. - Он хохотнул. - Значит ты все таки раб... - Я устало покачал головой. - Нет, Грем. Я выиграл свободу в поединке. Извечный спор о том чьи бойцы силь-нее Поднебесной или Островов командующий отрядом захотел разрешить немедленно. Он предложил мне драться. Наградой была свобода. Мы дрались на мечах, а когда поняли, что равны, решили драться голыми руками. - Я присосался к бутыли выливая остатки вина в рот. - И ты сломал ему нос… - Твердо проговорил Грем. - Нет, вырвал сердце. - Я поставил опустевшую бутыль и попытался подняться на ноги. Получилось с трудом. Я оперся рукой о скалу и стоял пошатываясь, хмурый и сосредоточенный. Грем приподнялся на локте и обрадованный уточнил - Голыми руками? - Я кивнул. Сделал характерный жест, словно выхватывая что то перед собою. Терпеливо подтвердил. - Именно, вырвал. Он еще стоял пару секунд и смотрел как оно бьется на моей ладони. - Через ребра? - Недоверчиво пере-спросил Грем и постучал кулаком по своему панцирю. - Я кивнул снова. - Просто вырвать сердце мало, Грем. За Великой Стеной уважают отвагу и убивая не желают зла. Сердце, трепещущее на ладони, символ победы, но не унижения. Ты должен успеть отрубить голо-ву своему противнику до того, как он начнет чувствовать боль. Если сделаешь это слишком поздно либо не сделаешь, то вряд ли победа будет зачтена и тебя прикончат свои же се-кунданты. В идеале, ты должен отрубить противнику голову до того как он упадет на землю. - я медленно провел большим пальцем по своему горлу, давая понять где должен быть произведен удар. Грем восхищенно покрутил головой. Попытался повторить движе-ния, которые я продемонстрировал. - Кха… Успеть отрубить… Кха… Как… У вас сложно.

Уже светало и Гремлин, явно желая наконец собраться в дорогу, решил принять вертикальное положение. Вначале он перевернулся на живот, затем подтянул под себя ноги, утвердившись таким образом на четвереньках и не рискуя встать свистнул подзывая лошадь. Сообразительное животное подошло к нему вплотную и Гремлин, ухватившись за стремя весьма ловко поднялся на ноги. - Я хочу… - Произнес Грем. - Я хочу чтобы ты все рассказал наместнику. Ему нужны хорошие солдаты. А мне… - Он покачнулся, едва не сорвав с лошади подпругу, но преисполненный достоинства все таки устоял. - А мне хоро-ший собутыльник. Ты… - Он ткнул мне пальцем в грудь. - Будешь жить в моем доме сколько захочешь… Или… Пока в подвалах не кончится вино… А вина у меня… Мно… - Он скривился. Похоже, что его мутило. - …Го… - Наконец закончил Грем. Вытащил из под попоны лошади испуганную птицу. Не отпуская стремени протянул мне. - Подержи… - Я принял трепещущий живой комок и положил его за пазуху. Грем расправил на седле ма-ленький тряпичный лоскут, достал стило и тщательно его послюнявив вывел на нем несколько букв. Скатал ткань в тугой комок и запихал в крохотную оранжевую капсулу. Приладил к лапке голубя, которого я предусмотрительно достал из под одежды, и выпус-тил в светлеющее небо. - Авгур - закричал он в высь. - Скажи им там, что я еду не один. И… - он погрозил гаснущим звездам кулаком. - Чтобы… - Он не нашел больше слов и вяло махнул рукой. Взгромоздился в седло, затем посмотрел на меня и кивнул. - Залезай. - Я не заставил себя ждать. Дорога была дальней и бить свои ноги о камни, когда есть чьи то копыта я посчитал чрезмерно расточительным.

Руби его! Руби! Да не так!!! О боги! Кто же так держит меч? - Алексис подошел к тренирующимся в рукопашном бою, отобрал оружие у солдата и размахнувшись ударил его противника по шлему так, что тот, брызнув кровавой струйкой из прокушенного языка, кулем свалился на землю.

Я тебе говорил сотню раз! Наискось! Ты понимаешь? Наискось!!! - Молодой легио-нер стоял перед командиром вытянувшись в струну, затаив дыхание и боялся даже моргнуть. Косил страшно на товарища, которого удар Алексиса почти лишил жизни.

Наискось! Ударив сверху ты не причинишь ему вреда. Сверху султан и шишак. Сбо-ку шлем слабее! Слабее! Ты все понял? Солдат. - Гвардеец сглотнул шершавый ком и гаркнул что есть силы - Так точно, мой командир. - Чтоб тебя… - Отозвался Алексис - Да уберите Вы эту падаль с площадки! - Двое дежурных бросились к поверженному, ухватили его подмышки и отволокли к стене.

Держи… - Алексис вернул специально притупленный для тренировочных боев меч солдату и вытащил из ножен свой. Отточенный для реального боя.

Ты - он ткнул в грудь пальцем провинившемуся. - Ты… - он указал мечом в сторону притихшей шеренги вдоль стены. - И ты… - Передо мной. Быстра-а-а!!! - Ослабшего от сокрушительного удара по голове, отплевывающегося кровью и уже приходящего в себя солдата дежурные посадили на песок и прислонили спиной к стене. Опрокинули для вер-ности над головой жбан воды и встали наизготовку снова. Вызванные солдаты отлепились от шеренги и осторожно выбрались на середину тренировочной площадки. Встали нестрой-но перед командиром.

Н-ну? - Гаркнул центурион - Так и будете стоять как телята на бойне? Оружие к бою!!! - Они нехотя потянули мечи из ножен. - А-а-а-а!!! - Медлительность подчиненных взбесила Алексиса. Ударом ноги он отбил в сторону щит замешкавшегося солдата стоявше-го в впереди и ударил его плашмя мечом в плечо. Гвардеец заскулил, уронил оружие в песок и засеменил мелко пятясь к стене.

Алексис развернулся к остальным, более храбрым, уже вставшим строем и спрятав-шимися за плотный ряд щитов.

Во-о-от! - Радостно гаркнул он, метнулся к крайнему в шеренге. Тот закрылся щи-том по брови, потеряв противника из виду. Алексис не стал разить его мечом, а налетел всем телом. Солдат не ожидал такого удара и сделав два широких шага назад, все таки не удержал равновесия и опрокинулся навзничь. Алексис крутанулся на месте и нанес удар целясь в живот стоящего рядом. Тот вовремя поднял щит и меч лишь царапнул бронзовую шишку в центре. На следующий выпад солдат ответил достойным парированием, чем вы-звал приступ буйного восторга у своего командира. Алексис прыгнул вперед и нанес рубящий удар по горизонтали. Противник снова закрылся щитом и когда острая сталь звякнула о набойки, попытался ударить своим в основании меча Алексиса рядом с гардой. После такого удара оружие в руке не удержать. Алексис вовремя сориентировался и от-прянул назад. Столь достойного противника у него не было давно и он рубился с наслаждением. Нападал с криками и “хаканьем”, отступал, делал обманные движения и всякий раз с удовольствием обнаруживал либо отводящий удар либо твердое дерево щита.

Звон оружия перекрыл гул колокола, извещающего о том, что к воротам казармы подошел посетитель и просит встречи с командиром.

Алексис шагнул назад, отстраняясь от азартно наседающего противника и поднял руку в останавливающем жесте.

Сто-о-й! Оружие в ножны! - Он одобрительно кивнул легионеру, и бросил гневный взгляд в сторону дежурных. Время было неурочным и посетителей во время тренировок он не жаловал. Один из стоявших на часах у ворот уже бежал трусцой к командиру и замер перед ним как вколоченный, ожидая неприятностей. Алексис вопросов не задавал, лишь вопросительно поднял бровь.

Это к Вам, командир.

Кто? - Хмуро спросил центурион.

Чей то посыльный. Он говорит, что хочет увидеться с вами лично. - Алексис кивнул и с силой вогнал меч в ножны, развернулся и напрягая голосовые связки зычно прокричал. - Парный бой без щитов, и чтобы до седьмого пота! Проверю каждого! Лично! - Развернул-ся и вышагивая широко двинулся к воротам, предвкушая удовольствие от взбучки, которую он задаст возмутителю спокойствия.

Взбучки не получилось. За воротами его ждал Антонио. В заранее согбенной позе, с небольшим свертком подмышкой.

Ты? - удивился Алексис.

Я… - тихо ответил управляющий. Алексис встревожено завертел головой. Неволь-ных свидетелей встречи он был готов растерзать немедленно. Однако, полуденная жара разогнала всех прохожих с улиц спасая тем самым город от незапланированного кровопро-лития.

Что у тебя? - в пол голоса спросил Алексис. Он брезгливо ухватил Антонио за отво-рот хламиды и затащил под арку ворот в тень.

Вот… - Антонио развернул тряпицу. Блеснул металл.

Дьявол! - Ругнулся центурион. - Откуда это у тебя? - Антонио вырвался из цепких рук Алексиса и привычно согнул спину. - Вы забыли это в спальне моей госпожи.

Надо же, я думал, что его у меня украли. - Алексис быстро схватил оружие и ловко вогнал в ножны на бедре. Антонио изучающе смотрел в лицо.

Пшел… - Прошипел Алексис и надвинулся на управляющего.

Да, мой господин, я уйду. - Антонио переломился в пояснице снова. - Но, желает ли господин узнать о том, что делала госпожа с оружием уважаемого офицера?

У Алексиса глаза поползли на лоб. - Ты, смерд… - Алексис занес кулак для удара. Антонио гаденько улыбнулся в ответ. - Я раб, мой господин, и принадлежу не Вам. Моя жизнь стоит денег. Готовы ли Вы оплатить ее немедленно? - Алексис в сердцах бухнул кулаком в стену. Слабая штукатурка выстрелила из под пальцев пыльными фонтанчиками.

Говори… - Антонио поежился. Все таки он был не уверен в том, что в гневе Алексис не своротит ему на бок челюсть для полного комплекта к фиолетовому отеку под глазом.

Госпожа принесла в свою спальню зеркало. Странное зеркало. Оно из стекла. Таких я еще не видел. Она разрезала его вашим кинжалом и приказала мне собрать половинки воедино. - Антонио запнулся и неожиданно для себя замолчал. Ему нечего было больше сказать. Весь ужас, который он испытал после того как Пенорожденная втащила его в спальню неожиданно уложился в несколько сбивчивых фраз. Алексис удивленно вскинул брови, посмотрел на лысину Антонио, затем на палящее солнце в небе и захохотал. Нако-нец просмеявшись и сделав несколько глубоких вдохов, он проговорил. - Антонио, старый плут, скажи мне ждет ли твоя госпожа меня сегодня в гости? Если ты ответишь “да”, то получишь свою монету, которую ты пытаешься заработать неся полнейшую чушь. - Анто-нио оскалился нехорошо, но все же выдал желаемое.

Ждет, мой господин. Ждет. Очень ждет. Приходите когда взойдет луна. Она будет у себя в спальне. У задней калитки я прикажу поставить Атиллу. Он знает Ваш запах и не поднимет шум.

Алексис ободренный хорошим известием, полез в тощий кошелек. Выскреб зава-лявшийся в складках серебряный круглячок и бросил в пыль под ноги рабу. - И надень что ни будь на голову, Антонио, а то солнце совсем высушит тебе мозги. - Проговорил он с чувством, затем повернулся к воротам и взялся за кольцо.

Антонио уже мелькал пятками улепетывая вдоль глиняных заборов. Сладко посасы-вал монету спрятанную под языком и всей душой желал центуриону быстрее подохнуть от колдовских чар своей госпожи.

Алексис похохатывая протиснулся в ворота и прислушался к вялому звону оружия на тренировочной площадке. Сплюнул зло. Настроение стало портится не смотря на хоро-шие новости. Солдаты явно ленились. Да и сказанное Антонио зябким холодком легло на сердце. В то, что Пенорожденная что то делала с его оружием он верил. Он считал, что жена Гремлина влюблена в него до полного безумства и желание сделать его еще более зависимым вполне объяснимо. Но действительно ли она занималась приворотной ворож-бой? Алексис остановился и вытащил кинжал из ножен. Повертел его в руках, ловя солнечные блики. Ничего особенного. Оружие как оружие. Никаких таинственных отметин. Он понюхал для верности и скривился. От деревянной рукояти, легко впитывающей запахи несло вонючим потом Антонио. Алескис взял кинжал двумя пальцами словно ядовитую змею и бросил на землю. Припорошил пылью для того чтобы она впитала в себя влагу, поднял и тщательно отряхнул. Приблизил к лицу снова и осторожно потянул ноздрями. Удовлетворенный хмыкнул довольно. Немного призадумался. Сталь даже самая лучшая не может резать стекло. Если им пробовали сделать что то подобное, то лезвие должно было притупиться. Желая это выяснить, Алексис повернул клинок к солнцу так, чтобы оно вы-светило режущую кромку. Хорошо отточенное оружие не дает ее разглядеть. Если на клинке удается увидеть серебряную паутинку света - значит оружие притупилось и подве-дет в бою, не сможет пробить кольчугу или перерезать панцирный ремень. Боковая кромка была в порядке, но на острие блестели искорки зазубрин. Алексис шумно вздохнул. Похо-же Антонио не лгал. Желая убедиться в верности своих предположений, Алексис приложил к ним большой палец и легонько нажал. Сталь легко прошла сквозь кожу и по кровостоку пенясь и шипя, словно пролитая на горячий противень побежала, алая струйка крови.

Дьявол! - Ругнулся центурион и сунул порезанный палец в рот. Настроение испор-тилось совсем. Чтобы Пенорожденная не вытворяла с оружием у него достанет сегодня ночью и времени и злости для того, чтобы задать ей несколько вопросов. Он глубоко вздохнув, расправил плечи, медленно досчитал до десяти. Показываться перед подчинен-ными в столь мрачном настроении не стоило. Начальник должен быть суров, но никак не растерян. Алексис приложил ладони к лицу и с силой растер щеки. Прилив крови к мозгу обещал скорую ясность мысли, но ее не было и в помине. Под череп ползла сладкая муть вытесняя дурное настроение и заменяя его странной бесшабашной веселостью. Алексис удивленно огляделся вокруг. Все было как обычно. Чистый двор. Часовые у ворот на вы-тяжку лишь косящие дурными глазами в его сторону. Песок под ногами. Открытые настежь двери в казарму. Но, что то было не так. Туманная дымка заволакивала знакомую до тош-ноты картинку, мешала сфокусировать взгляд. Ноги дрожали, а на лбу выступили крупные капли пота. Губы растянулись в идиотской улыбке, а неуемное желание расцеловать сол-дата выносящего помои Алексис подавил с большим трудом. Центурион претории вдруг осознал, что он мертвецки пьян. Желудок стянуло кислым. Он приложил ладонь к животу и скривившись громко икнул.

Смирна-а-а! - Рявкнул на часовых, вытаращивших глаза и открывших рты от столь занимательного зрелища. Двойное клацание зубов поведало ему о том, что приказ был расценен правильно.

У-ф-ф-ф… - Выдохнул центурион, ощущая как земля начинает вести себя чрезмерно норовисто, непристойнейшим образом вырываясь из под ног и норовя треснуть по носу.

Стоять! - Гаркнул он снова. Солдаты в панике задрали подбородки к небу, но все таки сумели рассмотреть как их прославленный командир, надравшийся с каким то забул-дыгой за дворовыми воротами в стельку, двинулся ко входу в спальные помещения и рухнул ничком едва переступил порог своей комнаты. Они были абсолютно уверенны в том, что с центурионом все в порядке, поскольку ступни начальника обутые в подкованные стальными набойками сандалии, оставшиеся на улице, периодически мирно почесывали одна другую.

Ш-умел камы-ы-ышь!!!… Дере-вья гнулись!!!… И ночка те-е-еомная… - Я перехватил дыхание и продолжил с прежним энтузиазмом - Была-а-аа…

Лошадь трусила рысцой и песня приобретала веселый дерганый ритм.

Что это за песня? - Спросил Грем повернувшись через плечо.

Эт-то хорошая песня... - Проговорил я с трудом. - Морская… От нее душа поет… - Хмель не хотел покидать мозги и я не очень этому сопротивлялся. Приятная расслаблен-ность мешала устойчиво держаться на лошади. Мне непреодолимо захотелось принять горизонтальное положение и вздремнуть хотя бы еще часок. Ночь полная бдения несколь-ко выбила меня из колеи.

Можно я обниму тебя за талию, дорогая?… - Нагло ухмыляясь пропел я Грему в ухо, и не дождавшись разрешения обхватил его за пояс. Уронил на ему на спину голову и попы-тался заснуть. Грем возмущенно дернул плечом и мои зубы едва не прокусили язык.

Грем! - Рявкнул я гневно - Я больше не расскажу тебе ни одной истории. Ты чуть не лишил меня главного инструмента в этом тяжелом ремесле. Ты только посмотри как я ус-тал, утешая тебя сказками. - Я раскинул руки в стороны. Качнулся в одну сторону затем в другую и съехал со скользкого крупа лошади на тропку. На ногах устоять не получилось и я распластался навзничь. Глупо улыбаясь безоблачному небу.

Я даже не могу держаться в седле. - Обиженно доложился я нахмуренной физионо-мии Гремлина заслонившей часть лазури в моем секторе обзора.

Слабак… - Коротко откомментировал Грем и присел рядом на корточки.

Тебе хорошо - продолжал я капризничать. - Ты тренируешься в выпивке каждый день, а я постился четыре года.

У Грема брови удивленно поползли вверх. - Так у Вас там не было спиртного? - я отрицательно покачал головой. Грем горестно вздохнул. - Н-н-нда… Уграздило тебя… - потом решительно тряхнул кудрями. - Эт-то мы поправим. - Он приподнял мое в общем не слишком тяжелое тело и бросил его поперек лошади. Утвердился в седле сам. - Трениров-ки я тебе обеспечу. - Лошадь подгоняемая пятками Грема тронулась вперед.

Грем! А Грем! - Пытался докричаться я до него снизу, глотая пыль и нюхая под-мышки его лошади. Легионер громыхнул сверху - Чего тебе? Спи уже…

Можно мне сесть как раньше? - Грем гулко хохотнул.

Чего так? - Я продолжал настаивать.

Мне неудобно, что я к тебе… Спиной…

То есть?

Мне неудобно что я к тебе не всей спиной.

Н-н-да? - Озабоченно произнес Грем и опустил глаза. - А-а-а…

Там все в порядке? - Озаботился я его странными интонациями.

Женщинам такой зад должен нравится, солдат. Им вообще очень нравятся крепкие задницы.

Спасибо, добрый друг! - Орал я придавленный между лукой седла и шеей лошади - Меня не это беспокоит!

А что? - Продолжал веселиться Грем.

Я боюсь, что он может понравится тебе! - Грем заржал с переливами. Лошадь оста-новилась, повернула голову и в недоумении посмотрела лиловым глазом на всадника.

Пусть тебя это не расстраивает. Ты не в моем вкусе. - Выкрикнул Грем легко спры-гивая с седла и дергая меня за ногу.

Н-нда? - Обиженно спросил я утвердившись на расставленных пошире ногах. Земля продолжала колыхаться, похожая на разгневанный океан.

Тебе не нравятся брюнеты? - Я провел рукой по волосам приглаживая взъерошен-ную, забитую грязью и пылью растительность на голове.

Мне нравятся блондинки. - Хохотнул Грем и попытался нахлобучить мне на голову шлем. Перед тем как сесть на лошадь я его запихал в одну из чересседельных сумок. Гремлин, желая повеселиться, похоже, успел достать его. Я, по прежнему шатаясь, легко увернулся, сделал назад нетвердый шаг и снова замер, глупо улыбаясь и едва находя равновесие. Гремлин посмотрел на меня странно, затем, как ему показалось совершенно неожиданно прыгнул вперед, целясь зевом шлема в голову. Я уклонился снова. Пьяно свалился на бок, затем шатаясь поднялся на ноги опять. Грем озадаченно смотрел на меня в упор. Я по прежнему улыбался. Он уронил шлем на землю и двинул плечом, выбрасывая кулак мне в лицо. Я повернулся боком, уходя с линии атаки, качнулся из стороны в сторо-ну, развел руки, удерживая равновесие. Гремлин кинулся вперед, желая грудью сбить меня с ног. Я сделал полушаг назад влево, перехватил его запястье и сильно потянул впе-ред и вниз. Ноги Гремлина оторвались от земли, и он перевернувшись в воздухе смачно хрястнулся панцирем о камни.

У-х-ш-ш. - Пропел воздух выдавленный ударом из его легких. Секунду он лежал неподвижно, восстанавливая дыхание, затем резво вскочил и крикнув протяжное - А-а-а-а - кинулся вперед, целясь мне головой в живот. Я стоял со стороны среза уступа и если бы отошел в сторону, то Гремлин в запале, скорее всего свалился бы в пропасть. Избегая этого, я двинулся в бок, и уперся рукой в грудь Грема, когда он пролетал мимо. Ноги Грема занесло далеко вперед и он судорожно дернув ими снова свалился на землю. Я склонился над ним по прежнему пошатываясь, едва находя точку опоры. Участливо спросил. - Боль-но? - Грем хмуро смотрел на меня снизу. - Гад… - Коротко откомментировал он происходящее. Я пожал плечами, отодвинулся в сторону. Гремлин поднялся, встал ко мне спиной и вдруг с разворотом махнул кулаком, целясь в переносицу. Я вновь уклонился от удара, перехватил его запястье и когда его кулак оказался зафиксированным в захвате, вцепился зубами в большой палец. - У-у-уа! - взвыл легионер и рванул руку назад. Он сделал это настолько сильно, что легкого толчка в грудь хватило, чтобы он, снова потеряв равновесие, грохнулся на спину. - Чтоб тебя… - Прошипел он зло. Я протянул ему руку предлагая подняться. Грем упрямо боднул головой. Кряхтя поднялся сам. Отряхнул мусор и пыль как смог с одежды. Проговорил одобрительно.

А ты не врал. Действительно голыми руками. - Он поднял одну бровь. - Так все та-ки. Оружие, доспехи откуда? Это стоит денег. Ты же был просто монахом.

Это трофеи. - Отозвался я.

Мародерствуешь? - Грем подмигнул понятливо. Большинство новобранцев в легио-нах служили не ради солдатского жалования, а ради возможности приобрести богатство разграбляя вражеские города. Командиры поощряли это стремление и отдавали на растер-зание солдатам захваченные селения. Грем не считал это зазорным и добрая половина его состояния была нажита именно таким путем. Мне такая нажива претила, хотя я не осуждал Цезарей. Я ответил, как мне показалось, полный достоинства.

Доспехи и оружие достались мне по праву, Грем. Я выиграл в том поединке не толь-ко свободу.

Ага… А повязка на лбу? - Грем склонил голову на бок и пытливо разглядывал ие-роглифы на шелке. - Колдовство?

Нет... Это значит что у меня есть враг. - Грем насупился.

И давно?

Со вчерашнего утра, легионер. - Ответил я глядя ему прямо в глаза.

Г-м… Надеюсь, это не я? - Выпятил он подбородок.

Пока не знаю… - Потянулась длинная пауза. Персональная вендетта и наличие вра-гов всегда добавляли уважения. Но, мой ответ, похоже, Гремлина озадачил. Паузу пришлось укорачивать самому.

Можешь не опасаться удара в спину, Грем. Если врагом окажешься ты, я вызову те-бя на поединок. Честный поединок.

Угу… - Грем склонив голову, натужно соображал. Потом улыбнулся и махнул рукой. - Мы умрем все. Вопрос в том - Как? Ты умеешь убивать красиво. Мне бы понравилось быть твоим кровником. - Он весело подмигнул и легко поднялся в седло, кивнул на круп лошади, призывая к продолжению путешествия. Я отказываться не стал. От интенсивных физических упражнений я окончательно протрезвел и взлетел как птица на лошадь позади Грема. Она немного присела, поскольку не привыкла таскать двоих, но выправилась и мирно затрусила по дороге, которая так или иначе должна была привести нас к дому.

Я сидел за широкой спиной Грема и обозревал окрестности насколько мне позволя-ла это сделать не очень удобная поза. Этот мир был по своему красив. Высокое небо налитое синевой с впаянным в него не жарким солнцем, великолепные горы, может быть чрезмерно высокие, чрезмерно островерхие, чрезмерно красивые. Именно эта чрезмер-ность и привлекает сюда нас. Здесь все немножко “слишком”. Тем не менее. Это “слишком” мне нравилось. Мне нравилось, что пропасть, за срезом скального выступа по которой проложена дорога глубиной почти в триста метров и что по дну ущелья тянется ниточка горного ручья. Если прислушаться, то будет слышно как прыгает в нем с порога на порог жгуче-холодная вода ледников. Мне нравилось, что стена слева поднималась на неимовер-ную высоту и заканчивалась в необозримой выси почти неразличимым остроконечным хребтом, присыпанным снегом. Мне нравилось, под моим крепким задом, перекатываются мускулы выносливой лошади, мне нравилось что от Грема пахнет сухими горными травами а не скисшим потом и перегаром от недавно выпитого вина. Мне нравилось, что через несколько часов, мы спустимся в долину и въедем в город в котором меня будет ждать та, которую я люблю. Это ощущение чуда сладко плескалось под ребрами и грело затаенной радостью. Возможно одним из миллиона, но все таки шансом осуществить свой дерзкий замысел.

Грем ехал молча, смотрел прямо перед собой и даже не понукал лошадь. Умное жи-вотное знало дорогу и трусило к кормушкам полным отборного овса и целым ведрам прохладной воды с завидной целеустремленностью.

Через час молчаливого путешествия мы спустились почти до уровня ущелья и про-пасть перестала быть столь устрашающей. Хребет, превратился в обычный скалистый вал. Дорога стала более широкой и уже наезженной, полной остатков сена и высохшего конско-го навоза. Иногда попадались горожане, устремившиеся в горы. Кто за дровами, кто с крепким луком и острыми стрелами за архаром, горным козлом. Горы - ничейная земля и охотится в них или заготавливать топливо никто не запрещал.

Гигантские тополя уже показались острыми верхушками из-за скал. После поворота вытянулись длинной ровной как стрела аллеей, упиравшейся в городские ворота. Лошадь предвкушая окончание путешествия вытянула морду и припустила галопом. Мимо замель-кали лачуги крестьян, слишком бедных для того, чтобы строить свои жилища за городскими стенами. Наконец она осела на зад перед стражей, сонно уставившейся на нас, но тем не менее, грозно выставившей вперед острые пики.

Приехали… - прервав длительное молчание произнес Гремлин и толкнул меня спи-ной давая понять, что ему не спешится пока я не слезу с лошади. Намек я понял и оттолкнувшись от седла легко соскочил на землю. Соскочил и едва не упал. Ноги, висев-шие без стремян почти четыре часа здорово затекли. Гремлин выбрался из седла, взял лошадь в повод и двинулся к воротам. Охранники его узнали и приподняв в приветствии пики моментально занялись крестьянином, который вез свой нехитрый товар на рынок. Взять умеренную плату за въезд в город дело святое. Крестьянин плакал и божился пред-ками, что кроме этих арбузов на телеге у него за душой ничего нет, но в конце концов вынул из-за щеки медную монету и протянул ее в подставленный объемистый кошелек начальника караула.

Ворота были открыты и мы прошли за городские стены без препятствий. Город меня ошеломил. Не высотой стен и красотой зданий, на это я уже давно не обращал внимания, а сутолокой и хаосом. По улицам бесконечной чередой двигались люди, бедные жались к стенам, те кто побогаче вышагивали важно ближе к центру. Самую середину занимали потоки всадников и повозок. Всадники, желающие быстрее пробраться к необходимому месту, протискивались между медленными повозками, размахивали бичами, свистели и кричали на их хозяев. Повозки ползли медленно, но столь же уверенно как бронированные черепахи. Огромные колеса, толстые, почти сплошные без спиц, окованные железом дави-ли зазевавшихся. Изредка, извещая о своем приближении громогласным визгом труб пролетали колесницы. Услышав эти звуки участники столпотворения старались как можно быстрее освободить дорогу, создавая еще больше хаоса и шума. Все это шевелилось, бур-лило, смеялось, плакало, хохотало, плевало и орало так, что после горной тишины хотелось заткнуть уши.

Я уже почти привел себя в порядок, отряхнул с одежды пыль, нахлобучил на заты-лок свой страшный шлем, повесил меч за спину как и положено настоящему воину из-за Великой Стены. Шел за широкой спиной Грема, который поступив мудро взяв коня в повод ловко обходил препятствия, легко продвигаясь сквозь толпу.

Я придвинулся к нему вплотную и прокричал что есть мочи. - У Вас всегда так шум-но?! - Грем глянул на меня через плечо и гаркнул в ответ - Это в Риме шумно, а здесь еще благодать!!!

И ты здесь живешь? - Задал я ему вопрос в полном недоумении. Мне казалось, что ему удалось устроить в месте более умиротворенном.

Не здесь! - Прокричал Грем, давая кому то мимоходом по уху. - Дальше! За горо-дом! Там луга! Стены не нужны! Высокие скалы!

Я кивнул успокоено. Пить в таком гаме можно. Спать - нет. Если Гремлин предлага-ет стол и дом в месте более уютном, то меня это устроило бы самым наилучшим образом.

Мы протолкались через самое столпотворение и Грем неожиданно свернул в одну из узеньких боковых улиц. Высокие глухие стены отсекли шум и грохот центральной улицы и я не сориентировавшись рявкнул что есть силы.

Нам еще долго идти?! - Эхо метнулось к небесам, гуднуло от стены к стене. Где то высоко-высоко открылось окно и на голову полилась, пахнущая гнилью и нечистотами вода.

Метко… - Откоментировал Грем.

И часто это у Вас так? - Осведомился я, выплевывая какую то гадость изо рта, по-хожую на сгнившую шелуху.

Бывает. Не только ты устаешь от шума.

Угу… - Хмуро отозвался я.

Через несколько десятков метров улочка стала шире и Грем взгромоздился в седло. Я не стал дожидаться приглашения и забрался на лошадь следом. Грем дернул поводом и лошадка скоро зацокала по булыжным щербинам высекая белые искры кованными копы-тами. Свернув еще несколько раз, Грем выехал на, маленькую загаженную конским навозом почти по щиколотку площадь. Здесь ли живет легионер я спрашивать не стал, жутко опасаясь положительного ответа, однако, Грем всунул нас с лошадью в улицу - щель, похожую на ту, которую мы только что преодолели и поехал дальше. Через некото-рое время, улочка закончилась похоже вместе с городом. Проехав через полу развалив-шиеся ворота, которые был больше похожи на позабытую хозяином калитку в загородном доме мы очутились на широкой дороге, которая вела к небольшой низине, заросшей высо-кой зеленой травой с разбросанными редкими усадьбами. За низиной действительно поднимались высокие отвесные скалы. От такой идиллии свело скулы. Я приподнялся на сколько мог высоко и стал рассматривать дома с максимально возможным пристрастием.

Грем! Вон твой дом самый большой! Да? - Я протянул руку и ткнул указательным пальцем в сторону красивого дома карниз которого поддерживали мускулистые мраморные богатыри. Грем дернул головой. Ухмыльнулся шумно.

Чего захотел... Это градоначальника дом. Мой вон там. - Грем вытянул руку в сто-рону и указал на небольшой аккуратный домик, под черепичной крышей, за высокими стенами, утопающий в оливковой зелени.

Подойдет… - Выдохнул я успокоено и устало присел на круп лошади.

Путешествие заканчивалось и поэтому непереносимо тянуло в сон. Я зевнул так сладко, что показалось - сверну челюсти. Грем внимательно выслушав эти звуки, прикрыл губы ладонью сам. Запокачивался в седле. Ему тоже досталось и он был непрочь немножко отдохнуть не на жестких камнях, а в мягкой чистой постели. Лошадка почуяв близость конюшни старалась изо всех сил и внесла нас полу спящих в ворота почти галопом.

Хозяин! Хозяин приехал! - Завопили вокруг. Кто то выпрыгнул из под лестницы и ухватил лошадь за повод. Грем продрал глаза, хлопнул ресницами и состроив хмурую физиономию для порядка, осторожно подвинул меня задом. Не дожидаясь того момента когда на крупе удержаться будет невозможно, я спрыгнул с лошади и приосанившись встал рядом. Грем глянул на меня сверху и приподнял бровь. Я заволновался.

Что то не так? - Полушепотом спросил я.

Смердишь… Как я тебя жене представлю? - Я пожал плечами.

Так и представишь… А выбор есть? - Грем спрыгнул с лошади. Поймал пробегавшую мимо пигалицу лет тринадцати за тунику и подвел ко мне. Девочка с интересом осмотрела меня с головы до ног и отодвинулась на пол шага, сморщила носик.

Цыц! - Щелкнул ее по носу Грем. - Отведешь господина в купальню. Прямо сейчас. Дашь все что нужно. Девочка хитро улыбнулась и теперь уже совсем по женски стала меня рассматривать. Склонила голову набок.

А он сам вымоется или ему помочь? - Я зарделся до корней волос, словно юная леди попавшая на ведьминский шабаш.

Ты как? - Озабоченно спросил меня Грем - Хочешь? - Я ошалело закрутил головой. Никогда не испытывал сексуального влечения к детям. - Н-нет. Я, пожалуй, сам.

Да ладно! Сам! - Хрястнул Грем меня по плечу. - Спинку потрет…

Ну разве что спинку - Сдался я. Девочка деловито взяла меня за хвост пояса сви-савший почти до колена и потащила словно пуделя на веревочке на задний двор, вероятно, там у Грема была купальня.

Купальня действительно была там. Небольшое строение с плоской крышей. Похоже, что гостей ждали и из дверей и небольших окон струился парок. Нестерпимо захотелось забраться в горячую ванну и я запередвигал ноги быстрее. Девочка удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Все таки вошла в дверной проем первой и звонким голо-ском срывающимся на фальцет известила о том, что - Господину следует сделать ванну погорячей. И побольше мыльного порошка и благовоний! - Вот по поводу благовоний я бы еще поспорил, но от мыла отказываться не было сил. Я вошел следом за девочкой и очу-тился в небольшой круглой комнате с каменными скамьями на которых белоснежными стопками лежали полотняные полотенца и тоги. Не дожидаясь когда девочка начнет мне помогать раздеваться, сорвал с себя доспехи. Свалил их в кучу на полу. Рядом свалил одежду и с гиканьем рухнул в ванну, поднимая к потолку тучи брызг.

Нирвана! - То ли пропел, то ли подумал я - Ловя краем глаза как девочка берет мои тряпки двумя пальцами на вытянутой руке каждую и бросает в большую плетеную корзи-ну. От смущения я погрузился в воду целиком. Открыл глаза. Сквозь колыхающееся серебряное марево изломанные фигуры на парапете бассейна стали опрокидывать в него какие то коробки с розовым порошком. - Наверное мыло. - Подумалось мне и я избегая воплей по поводу того, что мне вдруг защипало глаза медленно всплыл изображая всплы-тие атомной подводной лодки. Фыркнул дурачась и перевернулся на спину, распластал руки.

А ты - ничего… - Пропела девочка, едва не утопив меня столь простым заявлением. Я смущенно перевернулся животом вниз, забился в угол бассейна и ждал дальнейших ее действий. Мне почему то казалось, что повинуясь приказам Грема, девочка сейчас разде-нется и сиганет ко мне в бассейн. Слава богу ничего подобного не произошло. Она подала мне пучок жесткой травы, вероятно одного из популярных местных растений, содержащих большое количество растительных волокон и сделала жест - “этим нужно тереть себя так”. Я принял подношение и с остервенением стал смывать с себя пройденные километры.

Я плескался не менее получаса и когда наконец понял, что быть более чистым - это значит содрать с себя кожу, закрутил головой в поисках полотенец и чистой одежды. Де-вочка терпеливо сидевшая на каменном диванчике поняла мое беспокойство и подала широкое белое полотно пахнущее полынью. Я взял его в руки и задумался. Девочка отво-рачиваться или покидать купальню не собиралась.

Э-э-э-э… - Обозначил я свое беспокойство по этому поводу. - Может быть, юная гос-пожа отвернется или оставит меня одного? - Девочка оторопело посмотрела на меня, потом залилась звонким как серебряный колокольчик смехом.

Я рабыня, мой господин. Ты не должен стеснятся меня. Сразу видно, что ты из дале-ка. - Я недовольно засопел и выбрался из бассейна. Одно из преимуществ рабства сегодня я уяснил. Можно бессовестно смотреть на своего господина либо на госпожу не боясь сму-щения или неудобств. Ну, если после этого твой господин не захочет тебя, скажем, повесить.

Промокнув себя полотенцем, с наслаждением забрался в тогу и спросил девочку о судьбе своих одежд. - Как там… Э-э-э-э… С моей одеждой?

Ты хотел сказать с твоим тряпьем? - Девочка улыбалась во всю ширь белозубого рта, похоже, что со сменой зубов здесь природа не поскупилась, играла на щеках ямочка-ми. Вот ведь хамка. Ни капли смущения.

Ну, да… - Хмуро согласился я.

Я приказала ее сжечь. - Я поперхнулся. Штаны все таки были более привычными. Пошевелив в раздумьи бровями я вяло махнул рукой. - Плевать… - Доспехи были на месте. К ним никто не притронулся. - А это можно почистить? - Девочка утвердительно кивнула. - Уже приказано, господин. Антонио что то запаздывает. Он должен привести оружейника, чтобы заменить рассеченные на панцире пластины и заточить твой меч. Можешь не беспо-коится он знает как натачивают мечи с восточных островов. - Ну да, сервис по полной программе. Я вздохнул и расправил плечи. - Ну, “синий чулок”, веди куда положено.

Какой чулок? - Настороженно переспросила девочка - Синий? Это у преторианцев одежда синяя. Ты преторианец? - Я хлопнул челюстью закрыв рот. Преторианцы, легионе-ры, мечи, кинжалы, кровь… Боже мой, как мне все здесь надоело. Хочу домой. В квартиру по здешним меркам даже убогую. К протекающему крану и неподдающемуся дрессировке коту. К мертвому телефону и сводящему с ума телевизору. К смогу и гари на улицах к сутолоке и спешке. Здесь хорошо, но мне не хочется оставаться. Может быть из-за этой девочки. Она явно не фантом. Слишком яркая личность. Нет приторного соответствия чьим то мечтам. Она Оборотень без сомнения, но почему то в личине малолетней рабыни. Что ее так влечет в эти миры? Кто дал ей такую личину? Мучительно захотелось узнать какая она наяву. Я осторожно коснулся ее плеча. Она вздрогнула и вдруг испуганно склонила в по-лупоклоне голову.

Да, господин… - Я наклонился и прошептал ей в маленькое розовое ушко - Мы од-ной крови… - Девочка озабоченно посмотрела на меня и повертела у виска пальцем. - Лекаря позвать? - Я прокашлялся и напустил на себя достоинства столько сколько смог.

Э-э-э-э… Веди меня в трапезную…

Угу… В трапезную… - Повторила коварная дама и пошла впереди меня, зазывно по-качивая бедрами. - Вот ведь стерва! - Уважительно чертыхнулся я про себя.

Как тебя звать? - Окликнул я ее для того, чтобы не смотреть на крепкие ягодицы под тонкой тканью. Избавится от наваждения, что в теле ребенка взрослая девушка, не получалось, хоть тресни.

Аната. - Повернулась она через округло приподнятое плечо и выстрелила вполне взрослым взглядом серых глаз, опушенных короткими, но чрезвычайно густыми ресница-ми.

Ты из Европы? - Продолжил я диалог семеня за нею, подпрыгивая и постоянно ме-няя шаг, стараясь попасть в ногу. - Там похожие имена.

Я из мамы. - Отсекла все мои попытки сблизиться девочка. Хмуро шагала еще не-сколько секунд затем остановилась как вкопанная и я едва не сбил ее с ног.

Тебе туда - Она показала мне рукой на дверной проем в котором можно было рас-смотреть край невысокого стола заставленного кушаньями. От голода скрутило желудок. Умопомрачительные запахи наполнили рот тягучей слюной. Я увидел Грема развалившего-ся в глубоком кресле, тянущего с наслаждением не разбавленное вино из стеклянного кубка. Перед ним спиной ко мне сидела белокурая женщина с высоко поднятой прической. Стройной шеей. Изумительной линией плеч. Я задохнулся от предощущения встречи. Сердце заколотилось бешено. Я двинулся в дверь, но вдруг жестокая боль в ступне остано-вила меня и едва не растянулся на пороге.

Прошу прощения, господин… - Злорадно прошипела девочка стаскивая с моих паль-цев здоровенный кирпич. - Это получилось случайно. - Она покраснев от натуги, приподняла его и состроив испуганную рожицу, уронила на ногу снова - Прошу прощения, мой господин. Я еще ребенок и не могу таскать такие тяжести. - Боль была нестерпимой и мне захотелось придушить хулиганку. Я протянул дрожащие от нетерпения руки к тонкой шейке, но ребенок отошел на пару шагов выпрямился и улыбаясь произнес.

– Я стою дорого, мой господин. Готов ли ты отдать за меня свой меч, доспехи и тру-дится на полях хозяина еще три года? - Я призадумался. Три года это действительно много. Если бы только за доспехи… Погрозив на всякий случай девчонке кулаком, я осторожно привстал на ногу. Боль утихала. Девочка не делала больше попыток убить меня камнями и я медленно двинулся к дверям.

Ты все равно ее не получишь! - Крикнула вдруг Аната и бросилась на утек. Что она имела в виду я не понял.

Я вошел в столовую и встал так, чтобы Грем меня заметил.

О-о-о-о!!! - Радостно изумился он видя меня преобразившимся, чистым, благо-ухающим какими то терпкими растениями, переодетого в привычную для жителей этих мест одежду. Он встал с кресла подошел ко мне и взяв под локоть, как дорогого гостя подвел к красивому стулу сплетенному из тонкой лозы.

Садись, ешь, пей, отдыхай. Наслаждайся, в общем. - Грем плюхнулся в кресло и по-тянулся своим кубком к моему в который прислуга уже успела налить вина.

Гремлин. - Раздался голос его жены. Грем вздрогнул плеснул алым на белую ска-терть. - Да, дорогая?

Может ты представишь нас? - Я осторожно повернулся и встретился взглядом с мо-лодой женщиной. Я не видел Ру Пенорожденной и поэтому разглядывал ее с нескрываемым интересом. Высокая прическа, соколиный разлет бровей. Взгляд внимательный без смуще-ния. Глаза янтарные как у кошки. Красавица, вне сомнений, но холодок, которым от нее веяло гасил преждевременную приязнь. Я искал в крупных чертах ее лица знакомую хруп-кость Ру и не находил. Пока не находил.

Э-э-э-э… - Обозначил свое присутствие Грем. - Я Вам не мешаю?

Так ты представишь меня этому молодому человеку? - Не отрывая взгляда произ-несла Пенорожденная.

Солдат, это то моя жена. Дорогая, это тот спутник, о котором я писал тебе в письме. - Скороговоркой отчеканил Грем, привстал стукнулся своим кубком о мой бокал и с чувст-вом исполненного долга уселся обратно в кресло. Мы с Пенорожденной продолжали изучать друг-друга. Грем кашлянул осторожно, и когда я не отреагировал, надавил мне на пальцы ступни под столом. Надавил на пальцы минуту назад ободранные кирпичом, кото-рый бросила мне под ноги маленькая хулиганка во дворе. В эту секунду я пожелал Грему самой страшной, самой мучительной, самой изощренной казни, которую привел бы в ис-полнение лично и с огромным удовольствием. Я натянуто улыбаясь и стараясь задавить рвущийся наружу вопль, оторвал взгляд от хозяйки и посмотрел в испуганные глаза Грема. Похоже, Грем уловил некоторое мое беспокойство по поводу того, что он совершил. Я взял свой бокал и медленно придвинул его к кубку легионера. - Доброго тебе здоровья, солдат. - Я набрал вино в рот и с усилием протолкнул в пищевод. Дождался когда оно разольется в желудке и позволит мне расслабить мышцы лица.

И тебе доброго здоровья - Отозвался Грем эхом и торопливо осушил свой бокал.

Я рада, что ты вернулся с гостем - Обратилась к нему жена. - По крайней мере, мне будет не так скучно. Но, почему этот мужчина не назвал своего имени? Я хочу подробнее рассмотреть черты его лица. - Грем пожал плечами. - Не назвал и не назвал. Так ему захотелось, дорогая. - Пенорожденная снова уперлась в меня взглядом.

Вы здесь инкогнито? - Я отрицательно покачал головой. Имени Хранителю я не на-звал и поэтому почти не опасался, что Пенорожденная сможет узнать меня. Я был Мастером пока лишь для себя самого.

Ваш муж порекомендовал мне наняться в охрану к наместнику. - Я посмотрел с хит-рецой на Грема - Он кое что знает о моих способностях. - Грем смиренно потупился. - Возможно ему я открою свое имя. А пока, можете придумать мне имя сами.

Не люблю слепых имен - Скривилась Пенорожденная. - Никогда не угадаешь ис-тинной личины в Перевоплощении.

Дорогая, зачем говорить об этом моему товарищу. - Вмешался Грем - Он скрасил мне тяжелую дорогу и показал себя настоящим другом.

Ну и что? - Выстрелила в него гневным взглядом Пенорожденная - От тех кто носит слепые имена всегда одни только неприятности. - Грем почесал бровь

Ну так придумай имя в котором не было бы никаких неприятностей.

Вот ты и придумай! - Рявкнула женщина. Я поморщился. Столь явно негативного к себе отношения я не ожидал. Грем помолчал секунду, соображая. Повеселел взглядом, вероятно вино уже добралось до головы, спросил игриво свою жену.

Дорогая, а о каких таких неприятностях ты говорила? - Он скосил на меня глаза и подмигнул. Пенорожденная вспыхнув отвернулась.

Хам… - Грем захохотал.

О! Женщины! Ты слишком хорошего мнения о себе, дорогая. Разумеется, ты привле-кательна, но этот человек монах. Он прожил четыре года в монастыре и совершенно забыл о существовании женского пола. Я думаю, что он не будет ломиться к тебе в спальню для того, чтобы завладеть твоим телом.

Хорошо - Кивнула Пенорожденная примирительно - Пусть будет Монах. - Грем на-лил себе еще вина. Вытянул кубок над столом и громогласно объявил - Нарекаем имя тебе Монах. От сего дня и до дня в который ты объявишь Хранителю свое истинное имя. - Я согласно кивнул. - Аминь. Монах так Монах. Мне хоть горшком лишь бы не в печку. - Я потрогал стремительно лысеющую макушку. - Только золотой тоги не хватало и пятнышек на темени. А так - полный комплект. Ну да ладно…

Я поднял свой бокал, ловя в стекле непривычное отражение. Устроило меня почти все, только уши казались на бритой голове чрезмерно оттопыренными. - За Монаха - про-изнес я пафосно и опрокинул в себя пахучую жидкость.

Пенорожденная, похоже, потеряла ко мне всяческий интерес. Она пила, ела, шути-ла, смеялась, но за весь ужин не произнесла в мой адрес ни одного слова, не бросила ни взгляда. Грем периодически смотрел на меня виновато и пожимал плечами. Я успокаивая, кивал ему - Все хорошо. - Он вздыхал с облегчением и продолжал слушать щебетание своей супруги.

Наконец, насытившись и выпив достаточное количество вина для того, чтобы не об-ращать внимания на явное игнорирование моей персоны Пенорожденной, я выбрался из-за стола и двинулся к дверям. Рванувшегося было за мной Грема, я остановил взмахом руки, давая понять, что справлюсь сам.

Я вышел во двор и поднял глаза к небу. Вечерело. Солнце уже завалилось спать и только его край, золотым пояском торчал из-за скал. В дверной проем столовой нырнул кто то из челяди с чадящим факелом для того, чтобы зажечь светильники.

Я неприкаянно прошелся до ворот, затем вернулся обратно. Пошел вдоль стены до-ма Гремлина, решив рассмотреть строение со всех сторон.

А я тебя едва узнала. - Я вздрогнул от неожиданности. Повернулся на голос. Хули-ганка, которая едва не прикончила меня днем смотрела на меня с интересом и похоже желала мне новой еще более мучительной смерти.

Не нравлюсь? - Погладил я себя по бритой голове. Девочка сморщила курносый нос, склонила голову на бок. - Да нет, вроде, ничего. Я думала будет хуже.

Что ты думала? - Я насторожился.

Да так, - махнула она ладошкой и повернулась ко мне спиной.

Как? - Настаивал я. На вопрос она не ответила. Задала свой.

Ты не боишься гулять один? - Я удивленно пожал плечами. - А что это опасно?

Аната посмотрела на меня через плечо. Смерила взглядом. - Н-да. С тремя ты, по-жалуй справишься, но их пять.

Пять кого? - Запереступал я ногами в нетерпении.

Волкодавов пять. И все с цепей спущены. Почему тебя хозяин во двор выпустил? - Девочка вздохнула притворно тяжело.

А он знал? - Аната повернулась медленно. Вдруг всплеснула руками. - А я то ду-маю!!!

Что ты думаешь? - Почти заорал я. - А-а-а-а. - Протянула девочка. - Не важно. - Я заскрежетал зубами. - Придушу - прошипел я внятно.

Ой-ой-ой… - Скривилась Аната и просунула длинный розовый язычок сквозь ровные зубки. - Ме-е-е - Набрала в грудь воздуху и решила выдать длинную тираду по поводу того, что она стоит уйму денег.

Я согласен - Опередил я ее. Она опешив, подняла брови. - Как это? - Я злорадно оскалился.- И меч и доспехи и работать три года. Кем угодно. Но… - Т-с-с-с - прервала меня девочка и вытянулась как гончая в стойке. Ткнула пальчиком в сторону калитки. За невысоким заборчиком почти в рост человека вымахали кусты колючей акации. В них что то шелестело, хрустело и поскуливало.

Ф-ф-у - Выдохнула Аната - Это Атилла. Он тебя не тронет. - Она пожала плечами и виновато откомментирвала. - Хозяйка приказала на ночь спустить собак. Обратно привя-зать я их не могу. Так я ему твои тряпки носила понюхать. Сказала что свой. Ох и не любит она тебя! - Заулыбалась она вдруг. Я медленно выпустил из себя воздух. На лбу почему выступили бисеринки пота. Девчонка была совершенно невыносима.

Ну, я побегу, пожалуй. Пока - Она махнула мне рукой и смылась, словно ее тут и не было. Не ребенок, а ураган.

Я присел на уступ у стены и задрал подбородок к небу. Потянул ноздрями прохлад-ный воздух. Вечер незаметно превратился в ночь. В траве истошно верещали цикады. Небо вызвездило так, что можно было читать газету. Луна большая, круглая, наглая бесстыдно пялилась на меня во весь свой огромный глаз. Едва ощущаемый ветерок трепал одежду. Стриг за ушами. Я облысел слишком быстро и еще не привык к отсутствию шевелюры. Я потрогал повязку на лбу. Да, я помню - у меня есть враг. Но, стоит ли победа того чем я плачу за нее? Неужели мне не нравится эта ночь? Это небо. Эта трава. Я скинул сандалии опустил босые ступни на землю. Роса приятно обожгла голую кожу. Я пошевелил пальца-ми. Травинки весело пролезли между пальцев и принялись меня щекотать. Мне хорошо? Мне хорошо. Кто сейчас скажет мне что более реально это небо в звездах или то серое в тучах смога? Эта веселая трава или пожухлая щетина на вытоптанных газонах на которых страшно вставать босой ногой? Здесь легче. Здесь проще. Здесь хорошо. Но, почему же тогда давит и давит на сердце шершавый камешек? На самом донышке в самой глубине, едва ощутимый, но невыносимый в своем упрямстве? Чего я ищу? Куда я иду? Где мой путь? Где мой мир?

Уау! - гулко с хрипотцой вдруг тявкнул Атилла. Я опустил глаза на заросли акаций. Пес стоял в проеме калитки огромный, лохматый, весь в репьях и свалявшейся шерсти. Круглоголовый бесхвостый. Настоящий волкодав. Матерый. Я ему на один укус. Он вытя-нул морду вверх и тщательно вынюхивал воздух. Подал голос еще раз, но скорее просто для порядка. Негромко. Словно предупреждая идущего. Я подобрался. Прилип к стене, убираясь в черную тень карниза. Не хотелось мне сейчас ни светских бесед ни ритуальных диалогов.

В калитку вошел вооруженный человек. В панцире с мечом на поясе и кинжалом в широких ножнах. Лунный свет сделал его фиолетовый плащ почти белым. Он потрепал пса за холку. Сунул ему что то жирное в пасть и вытер ладонь о его шерсть. Атилла уронил подарок на лапы. Оглянулся по сторонам. Убедившись, что все в порядке, солидно улегся на живот и принялся выкусывать из мозговой косточки остатки мяса.

Солдат сделал пару шагов внутрь двора и осмотрелся вокруг. Я скорчил противную гримасу. Похоже мне не дадут побыть одному. Он уперся в меня взглядом и широко шагая по росистой траве двинулся навстречу. Я потянулся за спину сплюнул зло. Меч остался у оружейников. Встал, на ноги, выставив правую вперед, согнул в колене, готовый к руко-пашной. Меч незнакомца остался в ножнах. Это хорошо. Остальное - семечки.

Мир тебе, святой отец - Склонил передо мной голову ночной гость. - Святой отец? - Я мысленно выматерился. - Совсем забыл, что сильно похорошел после ужина. - Я ответил на поклон.

Мир и тебе, солдат.

Не спится? - Я, входя в роль, уныло покачал головой.

Жизнь коротка, юноша. Мне не хочется проводить в постели большую ее часть.

Гы-ы-ы - Щербато оскалился солдат. - Позвольте не согласиться с вами, святой отец. Все зависит от того кто Вас там ждет? Не так ли? - Я брезгливо скривился. От прето-рианца несло перегаром. Тщательно зажеванным кофейными зернами, но все же ощутимым. Похоже он подгулял вчера. Да и я, собственно, был в это время хорош.

Услада плоти приводит к нищете духа, юноша. - Произнес я и поперхнулся хвостом фразы. - Я сам был в меру, но пьян и вовсе не голоден.

Я бы посоветовал Вам развеяться, святой отец. - Улыбнулся еще шире незнакомец. - Разумеется, если Вам позволяют обеты. - Он сделал шаг назад, поклонился и двинулся вглубь усадьбы на задний двор.

У меня только один обет, юноша - Обронил я ему вслед. Похоже, что он этого уже не услышал. Чем то он мне не нравился. Очень не нравился. Может быть тем, что окна спальни Пенорожденной выходят во двор?

Козел… - Раздался за спиной тихий злобный шепот. Я повернулся уже зная кого я увижу. Аната стояла уперев кулачки в бедра с насупленными бровями и угрожающе сопела носом.

Ты про него? - Кивнул я через плечо.

Ну, не про тебя же? - Фыркнула девочка.

А-а-а. А то я уже начал беспокоиться. - Отозвался я. На душе было дерьмово.

Кто это, Аната? - Уперся я взглядом в переносицу хулиганки.

Хахаль ейный. Вот кто!

Ейный что? - Не понял я ответа.

Лю-бов-ник. - По слогам пропела Аната.

Та-а-а-ак - Вытянул я в трубку губы.

А тебе, что? Не все равно? - Ревниво надвинулась на меня девочка.

А почему мне должно быть все равно? Моего друга обманывают, а я должен мол-чать? А почему ты молчишь, если знаешь, что он… того?

Ага - тряхнула волосами Аната. - Хозяин на службе восемь месяцев в году. Я ляпну - а мне потом язык отрежут. Лучше уж так. - Она вдруг погрустнела, словно погас яркий бенгальский огонек, присела на уступ у стены, ссутулилась. Я непроизвольно положил ей руку на голову. Погладил по волосам. - Трудно? - Спросил в пол голоса. - Трудно - Кив-нула она в ответ. - А почему не хочешь домой? - Я поднял ее лицо за подбородок, пытаясь заглянуть в глаза. Она вырвалась, словно стыдясь секундной слабости. Произнесла внятно. - Дом там где тебя ждут. Если меня не ждут, значит у меня нет дома. - Она вдруг вскочила проворно и сиганула сверкая босыми пятками через калитку за забор. Атилла на нее не отреагировал.

Дом там где тебя ждут - Произнес я эхом. В душе что то сдвинулось Словно вклю-чился бескрайней водяной пустыне едва заметный маячок. - Там где тебя ждут. - Я встал и широко шагая двинулся вдоль стены в надежде таким образом неминуемо выйти к две-рям.

Теперь у меня есть вопрос который я хотел бы задать Пенорожденной и наконец решить для себя если не все, то многое. Пусть она выбирает сама. Я устал выбирать. Я не богу больше выибирать за других. Я приму любое ее решение. Пусть она ответит где ее ДОМ. Пусть она задумается над тем где ее ждут и нужно ли ей чтобы ее ждали.

Так где твой дом Пенорожденная?

В столовой было уже убрано. Прислуга и хозяева разошлись отдыхать. Лишь на не-высоком стульчике в углу клевал носом круглый человечек в серой хламиде с огромной связкой ключей на поясе. Проморгавшись он, наконец, меня заметил и вскочив, привычно согнулся в пояснице.

Доброй ночи, мой господин. Я приготовил Вам спальню. Желаете ли Вы отдохнуть с дороги? - Я кивнул. Человечек развернулся и вперевалочку отдуваясь на каждом шагу важно двинулся по коридорам. Похоже, он устал от ожидания и поэтому с удовольствием рассказывал мне о расположении комнат.

Это кабинет хозяина, мой господин. Там он думает о великом и читает книги. Он славный хозяин. Платит хорошо. Не обижает. И бывает не слишком часто. - Он повернулся через плечо и улыбнулся, показав гнилые зубы. Подмигнул. - поэтому и не обижает. А хозяйка у него. М-м-м-м. Сладкая. Вы уже наверное заметили. Хотя… - Он противно хихик-нул, снова повернулся и смерил меня взглядом сверху до низу. - Наверное, для Вас это не важно. - Я неуклюже кивнул.

А вот спальня хозяйки. - Он ласково коснулся бронзовых полос на тиковых досках. Двинулся дальше. - Сюда по коридору кухня. А сюда выход в сад. - Он дошел до такой же обитой бронзой двери и открыв ее с усилием, гости, похоже, бывали не часто, пропустил меня вперед. - А это ваша комната. Отдыхайте. - Я вошел внутрь. Осмотрелся. Обстановка явно не спартанская. Грем, похоже, устроился здесь вполне прилично. Пол устланный шкурами. Широкая кровать под тонкими занавесями от москитов. Большой круглый стол на котором в красивой посуде было представлено все богатство его садов. Я подошел к нему и отщипнул виноградину. - Действительно вкусно. - Откинув полог присел на кровать.

Ну? - Спросил меня ключник через порог, так и не решившись пройти внутрь.

Годится - Кивнул я и упал навзничь на постель. Хотелось, чтобы он убрался поско-рее. Слуга потоптался еще минуту, но, услышав заливистый храп, который я сымитировал с большим искусством, осторожно прикрыл дверь. Я вскочил и не прекращая издавать горлом рулады прильнул к щели. Его шаркающая шаги стихли где то в глубине дома. Я вернулся к постели и прилег на прохладные простыни, закрыл глаза. - Сосчитать до сотни и можно идти - раз…

Нет, ты представляешь, милая? - Алексис сидел на постели скрестив ноги, голый с поволокой в глазах и улыбкой убогого на лице. - Я опьянел в минуту после того как поре-зался об этот проклятый кинжал.

Так оно и должно было быть, дорогой. Ты же хотел защитить меня. - Пенорожден-ная отвернулась от зеркала висящего в тяжелой деревянной раме на стене и присела на постель рядом с Алексисом. Посмотрела ему в глаза. - Ты же защитишь меня, если этот негодяй покусится на мою жизнь? А? - Алексис, переполняемый, нежностью придвинулся к подружке и приобнял ее за плечи. - Разумеется, киска, я отдам жизнь за тебя, если это будет нужно.

Ну-ну… Не думать об этом, мой герой. - Пенорожденная, выгнувшись словно кошка, вывернулась из под тяжелой руки мужчины. - Мое колдовство сделало тебя сильнее Иду-щего Своим Путем. Я знаю - ты победишь и поэтому почти не беспокоюсь за твою жизнь. Большая часть его сил теперь у тебя. Именно поэтому ты опьянел когда порезался о свой клинок. В этот момент между вами установилась прочная связь. Он был пьян в это время. Мертвецки пьян. И поэтому тебе тоже немного досталось. - Алексис потянулся к портупее висевшей на стуле, вытащил из ножен кинжал и принялся вертеть его в руках. - Я едва дошел до своей комнаты и провалялся в ней на полу до вечерних колоколов. Это сколько же надо выпить, чтобы меня так скрутило?

Пенорожденная вернулась к зеркалу, присела на пуф и принялась расчесывать длинные золотистые волосы гребнем из панциря черепахи. - Вопрос не в том сколько он выпил, Алексис. Вопрос в том насколько он был пьян. Грем мне сказал, что он был монахом четыре года и столько же времени не держал во рту ничего крепче зеленого чая.

Монахом? Так значит его я видел как только вошел во двор. Он не создает впечат-ления могучего воина. Я выше его на голову и в полтора раза шире в плечах. Я раздавлю его одним пальцем, даже не вставая с постели. Бедняга - Притворно шмыгнул носом Алек-сис.

Тебе его жаль? - Скривила губы Пенорожденная.

Разве можно жалеть падаль? Он умер когда ты разрезала моим кинжалом зеркало. Я правильно тебя понимаю? - Пенорожденная кивнула.

Но, не думай, что тебе не придется потратить сил на то, чтобы разделаться с ним. Он все же достаточно силен для того, чтобы противостоять тебе.

Да ладно. - Улыбнулся Алексис. - Я его оставлю на закуску. А сначала все таки возьму десерт. - Он улыбнулся, растянув в плотоядной улыбке щербатый рот, откинул простынь. - Иди ко мне, рыбка. Я снова в полной готовности.

Пенорожденная игриво надула губки. Сладко потянула слова - Мии-илый. Ты был великолепен. Твоя кошечка пока сыта. Давай отложим праздник хотя бы на пару часов. К стати - Пенорожденная напряглась. Ее лицо стало серьезным. - Ты должен чувствовать его. Закрой глаза и расслабься. - Алексис обиженно сомкнул губы. - Не хочу. - Ну, пожа-луйста, котик… - От столь нежного обращения “котик” разомлел и кивнув головой прикрыл глаза.

Где он? - Прошептала Пенорожденная. Алексис молчал сосредоточенно. Потом его брови полезли над закрытыми глазами вверх. - Где он? - Переспросила уже громче моло-дая женщина. Алексис открыл глаза и стал спешно нашаривать одежду. - Где? - Рявкнула на любовника Пенорожденная. - Он. Он - Заикаясь проговорил Алексис - Он за дверями.

* * *

Девяносто девять… Сто… - Я вскочил с постели и бросился к выходу из комнаты. Ос-торожно приоткрыл дверь в коридор. Выскользнул неслышной тенью. - Так, налево спальня Грема, направо выход в сад. Русалка - дальше по коридору. Третья дверь напра-во. - Я двинулся вдоль правой стены, едва касаясь ее кончиками пальцев. Зрению я не доверял. В коридоре было темно как в налитой до краев чернильнице. Масляные светиль-ники, расставленные по углам, казалось, создавали темень еще большую чем она была бы без них. - Два, три. - Я ощупал дверь. Нашарил бронзовые полосы. Осторожно постучал костяшками пальцев в замок.

Тук-тук. Кто в теремочке живет? - Прошипел шепотом. Странная бесшабашная ве-селость вдруг заставила меня ерничать напропалую.

Кто там? - Раздался приглушенный толстыми створками мелодичный голос за две-рью. - Почтальон Печкин. Вот кто. - продолжил я веселиться. Однако. Прокашлялся и с напускной важностью изрек.

Важные вести. Откройте, госпожа. - Я стоял за дверью и кусал губы. Ничего лучше, к сожалению, я придумать не смог. Классическое - откройте полиция. Здесь бы не срабо-тало. Полиция сидела внутри комнаты, нежилась в постели или уже сиганула в окно.

За дверью долго возились, что то падало, затем засов смазанный в последний раз лет четыреста назад противно заскрипел, скручивая мои кишки в узел, я скривился. Похо-же, что Пенорожденная совсем распустила слуг.

Входи, кто бы ты ни был.

Я переступил порог, натягивая на физиономию радостно озабоченно выражение. Опустил глаза долу. Все таки я на чужой территории. Не хотелось нарушать обычаев. Про-изнес пафосно, обращаясь к оскаленной морде льва на полу.

Важные вести перестают быть важными, если с ними опоздать.

Говори - ответствовал мне тот же голос.

Где твой дом, Пенорожденная? - Я решился посмотреть внутрь комнаты и вместо зо-лотых глаз ее хозяйки уперся взглядом в знакомое лицо со щербатым оскалом от уха до уха.

Мир тебе, юноша - Рискнул я поздороваться.

Мир и тебе, святой отец - Отозвался едва одетый крепыш и уткнул мне в грудь се-ребристый клинок узкой полированной стали. Тога на груди окрасилась алым и по животу побежала противная теплая струйка крови.

Я улыбнулся, посмотрел через его плечо на Пенорожденную одетую в тонкую бати-стовую ночную рубашку не только не скрывавшую, но еще более подчеркивающую ее соблазнительные формы. Она сидела на пуфе напротив большого зеркала с длинной тре-щиной во всю длину.

Не ласково встречаете, госпожа. Я шел долго и многое пережил. Позволено мне бу-дет услышать то, что я должен услышать или Вы убьете меня прямо на пороге? - Я говорил стараясь выиграть время и медленно поднимал правую ладонь к груди, совершенно непри-нужденно, словно хотел поправить застежку у плеча.

Противника я демонстративно не замечал, но все же старался не шевелится, по-скольку знал, что такое хороший стальной клинок, направленный в брюхо.

А зачем тебе жизнь, Монах? - Пенорожденная посмотрела на меня сквозь стекло зеркала, пытливо, с интересом.

Для того, чтобы передать твой ответ тому для кого он важен. - Пенорожденная за-думалась. Ее глаза в зеркале заволокло туманной дымкой. На лбу пролегла неглубокая морщинка. А я сдвинулся немного назад. Совсем чуть-чуть. Но это “чуть-чуть”, возможно спасет мне жизнь. Взгляд Пенорожденной вдруг приобрел осмысленное выражение. Она криво усмехнулась и тряхнула волосами.

Ты должен знать его имя. Назови мне его и я отвечу на вопрос. - Пенорожденная поднялась с пуфа, сделала пару шагов и остановилась за спиной у крепыша, который уже начал смущаться столь витиеватым диалогом. - Может быт он и убивать меня передумает? - Вдруг мелькнула в голове веселая мысль.

Это не моя тайна. - Отозвался я, скорчив скорбную гримасу.

Хорошо. - Согласилась Пенорожденная. - Тогда я сама назову его имя. - Вот это но-мер! Я на секунду опешил. Но выбора у меня не было.

Как Вам будет угодно, госпожа.

Пенорожденная, положила руку на плечо крепышу, наклонилась к его уху и не от-рывая взгляда от моего лица, словно желая видеть перемены, пропела ласково.

Мастер, ведь именно ты хотел знать, что я отвечу на этот вопрос?

Мастер? - Оторопело выдохнул крепыш, опуская клинок.

Мастер? - В свою очередь изумился я.

Мастер!!! - Выкрикнула Пенорожденная громогласно и отодвинулась назад, словно давая нам место для поединка. В ее глазах разгорался огонек любительницы кровавых побоищ. Я опустил глаза, пытаясь внимательнее рассмотреть оружие. Это был великолеп-ный клинок, выкованный оружейниками страны с белым флагом в центре которого сияло солнце. На лезвии у самой гарды были вытравлены каким то сложным составом руны, еще более древние чем сталь. Это был мой меч!!!

Пенорожденная - Прошептал я задыхаясь - Ты… - Пенорожденная взвизгнула, ок-руглив глаза, в долю секунды превратившись из прекрасной женщины в фурию.

Убей его, Мастер! Убей! - Рефлексы сработали быстрее мозгов. Я отступил на пол шага назад и сильно ударил ладонью по тыльной кромке клинка, отводя его вниз и в сто-рону. Благо - руку я успел поднять выше смертоносного оружия. Плавным движением скользнул вперед, пытаясь сократить дистанцию.

Умирать мне не хотелось, хотя, последнее время это было некоторым выходом из тяжелых ситуаций. Мне нельзя было вываливаться сейчас в другое Перевоплощение. Я не знал смогу ли я вернутся сюда вообще. А дела еще оставались. Очень важные дела.

Драться голыми руками с противником, вооруженным мечом и к тому же неплохо им владеющим все равно, что переться на танк с вилами. Это только в кино ломают ударом ноги хорошую сталь или зажимают пальцами клинок в сантиметре от глаза. Спасти могла только короткая дистанция. Меч почти безопасен, когда сжимаешь его обладателя в неж-ных объятиях.

Ударить противника в горло сомкнутыми пальцами не получилось. Тот сделал шаг назад, я сделал единственно возможное - двинулся вперед снова. Позволь я ему оставить пространство для замаха - меня бы уже не спасло ничего.

Оценивать изменения внешности у меня не было времени, но краем сознания я от-метил, что мой противник убавил в росте и приобрел некоторое изящество в пропорциях. Глаза поменяли цвет с карего на зеленый. Я словно смотрелся в зеркало и мне это совер-шенно не нравилось. В изменениях собственной внешности я был уверен. Объявленное во всеуслышание истинное имя личины снимает любой покров слепого имени.

Мастер. Я - Мастер, черт бы меня побрал!

Мой противник злился, нервничал, это было заметно. Наверное, ему очень не хоте-лось проиграть на глазах у женщины, которой он владел всего лишь несколько минут назад и это давало мне некоторую надежду на спасение. Я разглядел боковым зрением, что Пенорожденная забралась с ногами на постель и стояла там, сжав кулаки и потряхивая ими, всякий раз когда тот пытался достать меня мечом. Второй выпад мне удалось отбить снова. Раскрытой ладонью по пласти клинка. Отражающий удар должен быть очень точ-ным. Малейший недосмотр и останешься без пальцев. От третьего выпада я уклонился. Танцуя, делая полушаги, я теснил двойника, до тех пор пока он не уперся спиной в закры-тое ставнями окно. Ударом ноги он бросил в меня пуф, стоявший у зеркала и я замешкался на секунду. Тот отпрыгнул в сторону и изготовился к атаке.

Пожалуй все - мелькнуло в голове. Но Мастер не спешил. Ему хотело порисоваться перед Пенорожденной. Странно. Никогда за собой не замечал подобного желания. Быть не собой одно. Пытаться казаться лучше чем ты есть - другое.

Кто же этот герой? Я - Мастер, который должен быть в этом Перевоплощении, по-скольку я сошел с пути или фантом, созданный грозным противником, которому я бросил вызов? Но фантомы лишь отражения. Чьи то отражения. Получается, что это мой фантом? Черт! Как же все запуталось. Но кем бы он ни был, я, похоже, начал понимать каким обра-зом, если не победить, то, по крайней мере, попытаться уравнять шансы.

Я сделал длинный шаг назад и выпрямился. Вытянув вперед руку в останавливаю-щем жесте, решился заговорить. - Остановись, Мастер. - Мой противник, с висков которого, уже текли струйки пота, все таки он потерял много сил веселясь в постели с Пенорожденной, с явным облегчением опустил меч. Я продолжил. - Разве достойно Масте-ра, - я выдержал паузу, - Великого Мастера, убить безоружного. Я имею право требовать равных шансов в поединке.

Нет! - Выкрикнула Пенорожденная подпрыгнув на постели. - Нет, Мастер! Не смей! Не слушай его! Он вор! Он преступник! - Я проигнорировал ее заявление безотрывно гля-дя в глаза, свои глаза, хмурые и… растерянные. Тем не менее, мой противник, демонстративно вытянув руку в сторону разжал пальцы.

Сделайте нам красиво - усмехнулся я про себя. - Тяга к дешевым театральным эф-фектам. Бутафория. Картон и золотая краска. Снаружи блеск, а внутри пустота. Реально то что любишь. То во что веришь. Остальное - ложь. Но иллюзии так просто любить. В них так легко верить. Так где же твой дом Мастер? Там где ждут…

Cталь тоненько дзынькнула об угол шкафчика с косметикой и скатилась на пол. Я не медля ни секунды рванулся вперед. Преодолев два метра разделявшие нас, отбил его кулак, целившийся мне в лицо. Ухватил гортань пальцами левой руки, сжал ее так, чтобы боль не позволила ему двигаться и, собрав все силы, ударил в подреберье сжатыми в “ко-пье” пальцами.

Я наврал Гремлину. Вырвать сердце через грудную клетку нельзя. Насколько бы ни были тренированы пальцы, они не смогут пробить ребра, связанные дыхательными мыш-цами, наполовину состоящими из прочнейших хрящей. Через брюшину можно. Разорвать сросток диафрагмы и грудиной кости легче, чем протаранить костяную решетку. Удар точ-ный, отработанный до автоматизма. Нащупывать трепещущий мешочек, полный крови не пришлось. Рука уже по самой траектории движения окажется там где ей положено. Я сжал пальцы в липком, горячем, упругом месиве из разорванных мышц и сухожилий и рванул руку назад.

Дыхание зашлось. Мучительный позыв кашля, стянул горло. Я стоял перед расколо-тым зеркалом. Обычным стеклянным зеркалом с трещиной во всю длину, которая медленно зарастала, стягивая мои отражения воедино. Через мгновение я держал в руках собствен-ное сердце, трепещущее, продолжающее жить, выплескивающее на пол остатки алой крови. Подкатившая снизу боль, рванула грудь, ввалилась под череп тяжело и гулко. В глаза потек красный в черную крапинку с желтыми кругами туман.

П-пенорожденная… Ру… Что это? - Прохрапел я глядя на ее белое лицо в глубине серебренного стекла. Говорить было трудно. Разорванная диафрагма с трудом выдавлива-ла из легких воздух.

Пенорожденная легко спрыгнула с постели, сообразив, что мне осталось жить не больше нескольких секунд. Быстрым хищным движением метнулась к мечу и подняла его с пола. Встала за моей спиной.

Единственный достойный тебя противник - это ты сам - пропела она радостно. - И ты знаешь, самое замечательное в этом то, что при любом исходе поединка ты проигрыва-ешь. - Она запрокинув голову звонко рассмеялась. Потом посмотрела мне в глаза и произнесла растягивая слова, смакуя их как вкуснейшее блюдо. - Ты проиграл этот бой, Мастер, но не стоит так сильно расстраиваться. Я постараюсь облегчить твои страдания. - Она отвела меч для замаха вбок и в сторону. Немного приподнялась на носки.

Я уронил умирающее сердце на пол и собрав остатки сил, ткнул окровавленным ку-лаком в ее перекошенное злобной радостью лицо. Там за стеклом. По ее чрезмерно румяной щеке все еще ползла истаивая, становясь короче серебряная нитка трещины. Врата колыхнулись, распознав Ключ, среди сгустков полузапекшейся на пальцах крови, стали осыпаться с тихим мелодичным звоном, но мне показалось, что я опоздал. Все таки опоздал.

С-сука - удалось мне произнести прежде чем голова слетела с плеч.

Я вывалился из Врат на пол в своем кабинете, хватаясь за горло, выгибаясь дугой и, как мне казалось, умирая теперь уже по-настоящему. Но голова оказалась на месте, и весьма ощутимо колотилась о паркет когда меня выворачивал на изнанку очередной спазм судорог. Грудь разрывала тяжкая боль и я холодея приложил к ней ладонь. Придвинул ее к глазам. Пошевелил пальцами в алых потеках. Охнув присел на пол. Меня все еще колоти-ло, но от того, что сердце осталось в груди и громыхало в висках тяжелым молотом, становилось немного легче. Рубашка на груди была порвана и из нее сочилась кровь.

Я со стоном опрокинулся на спину. Безотчетный животный ужас понемногу отпус-кал. Все таки я боялся смерти. Хотя, наверное, не ее самой, а скорее моего отсутствия в этом мире. Мне хотелось жить. Здесь или там, но хотелось. Порез на груди - это след от меча Мастера.

Мастера - Хрипло выдохнул я и рванулся к Вратам. Проход еще не закрылся и я ви-дел комнату Пенорожденной сквозь серую туманную дымку. Молодая женщина с перекошенным от злобы лицом стояла над обезглавленным трупом держа в руках окровав-ленный меч слишком короткий чтобы быть моим. В груди Алексиса зияла страшная рваная рана. Врата не успели соединить нас в целое. Я сбежал за долю секунды до гибели и угры-зений совести по этому поводу не испытывал.

Пенорожденная обернулась к дверям. На пороге недоуменно разглядывая кровавое побоище стоял Грем. За его спиной угадывалась целая толпа челяди, вооруженная кто чем: дубинами, кухонными ножами, серпами.

Кто это? - Произнес он глухо. Я был за Вратами поэтому голос Грема был едва слы-шен.

Пенорожденная уронила меч и осела на пол. Закрыла лицо ладонями. Плечи ее за-тряслись. Лицо Грема скривилось от жалости. Он присел на корточки, обнял жену. Спросил участливо. - Он хотел обидеть тебя? - Пенорожденная часто закивала.

Окно спальни распахнуто. Он влез в окно?

Нет! - Запричитала молодая женщина. - Он вошел в дверь!

Гремлин удивленно вытаращил глаза. - Монах?

Пенорожденная вырвалась из рук мужа и вдруг залепила ему звонкую пощечину.

Я же говорила тебе! Говорила, говорила! От носящих слепые имена всегда неприят-ности! Он четыре года не видел женщину и хотел изнасиловать меня! Где ты был когда я боролась за свою честь, которой ты, похоже, не достоин? Где?

Гремлин выглядел жалким. Пенорожденная действительно сумела заставить его по-чувствовать свою вину за происшедшее. Он привел незнакомца. Он не выяснил кто тот на самом деле. Он не проконтролировал, чтобы за ним присматривали когда все улягутся спать.

Слава богам - ты жива! - Наконец произнес он. Пенорожденная, совершенно опра-вившись встала на ноги и посмотрела на мужа сверху вниз.

Но твоего участия в этом нет! Будь ты проклят! - Вот это да. Я смотрел через Врата на семейную ссору словно в сериале и не верил, что эта женщина моя Ру. Милая, хрупкая, нежная. В каждой женщине есть капля стервозности. Без нее отношения становятся пре-сными. Быстро изживают себя. Но похоже, что Пенорожденная была в своей сверхэгоистичной сути настолько же отвратительна насколько мила была Ру. Истин как минимум две, и я в который раз в этом убеждался.

Гремлин поднялся на ноги, развернувшись, что то приказал слугам. Те разбежались словно их сдуло ветром. Лишь Антонио тот круглый лысый человечек, который устраивал мне спальню протиснулся бочком в комнату и встал незаметно в уголке за дверью. Лицо его посерело от страха, но он стойко ожидал приказов своей хозяйки. Пенорожденная яростно захлопнула за мужем дверь, задвинула засов и села на опрокинутый пуф. Пнула злобно голову Алексиса со слипшимися от крови волосами и слепо выпученными глазами. Голова словно футбольный мяч ткнулась в стену, откатилась снова под ноги Пенорожден-ной.

Ты даже на это оказался не годен - Произнесла она голове. - Анотнио - Обратилась она к управляющему. - Скорми этого ублюдка псам. Они давно не ели человечины. - К горлу подкатил тошнотный комок кислятины. Я мотнул головой, подавляя рвоту, но про-должал смотреть и слушать. Антонио вытащил из-за спины, видимо заранее приготовленный мешок сшитый из больших кусков хорошо выделанной кожы, деловито набросил его на труп, подсунул под него край и хакнув приподнял на пробу. Поискал гла-зами голову. Нашел. Ухватив ее за волосы бросил туда же. Скрутив горловину в тугой узел, потащил по полу к дверям, пачкая шкуры и коврики бурыми сгустками. Отодвинув засов, отворил дверь и застыл изумленный. За нею в недвусмысленной позе заправского шпиона, припавшего к щели, стояла Аната. Антонио, медленно багровея, занес руку для удара.

Я прошу прощения, госпожа. - Пропела девочка и Антонио растерянно застыл с поднятой рукой. - Я принесла воду и тряпки, чтобы смыть кровь вора, которому Вы отру-били голову. - Ее восхищенный взгляд был настолько искренним, что Пенорожденная смягчилась. Кивнула Антонио, чтобы он не наказывал девочку. Аната продолжала нетер-пеливо топтаться на пороге. - Госпожа, а можно? - Пенорожденная удивленно подняла брови. - Слушаю тебя - А можно я заберу отрубленную голову себе и сделаю из его черепа суповую миску?

Ты так не любишь мужчин? - По взрослому обратилась к ней хозяйка. - Я их тер-петь не могу! - Выкрикнула Аната. - Так бы и поубивала их всех. - Пенорожденная отрицательно качнула головой. - Нет, милая. Тебе еще рано иметь такие игрушки. Выбрось эту дурь из головы и займись полами. Я хочу заснуть в чистой комнате. - Аната кивнула головой выскочила в коридор и через секунду, напрягаясь всем своим тельцем, втащила в комнату деревянное ведро с горячей водой. - Госпожа, - жалобно произнесла она. - Ну тогда, хотя бы покажите. - Покажи ей, Антонио - улыбнувшись произнесла Пенорожден-ная. Антонио ругаясь шепотом, размотал горловину мешка, просунул руку внутрь. Долго копался в нем, но все таки найдя нужное, вытащил на свет. Аната посмотрела на останки Алексиса и облегченно вздохнула. - Я так и знала. - Что? - Насторожилась Пенорожден-ная. - Тем кто приходит из-за гор нельзя доверять. - Пенорожденную, похоже, этот ответ полностью удовлетворил. Она встала с пуфа придвинула его к зеркалу и уселась напротив, глядя мне прямо в глаза. Я не знал видит она меня или нет, но на всякий случай немного отодвинулся.

Антонио с трудом перевалил мешок за порог и потащил его дальше по коридорам. Аната ловко сгребла шкуры в один угол и теперь мурлыкая что то под нос ловко завозила тряпкой по холодному мрамору.

Пенорожденная протянула руку и коснулась невидимой границы пальцами.

Ее лицо изменилось. Исчезла жесткость и хищный излом бровей. Теперь она каза-лась слабой ищущей утешения и поддержки.

Милый - Услышал я ее нежный шепот. - Я так люблю тебя. - Я смотрел как заворо-женный. Даже зажмурился на секунду. - Прости меня пожалуйста, принесла тебе столько страданий. - Голова пошла кругом. Репетиция нового обольщения? Оправдания после-дующих измен? Обращение к невинно убиенному Алексису? Искреннее раскаяние? Но как совместить столь слепую ненависть, столь сильную нелюбовь к людям с нежными отноше-ниями ко мне? Верить? Не верить? - Я глубоко вздохнул. Ошалело замотал головой. - Гамлету, наверное, было легче. У него был отец, хотя и призрак, но все таки не дурак. Мог подсказать что делать. А здесь? - Я стиснув зубы снова посмотрел Пенорожденной в глаза.

Я пошла бы за тобой на край света. - Произнесла она почти шепотом с такой глу-бинной тоской, с такой болью, что сомнений оставалось все меньше и меньше. - Но почему ты не сказал, что любишь меня? - Во рту пересохло. Если это лицемерие, то она не жен-щина - чудовище. А если нет? Если это искреннее раскаяние? Ведь от любви до ненависти… - Я затаил дыхание.

Мне плохо. Мне очень плохо без тебя. - Я опасливо потрогал рукой холодную гладь ворот. Они были прочны по-прежнему и только ключ позволял убрать границу между ми-рами.

Ты не любишь. Ты меня не любишь. - Пенорожденная склонила голову и с длинной черной ресницы скатилась прозрачная жемчужина слезы. Я протянул руку с Ключом к Вратам и остановил ее в миллиметре, едва преодолевая желание броситься через них к Пенорожденной, прижать к груди, утешить, целовать ее нежное лицо, губы, глаза, сказать ей как она не права. Искусительница тяжело вздохнула и улыбнулась сквозь слезы.

Пусть ты не со мною, но ты меня видишь. Я знаю. Посмотри на меня. Посмотри как я хороша. Неужели ты бросишь меня здесь? Здесь одну? - Она придвинулась ближе к зерка-лу и скинула правую бретель рубашки освобождая округлую красивую грудь. Провела тонкими пальчиками по шее и груди, легко коснулась соска.

Посмотри на меня. Неужели ты меня не хочешь? - Она сбросила вторую бретель и взяла обе груди в ладони. Сжала соски прикрыла глаза и застонала сладко. Смочила губы острым язычком.

Иди ко мне милый мой. Ну иди же. Ты видишь как я страдаю без твоих ласк. - Я оторопело уставился на Врата. К горлу подкатил сладкий ком истомы. В глаза потек туман. Противостоять этому было невозможно. Ладонь с ключом непроизвольно потянулась к стеклянной глади. Я был готов бросится к ней в объятия.

Иди же. - Она смотрела мне прямо в глаза и уже освободилась от одежд. Она ото-двинулась от зеркала, присела на пуф и слегка развела ноги. Ее ладони скользили по гладкой коже опускаясь все ниже и ниже. Вот они уже коснулись аккуратной светлой при-чески в паху.

Иди ко мне. Ты видишь как она хочет тебя. Иди же. - Я коснулся ладонью врат. Они запели. Побежали мелкие волны. От ладони к краям. Отразились мелко. Смешались, пере-плелись и холодная гладь стала осыпаться, с тихим мелодичным звоном. Ладонь погрузилась уже по локоть.

Иду - Выдохнул я и опрокинулся в открывшиеся Врата, сгорая в последней искре надежды. На туалетном столике Пенорожденной я не удержался. Споткнувшись полетел кубарем на пол и больно ударившись коленкой о твердый пол опрокинулся навзничь. Боль заволокла на секунду глаза красным, но проморгавшись я отыскал взглядом Пенорожден-ную, мою милую Ру. Пенорожденная ловко перекинула через меня ногу и уселась верхом. Я блаженно закрыл глаза предвкушая великое наслаждение.

Проснись, мой милый. Ты пропустишь самое интересное. - пропела Пенорожденная и ее голос мне не понравился. Я открыл глаза. В ее руке протянутой к моей глотке сверкал короткий, отточенный как бритва клинок Алексиса. Приставленный к кадыку, он уже про-порол кожу. Я чувствовал как к уху стекает капля за каплей теплая липкая жидкость. В голове бешено застучали сотни метрономов, выискивая единственно правильное решение. Пенорожденная покачала головой.

Не стоит, Мастер. Ты умрешь. - Я сглотнул. Открыл рот и просипел едва слышно.

А последнее желание, Ру?

А зачем?

Я исполню его в другом Перевоплощении.

Нет - Вновь качнула головой Русалка.

Твой Путь уже не хранит тебя. Ты его предал. Ты умрешь. - Она наклонилась ближе. - Ты боишься?

Нет - Просипел я в ответ. - Я не боюсь. Ты ошибаешься. Я вернусь.

Я все таки рискну, Мастер. Ты хотел отнять у меня жизнь. Эту жизнь. Я против. - Она навалилась на меня грудью, вдавливая лезвие глубже.

Подожди - Прошептал я, отодвигая неминуемое еще на миг.

Что? - Нетерпеливо отозвалась Пенорожденная. - Тебе страшно? Все таки страшно?

Я хочу спросить. - Я уже чувствовал как хрящи гортани царапали холодную сталь.

Спроси - Отозвалась женщина, но давления не ослабила.

Где твой дом? - Я впился взглядом в ее холодные глаза.

Там где ее задница в тепле - Вдруг раздался звонкий гневный голос со стороны и сверху обрушился ливень холодной грязной воды. Пенорожденная коротко вскрикнув. Разжала пальцы и рухнула мне на грудь. Душ из помоев подействовал более чем отрезв-ляюще. Вожделение исчезло словно его и не было. Единственное, что я ощущал спихивая с себя нагое безвольное тело - это омерзение. Я вскочил на ноги рефлекторно принимая боевую стойку. Кто бы ни был рядом, он опасен. Скользнул взглядом по комнате.

Аната стояла над телом хозяйки, держа в одной руке тяжелую деревянную бадью минуту назад наполненную водой, и опасливо трогала ножкой ее бок.

Она скоро очнется - Хмуро произнесла девочка. Посмотрев на меня пожала плечами и попыталась улыбнуться - Я думала тебе конец.

Это от воды? - Произнес я и от боли проглотил остаток фразы. Порез был глубоким и любое движение гортани причиняло страдания.

Нет, от ведра - Лаконично отозвалась Аната. - Я, пожалуй, пойду. Она собрала тряпки и бочком двинулась к двери. Открыть ее она не успела. Тяжелая тисовая створка распахнулась сама словно снаружи в нее ударили стенобитным орудием. Аната тихо вскрикнула и осела на пол.

В проеме стоял Гремлин. В полной боевой выкладке. Только щита с собой не взял. Он шагнул через порог и не обращая внимания на тела раскинувшиеся на полу. Придви-нулся ко мне вплотную.

Ты - Мастер - Объявил он мне сипло. Скрывать свое имя смысла не было никакого. Объявленное Хранителем оно неизбежно водворяло меня на место в кольцо с которого, как я уже понял, сойти было невозможно. Краем глаза я видел в туманном зеркале Врат как менялась моя внешность. Отросли волосы. Кожа меняла желтый восточный оттенок на привычный смуглый. Я глубоко вздохнул. Долги нужно возвращать. Рано или поздно они настигают.

Я - Мастер - Подтвердил я. - Ты - Гремлин предназначен моему Пути. - Грем оска-лился, сделал шаг на зад, склонился в ритуальном поклоне. - Теперь ты знаешь кто твой враг, Мастер. Я жду тебя во дворе. - Я поклонился ему в ответ. - Я прибуду во время, Хранитель. - Грем скрылся в коридоре. Я выругался витиевато, со вкусом. Черт бы побрал этого Гремлина. Не может быть он тем кто шел рядом все мои Перевоплощения. Тот кто считает, что он Закон. Кишка тонка! Но Бог ему судья. Я имею право распоряжаться только собственной жизнью. Похоже, что это единственная из свобод, что мне осталась. - Если смерти, то мгновенной, если раны… Дьявол! - Я приложил ладонь к горлу. Кровь свернув-шись бурыми комками заткнула рану, но она болеть от этого не перестала. Лучше некоторое время помолчать. - Язык мой - враг мой. - Я склонился над телом Анаты и по-вернул ее голову так, чтобы видеть лицо. На лбу лиловел громадный синяк. Похоже, Грем здорово ударил девочку дверью. Я приложил пальцы к ее шее, без сожаления пачкая ее кожу своей кровью. Артерия билась ровно и сильно. Я осторожно выдохнул воздух. Чем то приглянулась мне эта хулиганка. И даже не тем, что спасла мне жизнь. Наверное больше тем, что сделала это бескорыстно. Я сорвал покрывало с постели Пенорожденной скрутил его в тугой комок и подложил под голову девочке. Она наверное тоже шла своим путем и это тело, столь переменчивое, то по детски хрупкое, то налитое непобедимой грацией, лишь временное ее прибежище, но мне не хотелось, чтобы ее переходы в Перевоплощения проходили так же как мои. Пусть они будут не столь болезненны и страшны. Я пригладил ее растрепанные кудри, густые до неестественности, прошептал на ухо принятое у Оборот-ней то ли пожелание то ли проклятье, в зависимости от того какой смысл в него вкладывал тот кто его говорил - Пусть твой Путь будет коротким. - Я действительно хотел этого. Пусть ее Путь будет коротким и пусть мы когда ни будь увидимся еще. В груди защемило, что то больное. Странно. Мне не хотелось оставлять ее одну. В мире где все иллюзия, я хотел, чтобы этой девочке было хорошо. Но, мне нужно идти. Идти, чтобы вернуться. Куда? - Куда ни будь. Я выпрямился, глубоко вздохнул и сделал шаг к двери. Занес ногу над поро-гом.

Она умрет! - Раздался за спиной знакомый голос. Боже мой, ну за что мне все это?! Белея от ярости я развернулся всем корпусом. Пенорожденная, очнувшаяся от старатель-ного удара Анаты ведром, стояла над бедной девочкой, так и не соизволив прикрыть свои прелести, занеся над нею окровавленный меч Алексиса. Бедный Алексис. Его оружие уби-вает и после его смерти.

Тебе не надоело?… - Звеня голосом произнес я. Сделал паузу. Именем своей поте-рянной любви назвать эту женщину у меня не поворачивался язык - Пенорожденная.

Она умрет! - Повторила Пенорожденная, оскалившись. В углах ее губ белоснежно собрались кусочки пены. - Неужели я хотел ее? Неужели я хотел именно ее? - Я качнул отрицательно головой и подошел к Пенорожденной вплотную. Протянул правую руку в останавливающем жесте, надеясь успокоить женщину, которая, похоже, была почти безум-на. Оказывается с ума можно сходить и здесь. В электронном мире. И я был тому свидетелем.

Положи меч на пол и отойди назад на два шага. - Ровным голосом произнес я, в на-дежде, что менторский тон сможет повлиять на ее расстроенную психику.

Хорошо - Кивнула головой Пенорожденная, опустила меч, сделала шаг назад и вдруг, крутанув корпусом взмахнула клинком снизу вверх наискось. Я среагировал слиш-ком поздно. Чрезмерная уверенность в собственных силах сыграла со мной злую шутку. Отсеченные пальцы разлетелись брызгами в стороны. Боли пока не было. Шок заблокиро-вал нервы. Я рефлекторно прижал окровавленный обрубок ладони к груди. Развернулся боком, ожидая нового нападения, но, похоже, Пенорожденная не собиралась атаковать меня снова. Она уронила меч на пол и бросилась подбирать мертвые куски моей плоти, что то разглядывая в каждом. Я замер от удивления. Наконец она нашла то что искала. Мизи-нец с тонким золотым кольцом, который позволил мне пройти первые Врата. Она поскуливая от нетерпения сорвала кольцо зубами, добавив к своему облику как раз того, чего ей по моему мнению не хватало - кровавые потеки на подбородке, надела Ключ себе на руку гордо, поднялась с колен. Выдохнула полной грудью. Посмотрела мне в глаза.

Если не можешь победить честно - победи как ни будь. - Она запрокинув голову рассмеялась звонко.

Зачем? - Только и удалось выдавить мне из легких. Пенорожденная двинулась к столику на котором мерцало серым старое зеркало в тяжелой деревянной раме. Присела на край столешницы, бережно подышала на золото Ключа и потерла его пальцами.

Грем - тупица, Мастер. Он вернул тебе Путь. Теперь этот мир обречен, но я не хочу умирать. Однажды я уже умирала, там в океане. Ты помнишь?

Я кивнул. Более нелепой сцены я себе представить не мог. Судьба не лишена иро-нии. Я хотел видеть Ру рядом со мною в реальном мире, прошедшую со мной через все Перевоплощения. Любящую и любимую. Ради этого я сошел с Пути в надежде найти здесь ту, которую люблю… Любил… Так будет правильно. Теперь все самое мерзкое все то, что не приемлю, обратное отражение Ру, возведенное моей любовью в куб, рвется через зыбкую грань туда в мир реальный где нет Перевоплощений и жизнь всего одна и поэтому бесцен-на. И она отнимет эту жизнь без сожаления у любого кто станет для нее опасен. Что может быть страшнее чудовища в ангельском образе?

Ненавижу - Прохрипел я с болью.

Ненавидишь? - Хохотнула Пенорожденная. - Ты опоздал, ненавидеть. Мечты, зна-ешь ли, иногда сбываются. Не ты ли мне это говорил? Теперь я держу банк. - Она легко коснулась Врат. Я затаил дыхание.

Ты не сможешь. Ты - иллюзия. - Пенорожденная, залилась смехом. - А чем я отли-чаюсь от тебя, Мастер? У меня даже есть прототип! Врата дадут мне плоть если не мою, то такую же как у реальной Ру. Я слышала, что она не дурна собою. - Пенорожденная напря-глась - Они должны. - Врата послушно зазвенели осыпая мелкий прах колечек. - Да! - Радостно вскрикнула женщина.

Нет! - Выдохнул я и рванулся вперед, подхватывая здоровой рукой с пола много-страдальный меч Алексиса, занося для его для сокрушительного удара. Пенорожденная испуганно вскрикнув, рванулась во Врата всем телом.

Нет!!! - Заорал я срывая голос, когда меч ударил в стекло, высекая искры, не при-чиняя ему ни малейшего вреда. Оно лишь упруго тренькнуло, прогнулось едва заметно и толкнуло клинок назад.

Нет - Прошептал я едва слышно когда понял, что опоздал. Я прижался к стеклу лбом, пытаясь разглядеть хоть что ни будь в его глубине. Я ожидал увидеть свой кабинет. Тяжелое широкое кресло, кучу книг в углу. Но из серого омута проступили очертания ярко освещенного зала. Сверкающая хромом и бутылочным стеклом барная стойка. Паренек в светлой рубашке и галстуке бабочкой ловко размахивающий шейкером за нею. Калейдо-скоп огней, длинноногие томные почти раздетые девицы на высоких стульях. Одна из них белокурая с высокой прической прикуривала сигарету от большой зажигалки в виде статуи женщины с факелом в руке вделанной в центр бара. Она глубоко затянулась, выпустила струю дыма в потолок и словно откликаясь на призыв посмотрела на меня через плечо. Ничего знакомого я не увидел в чертах ее лица. Я облегченно вздохнул. Все таки, Врата не преодолимы для фантомов. Наверняка Пенорожденная, сгинула при переходе, так и не найдя себе вместилища. Я рискнул улыбнуться и девица с сигаретой ответила на мою улыбку. Она легко соскочила со стула подошла совсем близко и достала губную помаду. Я отодвинулся, чтобы ей не мешать. Аккуратно подкрасив губы и немного покрасовавшись перед зеркалом, она принялась чертить красным на стекле какие то иероглифы. Я улыбал-ся ей по прежнему.

Я победила… - Раздался за спиной твердый высокий голос. Я вздрогнув от неожи-данности, развернулся насколько возможно быстро. Сюрпризов больше не хотелось никаких.

За спиной стояла Аната, морщась и потирая ушибленный лоб, смотрела куда то ми-мо меня и старательно по слогам выговаривала слова.

Я по-бе-ди-ла…

Что? - Переспросил я - Девочка лишь досадливо махнула рукой.

Я по-бе-ди-ла, Ма-стер. - Я залился пунцовой краской. Не понять, что эти иерогли-фы - вывернутые наизнанку буквы - последняя степень тупоумия.

Она прошла Врата? - Обратился я к Анате.

Угу - кивнула девочка - Не бери в голову.

Больно? - поинтересовался я.

Не бери в голову - Снова отмахнулась хулиганка. - Здесь все быстро заживает. Ты, это… - Она повела округло рукой - Пальцы подбери. Кровь остановится уже не прирастут.

Я кивнул и поспешно стал собирать обрубки в здоровую ладонь. Премерзкое заня-тие скажу я вам. Нет ничего более странного и неприятного чем держать в руках кусок собственной умирающей плоти. Один раз я этого уже попробовал и мне не понравилось.

Скрюченные, похожие на сардельки пальцы с посиневшими ногтями казались со-вершенно чужими. У меня не было хирургического опыта и я в растерянности посмотрела на Анату. Она смотрела на себя во Врата как в зеркало и корчила рожи. Удивительно без-заботное создание.

Г-хм. - Обозначил я свое присутствие.

А-а-а - Протянула девочка, поворачиваясь ко мне и улыбаясь всем своим симпатич-ным личиком. - Собрал?

Угу - Криво улыбаясь, доложился я. Странное ощущение. Я же ее неимоверно стар-ше. Опытнее, прожженнее, циничнее на порядки, но мне нравилось подчиняться ей. Какая то простая природная сила чувствовалась в этой девочке. Хотя, о чем это я? “Каждому по делам его” или “по желаниям его”. Уже не помню. Да и не важно. Ею может быть и вполне взрослая женщина. Двеллеры, просто реализовали ее непосредственность в такой необыч-ной форме. Тем не менее, Аната подошла ко мне и едва не силой отобрала обрубки, аккуратно сложила в нагрудный кармашек. Незабываемое зрелище.

Дай руку. - я протянул всю в крови, ту в которой держал обрубленные куски паль-цев. Она поморщилась, словно проглотила фунт хинина.

Ох, горюшко. Не эту. - Я спохватившись, оторвал от насквозь пропитанной кровью одежды изуродованную ладонь и протянул ей.

Больно? - Вдруг смягчившись, спросила она меня. А мне действительно было боль-но. Очень. Но как упустить такой шанс? - Не бери в голову. - Прошипел я сквозь сжатые судорогой зубы.

Я вижу - Деловито качнула головой Аната, осматривая культи. Подцепила подол своей одежды крепкими пальцами и с хрустом отодрала длинную полосу ткани. Я закрыл глаза. Слишком высоко открылись ее стройные ноги. Кошмар! Я изрублен на куски. Я кор-чусь от боли. Я потерял Ключ. Я выпустил в Мир монстра в обличье агнца. Мне еще идти через Перевоплощения. Но мужская суть оказалась непобедимой. Нежность, чувствен-ность, желание смешалось в теплое почему то стыдное чувство.

Ты чего щуришься? - Грубовато спросила Аната. - Голых баб не видал? - Вот это да! Теперь глаза открылись от щек до бровей.

О! - Удивилась девочка. - Очнулся. - Я залился краской снова. Смущение - пред-дверие чувств настоящих. Не та боль, надрыв, страх и ненависть как к Ру, а именно это, что то теплое, ужасно доброе, словно шел сто верст пустыней и наконец добрался до род-ника с хрустально чистой водой. И припал и пью.

Аната подобрала кинжал Алексиса, поскольку ничего более похожего на лубок в комнате не нашлось. Обвила остатки моих пальцев вокруг рукояти. Старательно приложи-ла обрубки и крепко замотала пораненную ладонь тканью.

У собачки боли у кошки боли у… - Она споткнулась. Зыркнула на меня взглядом, но все таки снова опустила голову и закончила. - А у Мастера все заживи. - Ее голос снизил-ся до едва различимого шепота. Она что то продолжала говорить, едва касаясь бинтов тонкими пальцами. А я смотрел на ее затылок в буйных кудрях смоляных волос и боролся с желанием поцеловать ее в макушку.

Вот! - Наконец объявила она и гордо продемонстрировала мне содеянное. Рука по-ходила на красную варежку Деда Мороза, который вдруг решил добывать подарки обирая прохожих на улицах, поскольку из нее хищно торчал римский кинжал.

И? - вопросительно глянул я в ее улыбающееся лицо.

Что “и”? - Нахмурилась девочка.

Когда заживет?

Так уже.

Что? “Уже”

Зажило, блин! - Зубы клацнули от удивления. Я поднес “варежку” к глазам. Осто-рожно. Очень осторожно сжал рукоять. Боль осталась но не дерганая когда от ладони в плечо с ударами сердца рвется огонь, а тупая колкая, словно просто отлежал руку. Я опус-тил ладонь вниз. Это хороший тест. Прилив крови к ране всегда усиливает боль. Тест оказался отрицательным.

Можно размотать?

О-о-ох… - Устало выдохнула девочка. - Какой же ты… - Отвернулась и снова подо-шла к зеркалу. Вновь принялась увлеченно корчить рожи и показывать фиги отражению.

Я осторожно потянул узел на повязке зубами. Кровь запеклась в почти черную ко-росту и не давала освободить руку. Я разозлился и рванул сильнее. С треском полоса ткани отошла. Я свободной рукой моток за мотком освобождал рану. Рука, сжимающая кинжал, покрытая желтой сморщившейся кожей в ссохшихся пятнах крови, походила на пятерню тысячелетней мумии. Но тем не менее, пальцы были на месте. Она бы выглядела точно также, если бы ее лечили хирурги и она пролежала бы в лубках после операции пару месяцев.

Как ты сумела? - От удивления я был готов грохнуться в обморок.

Не нравится? - Отозвалась Аната. Повернула ко мне лицо, хитро прищурилась и склонила голову на бок. Я выдрал кинжал из онемевших пальцев и попытался ими поше-велить. Получилось, хотя, полная свобода движений еще не вернулась, да и такого чуда было вполне достаточно.

Но, даже здесь это невозможно! - Настаивал я. Аната подошла ко мне вплотную по-смотрела с сочувствием снизу вверх. Протянула руку и легко коснулась моей щеки.

Бедненький… Реально то во что веришь. Я умею верить. - Сказала, словно объясни-ла тупому ребенку, что дважды два как ни крути а все таки четыре.

Я знаю - Эхом отозвался я. Странное подозрение закралось в душу. Электронный мир поддается влиянию, но его законы незыблемы также как и законы физические мира реального. Нельзя выйти за их ограничения, но можно воздействовать на первооснову. Например локально ускорить в этой комнате течение времени и тогда процессы регенера-ции смогут стать практически мгновенными. Но для этого нужно… Для этого нужна Сила, Дар и покруче того которым обладают Оборотни. Гораздо круче. Может быть эта девочка именно то, что идет за мной через все миры? Может быть она именно то кому я бросил вызов? Или наоборот. Что то приобрело ее облик? Я был свидетелем чуда и типично муж-кое мышление требовало немедленных ответов на вопросы.

Ты кто? - Выпалил я. Девочка плотно сжала губы. Ее лицо из радостного стало же-стким.

Конь в пальто… - В пол голоса, даже не вызывая меня на ответную грубость, скорее по инерции ответила на вопрос.

А за хозяйку не волнуйся. - Аната подошла к опрокинутому пуфу. Поставила его на ножки и устало присела. Опустила плечи.

То есть? - Я был готов поверить сейчас во что угодно.

Она не прошла Врата. - Голова пошла кругом.

Но она же сказала…

Мало ли что она сказала.

Значит Врата ее не пустили?

Пустили… - Терпеливо отозвалась Аната. - Придушу - Мелькнуло где то в глубине сознания. Загадки начинали утомлять.

Куда? - Со стоном переспросил я.

У каждого свой Путь, Мастер. - Совсем по взрослому ответила Аната. - У каждого свои Врата.

Но у нее же был Ключ! Мой Ключ! - Вдруг все поняв, но еще не веря вскрикнул я.

А-а-а- Махнула рукой Аната. - Не бери в голову - Последнюю фразу мы сказали вместе. Девочка смутилась. Опустила глаза, погрустнела. Мне показалось, что я обидел ее. И сейчас мне было по большому счету наплевать кто она и что она. Просто очень хотелось тепла. Ее тепла. Отражения своего в ее глазах. Хотелось живого, настоящего, реального. Я подошел ближе и прижал ее голову к своему животу. Погладил по волосам.

Устал, постреленок? - Неосознанно сорвалось с губ.

Сам ты… - Глухо промычала девочка.

Теперь она Идет Своим Путем? Я прав? - Аната кивнула не пытаясь вырваться. Она действительно устала. Очень. Эти сутки, наверное выпили ее сил больше чем месяцы пре-дыдущие.

И эти Врата лишь первое ее Перевоплощение. Так? - Аната кивнула снова. Я опус-тился на пол рядом с девочкой. Произнес задумчиво, поглядывая искоса на реакцию этой всезнайки.

Пройдя через Перевоплощения она обретет плоть? Реальную плоть?

Угу - Кивнула Аната. - Но ты человек. Что движет тобою?

Я пожал плечами. - Любовь, долг…

А что движет ею? - Я посмотрел Анате в глаза. Ну откуда в ней такая глубина? Та-кая мудрость? - Ненависть - произнес негромко.

Как ты думаешь сможет она преодолеть все три кольца? - Я внутренне содрогнулся. Для того, чтобы обрести нужно дать. Для дружбы - кровь, для веры - надежду, для любви - жизнь. Любое из Перевоплощений - отказ от чего то безумно дорогого. Ненависть сверх эгоистична. Она не может дать ничего.

Путь ее будет долог. - Выдохнул я. Аната кивнула.

Тебе пора, Мастер. - Произнесла девочка негромко и коснулась моего плеча.

А? - Очнулся я от размышлений.

Тебя ждут. - Аната смотрела в мое лицо пристально, по взрослому нахмурив акку-ратные черные брови.

Да, черт! - Я вспомнил, что за стенами дома в слепом желании поквитаться со мною терпеливо ожидает Грем и наверняка выдумывает самый страшный и самый изощренный способ моего умерщвления. Я поднялся на ноги. Оглядел комнату. В последний раз. Сюда я больше не вернусь.

А-а-а-э-э-э. - Замялся я с вопросом.

За дверью. - Ответила Аната. - Твои доспехи должны быть там.

Я не это хотел спросить. - Я вдруг осознал, что не хочу терять ее. Уходя из этого мира я разрушу его как разрушил предыдущие миры. Разрушу вместе с теми кто жил в них.

А что? - Удивилась девочка. Я посмотрел ей в глаза ища страх. Но в них была толь-ко усталость.

Я не хочу терять тебя…

У-у-у-у. Как все запущено. - Заулыбалась хулиганка.

Не бери в голову? - Насупился я.

Я бы предпочла, чтобы ты не забывал меня. - Она теперь уже весело стреляла в меня глазенками. Совершенно по женски оглядывая с головы до ног. У меня возникло ощущение, что я делаю ей предложение. Сердце колотилось где то в горле и начиная злиться на себя самого и на Анату, за то что она заставляла меня выглядеть смешным. Но губы без моего на то приказа шевельнулись сами.

Пошли со мной…

Куда? - Залилась звонким смехом девочка.

Домой - Настойчиво продолжил я.

Домо-о-ой. - Потянула она насмешливо. И вдруг став серьезной поднялась с пуфа и вытянувшись, встав на носки поцеловала меня в губы. Нежно, но неумело. Я оторопело молчал.

Дом там где ждут. - Произнесла она словно пароль.

Я помню. - Кивнул я.

Ты будешь ждать? - Я кивнул снова.

Тогда иди. - В ответ я рискнул спросить.

А ты? - Она сделала неопределенный жест рукой. Озаренный неясным подозрением я перехватил ее пальцы и поднес к лицу. Если она Оборотень, то у нее должен быть Ключ. Если у нее есть Ключ, то она не погибнет вместе с этим миром, а когда ни будь вернется в реальный. Там мы сможем найти друг друга.

Ну? - Улыбаясь спросила нахалка. Я смущенный и озадаченный опустил ее ладонь.

Ты фантом… - Уныло констатировал я.

Ну и что? Ты сейчас тоже. - Ни сколько не смутившись ответствовала Аната. На эти слова я уже внимания не обратил. Усталость накатывала каменно, давила вниз. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Все - иллюзия. Все вранье. От начала и до конца. Мишура. Пыль. Морок. Я подошел к распахнутой двери. Развернулся на пороге, осмотрел еще раз разгромленную комнату. Окинул взглядом девочку в секунду из дорогого друга превра-тившуюся в сон. Сколько же было этих снов? И не сосчитать…

Прощай… - Произнес в пол голоса.

Ты обещал ждать! - Топнула ножкой Аната.

Хорошо. - Словно в бреду ответил я. - Это нетрудно - ждать. - Я вышел и прикрыл за собой тяжелую дверь. - Труднее верить - Это я сказал уже в коридоре. - Вопреки все-му. Верить.

Доспехи действительно лежали рядом. Наспех сваленные в кучу. Слуги чувствуют настроение своих хозяев более тонко чем самые верные домашние животные. Никто бы не рискнул сложить мои вещи аккуратно. Я теперь враг хозяина дома. Я теперь и их враг. Но кто враг мой? Я коснулся повязки на лбу. Пьянея от ярости, сорвал шелковую ткань и бросил под ноги. Даже враги здесь - иллюзия! Даже враги!

Я втиснулся в панцирь. Нахлобучил на голову шлем. Привязал маску. - Пусть никто не видит моего лица. Пусть никто не видит боли! Пусть никто не видит слез…

Катана сама нашла заплечные ножны. Вошла в них легко, шипя словно ядовитая змея. Я шевельнул плечами - не жмет ли где ни будь ремень. Восстанавливая рефлексы потянул из меч из ножен снова. Он блеснул передо мной зеркалом, описал широкий полу-круг, со свистом рассек воздух и крутанувшись вокруг кисти, вернулся в ножны. Рука слушалась вполне удовлетворительно. Я опустил плечи, выдавливая из легких остатки воздуха. Затем выпятив грудь набрал его по самое дно диафрагмы. Голова закружилась от чрезмерной аэрации крови. Но это не страшно. Головокружение быстро пройдет, а переиз-быток кислорода в тканях будет весьма к стати. Скоро мне потребуется от моего тела все на что оно способно. Умирать красиво тоже нужно уметь.

Намеренно печатая шаг я двинулся к выходу. Скрываться смысла не имело никако-го. Я не хочу победы “как ни будь”. Я не вор. Я воин! Я МАСТЕР! Пусть слышат все, что я иду. Пусть все знают, что я Иду Своим Путем.

Какая то из дверей, по моему в кухню, закрылась внезапно пряча чье то испуганное лицо. За тяжелыми створками послышался грохот роняемых кастрюль. Я усмехнулся. Чу-жой страх оказался неожиданно приятен.

Я вышел во двор и зажмурился на секунду. Дневной свет был слишком ярок. Про-моргавшись, я окинул взором предыдущее место битвы. Шансов на победу было немного. Если не считать Грема, торчащего каменной глыбой в центре вытоптанного до гранитной твердости двора, то потенциальных врагов насчитывалось еще десятка четыре. Похоже, что поглазеть на поединок собрались все население усадьбы, начиная от подпасков и заканчивая мажордомом. Вооруженные кто чем, по отдельности они не представляли опас-ности. Вместе были неуничтожимы. Половину я бы положить смог, но кто ни будь все равно сумел бы зацепить меня камнем серпом или косой. Раненый противостоять им я был бы уже не в силах.

Я спустился с лестницы и прошел сквозь образовавшийся в толпе проход в центр живого круга. Подошел к Грему и склонился перед ним в поклоне. Но взгляда от его лица не отрывал. Это правило вколотили в монастыре намертво. Потерял противника из виду - погиб.

Грем сдержанно приветствовал меня ответным поклоном. Его шлем еще не был над-винут на лицо и я видел насколько трудно ему сдерживать себя. Ай-я-яй. Где же твое хладнокровие, солдат? Нельзя поддаваться ненависти. Она слепит. Она заставляет делать ошибки. Ошибки грубые и фатальные большей частью. Но я не стану убивать тебя. Мне хочется подарить тебе жизнь. Пусть об этом знаю только я. Пусть я тысячу раз не прав. Пусть ты умрешь вместе с этим солнцем, небом и слугами. Но умрешь позже. Даже час жизни это все таки жизнь. Ты фантом, но ты чувствуешь боль. Ты радуешься и грустишь. Ты достоин этих минут торжества. Ты заслужил право на свою победу.

Грем сделал шаг назад. Надвинул шлем на лицо. Хищно вытащил из ножен меч и без паузы рванулся мне навстречу. Я ушел с линии атаки, одновременно потянув из-за спины катану. Ударил не сильно, стараясь не причинять смертельных ран. Медный наплеч-ник, скованный каким то подмастерьем был действительно не очень прочным и лезвие острое настолько, что им можно было разрубить в падении легкий шелковый платочек, легко рассекло его надвое.

Из пореза тонкой струйкой брызнула кровь. Похоже я перестарался. Нужно быть ос-торожнее. Вооружение легионера хорошо в сомкнутом строю фаланги, но в поединке, катана в тысячу раз опасней.

Гремлин резво отскочил, зыркнул на меня сквозь прорези шлема и что то громко гаркнув ринулся в атаку снова. Выставил перед собой большой круглый щит, надеясь сильным ударом сбить с ног. Парировать атаку оказалось нетрудно. Сделав шаг в сторону и развернувшись полукругом я обрушил катану на голову спрятанную в добрый шлем. Грем почувствовав опасность, за миг до удара успел наклониться и острая сталь лишь отсекла его ярко алый султан из крашеного конского волоса.

Грем удивленно вскрикнул и отскочил назад. Атаковать я не торопился. Ловил кра-ем глаза возбужденную толпу, осколки неба над нею. Этот мир скоро умрет и мне хотелось толику его унести с собой. В реальном мире нет такой сказочной красоты. Столь высоких гор и такой пронзительной синевы над ними. Он прост и неярок, но он был моим миром и я уже ощущал желание любить его. Пока только желание, но наверное желание любить это есть любовь. Я смогу полюбить его снова и научусь вновь наслаждаться им.

Мой противник снова атаковал. Я замешкался на миг и он почти ударил меня щитом. Опрокинувшись назад и сделав кувырок, я снова вскочил на ноги. Грем старался сократить дистанцию и я это понимал. В обнимку драться длинным мечом практически невозможно, а его короткий клинок легко разрубит меня пополам.

Грем отступил и спрятался за щит, восстанавливая дыхание. Все таки он тратил слишком много сил. Негодование отнимало у него энергию. Я решил ускорить дело. Сделав широкий шаг двинулся вперед и в полу приседе нанес горизонтальный удар под срез щита. Клинок дробно тренькнув отсек добрый кусок бронзовой полосы, пущенной по краю щита.

Вот так! Это красиво. - Мелькнула в голове шальная мысль. Грем на секунду опе-шил, но не испугался. Яростно выкрикнув ругательство он ринулся в атаку снова. Я пропустил его вперед и рубанул что есть силы сзади. Панцирь его был крепок и даже сталь моего меча не могла бы с одного удара рассечь доспехи.

Грем двинулся вперед. Он понимал, что его попытка изготовиться к бою сейчас же когда я абсолютно готов к атаке лишит его головы. Он начал изготовку к фронтальному бою только когда почувствовал, что дистанция достаточно велика. Я предугадал его дейст-вия и двинулся вперед. Поединок нужно было завершать. Публика была удовлетворена. Она ждала развязки, а я все не решался подставить себя по удар. Все таки боли я боялся больше чем самой смерти. Нужно было придумать такое, что бы Гремлин убил меня быстро и не очень болезненно.

Идеальный вариант - отсечение головы меня не устраивал. Еще не хватало, чтобы мою бедную голову таскали в чересседельнике и демонстрировали публике, как трофей.

Все таки странно и печально, что так часто Врата, связывающие Отражения Перево-площений являются не чем иным как смертью. Наверное страх перед нею и является тем испытанием, которое нужно пройти, для того, чтобы обрести себя снова в мире реальном. Хотя нет. Не страх перед смертью, а страх потерять жизнь, эту жизнь. Это особая, сверх-изощренная форма отказа от этих миров. Наверное так будет точнее всего.

Пора - Я потянул меч широким полукругом усиливая мощь удара разворотом корпу-са. Нельзя применять этот прием при атаке, когда противник стоит к тебе лицом и держит оружие на изготовку. Грем оказался сообразительным малым. За ту долю секунды когда перед его глазами мелькнула не защищенная доспехами спина, он сделал выпад и рубанул снизу вверх наискось рассекая почку, позвоночник, дельтовидную мышцу спины. Похоже, что досталось и легким - секунду спустя к горлу подкатил комок неудержимого кашля. Легкие стали заполняться кровью. - У меня не больше тридцати секунд - пронеслось где то на задворках сознания. - Десять, девять, восемь… - Я успел еще показать своему против-нику “мельницу”, очень эффектную атаку, но у меня уже не хватило сил сделать завершающий выпад и отрубить ему в назидание остатки красного султана на шлеме. Голова закружилась, перед глазами поплыли красные круги, ноги перестали вдруг держать и я упал на одно колено. - Черт! Нужно попробовать ударить хотя бы еще раз… - Но уда-рить не получилось. Все на, что меня хватило, это подняться на ноги и изготовится для удара. Я ослабел как-то сразу. Без перехода. Сознание померкло и я рухнул навзничь больно ударившись затылком о ссохшуюся в камень землю. Я еще помнил, что ветерок вдруг ожег потное лицо прохладой, - Наверное маска сорвалась с креплений - подумал я и провалился в привычно серую свинцовую, тяжелую муть, в которой тонешь словно в тря-сине и в растянутый в истошном вопле рот уже льется вязкая гадость и уже не можешь дышать и сердце бухает в последний раз и тусклая искорка сознания все слабее мечется среди багровых теней и наконец угасает совсем.

Я себе врал. Умирать страшно. Умирать страшно всегда. Трудно, больно с сединой и инсультами, но привыкаешь к смерти чужой. И даже проскальзывает где-то гаденькое от которого немыслимо стыдно - “Не я”. Но к собственной смерти привыкнуть нельзя. Она с каждым разом все страшнее. Страшнее от того, что перестаешь верить, в то что не оста-нешься здесь в сладком безвременье и беспространстве, где никто и никогда не будет искать твоей погибели. Никто и никогда не спросит с тебя. Никто ничего и никогда не по-ставит тебе в вину. Рай не яблоневая роща над облаками, не галльское гульбище Валгал-лы. Рай - это покой, это тишина, это осознание того, что нечего терять потому, что лишен всего. Сладостью и негой страшна смерть. Искушение ее бесконечно. И остается последнее - желание ему противостоять.

Я рвался из тягучего, липкого, нежного, покойного ничто с ожесточением обречен-ного, бешенством и злобой собранными по капле за все свои Перевоплощения и когда, показалось, что сил осталось только на один рывок тьма стала приобретать краски. Рас-ползлась фиолетовой в кровавых прожилках требухой, дала почувствовать себя, дала себя осознать и подчинить.

Я болтался матерясь и рыдая в протаявшей золотой россыпью пустоте над опосты-левшим глобусом Викенда, поворачивающегося неторопливо словно само мироздание, расчерченного изломами радиальных линий, безмолвно шепчущих привычное: Как там у вас? У нас тепло. А у вас? - У нас слякоть. - В сердце потекло злорадство. Я сорвался в хохот. Дикий спазматический смех, больше похожий на икоту чем на выражение облегче-ния и радости.

Вы! - Орал я в пустоту. - Вы! - Орал я Зеркалу, тем кто был к нему подключен и ждал метаморфоза. - Оставьте душу себе! Она дороже конфетти и хлопушек! Она единст-венное что у вас есть! Не разменивайте ее на сны! Здесь все ложь! Даже вы сами!

Викенд не реагировал. Да и с чего он будет реагировать на одинокий вопль Оборот-ня, заблудившегося среди собственных отражений, уже потерявшего способность к Перевоплощениям, завершающего свой Путь с ценностью для этого мира в стреляный патрон - значимый лишь тем, что сделал, но уже без возможности это повторить?

Вы… - Простонал я, с ужасом осознавая всю бессмысленность попыток предупре-дить, остановить, уберечь.

Пусть ваш Путь будет коротким… - Выдохнул я затихая. Пауза была просто необхо-дима. Взбудораженное сознание должно было обрести хотя бы видимость равновесия. Я расслабился и зашорил восприятие. Не хотелось ничего и никого видеть, не хотелось ни принимать решений ни определять задач. Эмоции должны были улечься. Перекипев пре-вратиться в некий стимул, позыв, цель и тогда я смогу сделать следующий шаг насколько бы он ни был тяжел. Сейчас мне нужно было всего пять минут, минута, миг. Всего лишь перевести дыхание для того, чтобы принять свою победу и понять чем я заплатил за нее.

В сознание лезли картинки, звуки, запахи. Словно пьяный в драбадан монтажер нарезал киноленту метровыми кусками и теперь хохоча смотрит на то что получилось ис-пользуя мой череп как экран для своего проектора.

Атилла летел в длинном прыжке целясь в горло, роняя слюну, подобрав язык, чтобы ненароком не откусить его себе самому. Пенорожденная замерла в блаженном экстазе на разорванной в клочья постели, облизывала парящую кровавую пену с губ мертвой головы Алексиса. Гремлин в тысячный раз с упоением писал в огромной тетради одну и ту же фразу: “Еду с гостем…”. Безумно хохотала Ру и время от времени дула в раковину, прыгая с волны на волну на спине огромного кита - убийцы. И все это накручивалось как снежный ком обрастая новыми красками, переполняя, останавливая дыхание, готовое разорвать меня изнутри и сквозь эту мешанину вдруг проступило чистое белое лицо с буйными смо-ляными кудрями волос, огромными серыми глазами под аккуратными бровями вразлет. Как глоток чистого воздуха. Губы шевельнулись.

Ты обещал…

Что? - Не сразу понял я.

Ждать…

Ждать?

Да…

Я жду.

И верить.

Но ты же сон, иллюзия… - Брови нахмурились. В уголках губ замерла обида.

Но ты обещал…

Я помню. - И снова пестрый калейдоскоп лиц, звуков, запахов, сворачивающийся в золотой шар, уплывающий вниз, замедляющий вращение до медленного, достойного, важ-ного. В запале я перестал контролировать себя и в сознание снова вполз Викенд со всей своей неторопливостью и равнодушием.

У-у-уф-х-х… - Мне показалось, что я расслабляясь выпустил из легких воздух. Я с трудом, но выполз из охватившего меня безумия и теперь готов был действовать. Я попро-бовал двинуться вперед-назад, влево-враво - получилось. Этот мир все еще подчинялся мне и принимал меня.

Банза-а-а-ай! - Закричал я с отчаянной веселостью и разогнавшись влип в золотой пузырь. Он нехотя прогнулся, подаваясь и начал разматывать меня в тонкий ломаный штрих складывая его с тем который здесь был, который здесь жил, который еще был полон надежд и неведения. Один к одному, но вывернутый наизнанку.

Вспышка бездонной синевы ослепила меня. Я задохнулся от обилия кислорода, вдохнув полной грудью, голова закружилась и я неловко свалился на бок. Прикрыл глаза. Полежал минуту отдыхая. Открыл их и слепо уставился в небеса. Солнце поднялось уже достаточно высоко и жарило сверху словно окно мартеновской печки. Я вытянул длинную шею и огляделся кругом.

Каменистый пейзаж. Скальные обломки пополам с заболоченными озерцами, лужа-ми из которых торчали небольшие рощицы хвощей и папоротников. Где то вдалеке я видел парочку птеродактилей, патрулирующих свою территорию. Мираж. Иллюзия. Сны. Где то здесь бродит Вустер последний Хранитель моего Пути. До возвращения в реальный мир оставался всего один шаг, но Бог мой как же он был труден.

Я поджал под себя длинные мощные ноги, оперся о землю хвостом и встал. Перед-ние лапы были очень коротки и скорее являлись рудиментарными отростками, которые через несколько десятков поколений отомрут совсем за ненадобностью. Единственное на что они годились это на то, что позволяли изредка почесаться, если в складки шкуры за-бирался какой ни будь паразит. Хотя в общем и это у них получалось очень плохо. Диапазон их действия был очень невелик. Средним когтем я с трудом доставал до глаза. Морду приходилось чесать о стволы папоротников или о камни. Ничего не попишешь в этом Перевоплощении я был тиранозавром. Огромным хищным ящером, которому не было равных по мощи оснащенности и тупоумию во всем юрском периоде. Ну, что же, видимо, так было угодно судьбе. Она распорядилась одеть меня в звериную шкуру еще один раз. Теперь уже последний и разрешила побродить по этому странному, жестокому, простому и прекрасному миру. Сохранить его в памяти. Может быть мне будет позволено вернуться сюда. Хотя, той щенячьей радости, которую я испытывал вначале уже не будет. Привлека-тельны тайны. Веб их больше не имел. Я знал их все, он раскрыл передо мной все карты и я убедился, что в них очень не много стоящих и совсем нет козырей. Может быть я вернусь в Веб, но уже просто Гостем, каких в нем становится все больше. Они свободны и не под-вержены трансмутациям, метаморфозам и не имеют непреодолимого влечения к Перевоплощениям и постоянному присутствию в Мирах Веба. Я буду Гостем и буду прихо-дить когда захочу и уходить когда захочу.

Я не спеша шел вперевалочку вдоль гряды навстречу со стариной Вустером, кото-рый должен был убить меня прекрасным ударом своего, смертоносного хвоста. По обратную сторону гряды где то бежал молодой стегозавр, который тоже был мною. Он-я шествовал еще только по второму кольцу Перевоплощений и был полон надежд и неведе-ния. Я в отличии от него знал, что такое Путь и подходил к финишу с душой в которой уже не осталось места ни любви, ни жалости, ни состраданию. Усталость заполнила ее всю и проблески активных эмоций страха, ненависти, возбуждения лишь оттеняли всю ее глуби-ну. Словно кленовый лист упавший на поверхность лесного озера своей подвижностью и яркостью лишь подчеркивает насколько глубока и мертва под ним вода.

Топливо на котором работает душа - надежды. Каждое из преодолений, каждое страшное испытание выхватывает из небольших запасов душевного топлива огромные куски и настает момент, когда уже не хочется ничего. Ни славы, ни денег, ни любви. Про-сто покоя. Мне хотелось покоя.

Я увидел Вустера, издалека. Он не узнал меня да и не мог узнать. Я был его врагом. Смертельным врагом. Я был его кошмаром. Увидеть сквозь шкуру хищного зверя старого товарища он разумеется не в силах. Вот так. От плюс до минус бесконечности. Середины не бывает. Я не знал понимает ли он, то что его мечтам не суждено сбыться. То, что его мир исчезнет вместе со мною, и то, что виновник этого я. Я не хотел, чтобы у него сложи-лось обо мне неправильное мнение. Я не настолько ужасен насколько может показаться. А так ли? Чем отличается смерть фантома от смерти реального существа? Для него этот мир также реален как для меня старушка Земля. И то что я их создал не может освободить меня от ответственности за их жизнь. За их любовь. За их смерть. Кто дал мне право пригово-рить к небытию Вустера, Грема, Ру? Кто?!

Мороз побежал по коже. Я вдруг понял, что не испытываю ни малейших угрызений совести по этому поводу. Важно только обозначить, а дальше просто. Этот - еврей, а их мы не любим. Этот - мусульманин. К стенке иноверца. Это - фантом. Вон их из жизни. Потому, что мешают. Потому, что с ними трудно. Потому, что слишком честны, а это ложь. Не быва-ет. Не может быть. Не хочу, чтобы так было. - Я стиснул челюсти. С шумом и клокотанием втянул ноздрями воздух. - Нельзя сомневаться. - Дикий рык вырвавшийся из глотки обру-шил с пригорка несколько камней. Сомнения - погибель. Нельзя воевать за обе армии сразу. Я напружинил задние лапы великолепно приспособленные для быстрого бега и в припустил сто есть духу по каменистой осыпи.

Я настиг Вустера и атаковал сразу без предисловий. Мне нужно было заставить его сопротивляться. Очень нужно. Заставить его защищать этот мир и себя в нем. Только так я смогу пройти последние Врата Пути.

Я придавил его грудь к земле и держал так пока инстинкт самосохранения не заста-вил его драться. Вустер среагировал даже быстрее чем я думал. Он вырвался из под лап и ударил по ним хвостом. Трудно было не поддаться искушению попытаться избежать атаки. Мой инстинкт самосохранения тоже работал и я сделал неловкое движение, пытаясь под-прыгнуть и избежать атаки Вустера, но все же его хвост с шестью великолепными бивнями на конце сильно ударил по левой ноге и порвал сухожилие. Теперь уже скоро - подума-лось мне. Я щелкнул пару раз над его головой пастью так, чтобы он слышал как смыкаются мои зубы. Вустер, хороший малый, он разумеется, все сделал как нужно. Приподняв свой могучий зад и отведя хвост в сторону он потащил его по нисходящей увеличивая и без того большую скорость движения хвоста его тяжестью. Я ждал. Странно, что за эти мгновения пока один из бивней не воткнулся мне в брюхо, разорвав шкуру и пронзив печень, я успел подумать о многом. О его судьбе, о своей, о проблемах мироздания и прочих пошлостях о которых принято думать перед смертью, пусть и виртуальной.

Когда темная почти черная венозная кровь забила из раны дымясь как азотная ки-слота, я отошел в сторону, развернулся и побрел по тропе, по которой Вустер ходил со своим семейством не одну сотню раз. Теперь все. Больше Перевоплощений не будет. Это последнее. Я упал на бок. Странно, что в таком большом теле так мало крови. Понадоби-лось всего пятнадцать минут, чтобы силы покинули меня. Глаза заволокло туманом. Проваливаясь в небытие я все же успел различить на фоне шумов этого умирающего мира радостное поскуливание стайки трупных ящеров. Скоро они примутся за меня. Ну что же, хоть на что то сгодиться одно из моих тел.

– Два… один… ноль… Разряд! Два… один… ноль… Разряд! Пульс?

– Пульса нет!!

– Качайте еще!! Качайте мать вашу!!! Четыре кубика адреналина прямым введением в сердце!!! Два… один.. ноль… Разряд! Пульс, сестренка?

– Пульса нет!

– Увеличьте напряжение до двухсот вольт! Два.. один… ноль… Разряд!!! Ну парень давай… Давай… Тебе еще жить и жить…

Старый совсем седой врач - реаниматор боролся за мою жизнь яростно как будто вытаскивал с того света своего сына. Я лежал на операционном столе с развороченной брюшиной из которой торчал целый частокол медицинских инструментов, закупоривающих крупные сосуды.

Скорую помощь вызвала соседка, милая старушенция, которая заходила иногда ко мне якобы посмотреть телевизор. Свой у нее давно сломался и она не спешила починить его оставляя повод заходить ко мне всякий раз, когда ей становилось невыносимо одиноко. Ее муж давно умер, дети разъехались и беседы, которые мы вели оногда длинными вече-рами были единственным утешением ее старости. Она была еще крепкой, той старой закалки бабкой, которая таскала на себе в голодном сорок седьмом году бороны, посколь-ку в колхозе не было лошадей. Ее не удивили лужи крови на полу по пути моего бессознательного путешествия из кабинета в прихожую. Она видела и не такое и сориен-тировлась очень быстро. Набрав ноль три и покрыв натуральным мужицким матом диспетчера, вызвала бригаду реаниматоров. Да пригрозила еще, что если они не появятся в течение получаса, то она дойдет до генерального прокурора, но все таки посадит за решетку начальника смены за нерасторопность. Потом она завернула в вафельное поло-тенце кубики льда и затолкала этот комок в рану. Холод уменьшил кровотечение и дал мне пару дополнительных минут жизни, которых могло бы и не быть не будь Алефтина Федо-ровна столь опытна и деловита. Она села на пол в прихожей, положила мою голову себе на колени и каждый раз, когда я закатывал глаза, теряя сознание, материлась изощренно и совала мне под нос целый ком ваты обильно смоченный нашатырем. Волей не волей при-ходилось возвращаться к жизни и корчить противные рожи отворачиваясь от запаха, которым, как мне казалось, я провонял уже весь с головы до пяток.

Она сдала меня бригаде скорой помощи с рук на руки как младенца и еще долго стояла у подъезда в окровавленном домашнем халате из фланели, наверное молясь про себя и выпрашивая у бога для меня еще три-пять десятков лет жизни.

Сердце остановилось уже в операционной, когда не опытный анестезиолог дал чрезмерную дозу обезболивающего не сделав скидку на большую кровопотерю.

– Слишком большая потеря крови. Слишком большая. Физраствор! Добавьте еще двенадцать кубиков! - Он оттянул мое веко и посветил пальчиковым фонариком проверяя реакцию мозга. Наверное зрачок сузился от яркого света как ему и положено. Врач оска-лился.

– Не-е-е-ет. Ты еще на мою могилку цветы носить будешь!

– Триста вольт!!! - заорал он. - Два… один… ноль… РАЗРЯД!!! - мое тело выгнулось дугой, руки сведенные судорогой дрогнули. Запахло паленым мясом.

Пульс!!! Сестренка пульс?!

Есть, Антон Николаевич! Есть! - Молодая ассистентка радостно смотрела на монитор на котором испуганно подпрыгивая заметался зеленый лучик.

Так то!!! - Рявкнул врач. - Думал сбежать! Нечего к Богу за пазуху проситься до-преж времени! Ты еще свои грехи отмолить должен! Эк-ка, выдумал! Годы, брат твои не те, чтобы себя хоронить! - Он мотнул головой и придвинулся к Антонине лицом. Та удивленно вскинула брови, но через секунду сообразив, выхватила прижимом из лотка кусок марли и промокнула хирургу лоб. - Щаз! Отпустили мы тебя. - Не унимался он. - Тебе еще сынов родить да на ноги поднять да внуков в зад целовать. Вся жизнь впереди - Он нагнулся над раной и поморщившись отвел в сторону надорванный лоскут брюшины. - Я брат. Таких молодцов по кускам собирал, что тебе и беспокоиться не о чем. - Он тревожно посмотрел на ассистентку. Проговорил почти шепотом. - Чем его, Антонина? - Та придвинулась вплотную и зашептала на ухо жарко. - Соседка его в квартире таким нашла. Может воры или разборки какие? - Он с сомнением покачал головой. - Это что, бандиты теперь с копь-ями квартиры обирать лазят? На нож то не похоже. Словно кол осиновый кто вколотил. - Сестра пожала плечами. - Может пытали, Антон Николаевич? Мафия? - Врач поморщился. - Типун те на язык, Антонина. Мафия, скажешь тоже. Да и кто же при пытках сразу на-смерть убивает? Ногти рвут да утюгами палят. - Он вздохнул глубоко. - Ну ладно, хватит трепаться. С того света парня вытащили, теперь давайте ему на этом годков добавим. - Он взял из руки сестры споро предложенный скальпель и осторожно, почти нежно сделал разрез.

Сознание приходило медленно с тяжелой головной болью, тошнотой и головокруже-нием. Лежать с закрытыми глазами и ощущать мучительные приступы рвоты, которые вызывали в подреберье еще большую боль было невыносимо. Я разлепил веки и оглядел-ся.

Механизм, в котором я лежал спеленатый бинтами словно древняя мумия, был по моему мнению шедевром изобретательности нашей небогатой медицины. Сваренная из арматуры и водопроводных труб, тщательно выкрашенная белой масляной краской, конст-рукция размещала на себе целый бар склянок с лекарствами, которые по прозрачным трубкам стекали куда то мне под одеяло, тросиков, поддерживающих мою нацеленную в потолок ногу и грузов, которые эти тросики тянули в разные стороны. Из под одеяла тор-чали еще несколько разнокалиберных трубок и спускались под кровать.

Дренаж - всплыло из глубин памяти слово выхваченное из каких то медицинских справочников.

Я шевельнулся, решив узнать, что от меня все таки осталось. Мышцы бедра качнули грузы и они возмущенно завизжали плохо подогнанными роликами на тросах, давая по-нять, что будет лучше, если я останусь некоторое время недвижим. Я не унимался. Попытка вытащить из под одеяла руки успехом увенчалась, но имитация энергичного ру-копожатия не удалась. Пальцы едва шевельнулись.

Вустер постарался на славу. Он разрубил меня своим хвостом почти пополам. По-следние Врата третьего Кольца Перевоплощений были не чем иным как смертью, ставшей если не менее страшной, то уже преодолимой. Врачи меня подлатали, но, по видимому, на ноги я встану еще не скоро.

Мне не было жаль Хранителей поглощенных Тьмой. Я не мучился угрызениями со-вести от того, что уничтожил их, решившись на поиски Безымянного Зеркала. Я заплатил за свою свободу. Заплатил сполна. Они были лишь иллюзией, и остались там где им поло-жено быть - в снах. Я победил и победил честно, но плотный шершавый ком тоски упрямо стоял в горле оставляя неослабевающее ощущение незавершенности, неосознанной и поэтому тяжелой утраты.

Я моргнул стыдясь скопившейся под веками влаги. Я чего я от своей победы ждал? Фанфар и орденов? Школьников с цветами, толпящихся у дверей палаты, отпихивающих друг друга для того, чтобы посмотреть в замочную скважину на героя? Строчки в “Комсо-молке”: “За самоотверженность и отвагу… За беззаветную преданность… Указом президента… Награжден…”? Восторженных девочек на перроне?

Да! Именно этого! Боль распознанная становится преодолимой, но от этого не менее тяжелой. - Я перевел дыхание и отвернулся к окну. Тяжелая мутная капля стекла ресниц и утонула в серой от автоклавов больничной наволочке.

Победа только тогда победа когда она для всех. Свобода только тогда свобода когда есть для кого ею жертвовать. Я победил, но накой дьявол сдалась мне эта победа? Зачем мне свобода, если мне не с кем ею делиться? - Додумать мне не дали. Дверь распахнулась глухо крякнув от неожиданности и в проем вплыла процессия состоящая из десятка белых халатов, такого же количества стетоскопов и шапочек. Обход - с ужасом подумал я. Когда то на заре своей юности, я с какой то пустяковой болячкой угодил в больницу и подобной бело-халатной процессии боялся больше всего на свете. После него всегда приходила молодая симпатичная сестра с которой я бы лучше на танцы сбежал, а мне приходилось, краснея до корней волос, оголять перед нею свой зад.

Ну, герой, как самочувствие? - Произнесла та что пониже с пышными седыми усами. Присела на кровать и ухватилась за запястье.

Честно? - Хамнул я.

Ну…

Вчера было лучше. - Врач заулыбался, собрав в лучики морщины вокруг глаз и не сдержавшись рассмеялся в голос.

Нет вы посмотрите на него! Веселится! Вчера! Да ты неделю между этим и тем све-том прогуливаешься. Как ты дорогу не перепутал ума не приложу. Держит тебя здесь что то. Крепко держит. На вот. - Он опустил руку в просторный карман халата и вытащил пластиковый обмылок мобильника. У меня от удивления глаза едва не вывалились и орбит.

Занятная вещь… - Смутился врач. - Жаль себе такого позволить не могу. В рубашке твоей лежал. Кастелянша говорит трезвонит круглые сутки - людей пугает. Забери пока. - Он положил на его на одеяло подсунув под скрюченные пальцы. - Пару дней еще здесь поскучаешь, а потом тебя в общую переведем. - Я удивленно завертел головой. В палате стояли еще три аккуратно застеленные кровати с похожими на мой механизмами прочно привинченными к спинкам.

А можно вопрос, доктор?

Ну? - Вкинул кустистые брови, уже собравшийся уходить хирург.

Почему я здесь один?

Хм… - Задумался он на секунду. - Здесь, понимаешь ли болеют недолго. Либо туда - Он ткнул пальцем в потолок - К живым. Либо того… Гхм… Наоборот, то есть.

К живым… - Эхом откликнулся я.

Знамо дело, лучше к живым. - Отозвался врач. - Ты этот день запомни. Родился ты заново сегодня, сынок. - Я скривился.

Не в первый раз, доктор…

Гкхе… - Не понял врач. Нахмурился вспоминая не бывал ли я среди его пациентов. Потом положил шершавую ладонь с изъеденными сулемой ногтями мне на лоб и, обраща-ясь к персоналу, озабоченно проговорил. - Глюкозы добавьте и лювеналу на ночь, чтобы спал крепче. Заносит парня. - Больше не говоря ни слова вышел из палаты. Кроме меня у него было наверное еще несколько десятков пациентов каждому из которых нужно было сказать, что то ободряющее. Вспомнил его слова. - Неделю между этим и тем светом… - Да не неделю… А полжизни… Между… Этим и тем… - Я вздохнул глубоко. Выдохнул, успокаи-ваясь. Странно. Этот человек мне никто, ни брат ни сват, а с ним разговор словно костыль подмышкой - легче.

Он мне просто жизнь спас. - Всплыло вдруг осознание причины приязни.

Коротко тренькнул телефон. Не перевариваю любителей слушать в исполнении мо-бильника классическую музыку. Я с усилием сжал пальцами старенькую “Нокию” и поволок к уху.

Да… - Обозначил я свое присутствие в эфире. Трубка молчала. Молчала особенно. Молчала со смыслом.

Вас не слышно! Перезвоните! - Разозлился я и нажал сброс. Телефон затрещал че-рез секунду.

Алле… - Отозвался я снова.

Ты как? - Послышалось через паузу.

Спасибо, хреново - Рефлекторно отпарировал я. - А кто это?

Не узнал?

Не узнал. - Признался я.

Вот те раз… Два, три, четыре пять… Вышел зайчик погулять…

И что? - Ругнулся я озабоченно.

Да так. - Ответила трубка. - Остались от него рожки да ножки. - Диким восторгом подперло дыхание.

Аната. - Выдохнул я с улыбкой полного дебила на лице. - Ты где?

Здесь еще. - Потянулась пауза. Столь неожиданное заявление нужно было перева-рить. Жизнь научила меня в подарки не верить и я не верил. Или почти не верил. Очень хотел верить, но понимал, что это бессмысленно. Фантом никогда не сможет стать челове-ком. Не потому, что я этого не хочу, а потому, что… Потому, что этого просто не может быть!

И когда тебя ждать? - Совершенно неожиданно для себя спросил я.

А ты ждешь? - Осторожно осведомилась девушка.

Я же обещал. - Храбро отозвался я.

Значит… - Начала Аната и осеклась. Мои пальцы судорогой сжали телефон. На лбу выступили капли пота. Ощущение близости понимания ВСЕГО просто сводило с ума.

Аната, подожди… - Шепнул я в трубу. - Не отключайся прошу тебя. - Ответа на бы-ло. Я заскрежетал зубами. Я должен сказать ей. Должен сделать сейчас что то очень важное. Что то самое главное. Что то такое, что решит все. Ответить на все вопросы сразу. «Произнести пароль».

У вас продается славянский шкаф? - Бред.

Шкафа нет. Есть никелированная кровать. - Господи откуда это? - Я откинулся на подушки. - Помоги, Боженька, надоумь. - Ответ был где то совсем рядом. Я словно забра-сывал в океан своей памяти спининг с яркой блесной и крутил-крутил-крутил катушку, вытягивая лесу и чертыхаясь, менял блесну и швырял ее в океан снова.

«Найти ключ». - Скопом, ярко, проникая друг в друга, голося и слепя надвинулись выпуклые живые картинки: Огромный бородатый мужик вставляет в амбарный замок ви-тиеватое металлическое кружево. Водопроводчик с прилипшей папироской к нижней губе, меланхолично крутит гайки. - Хозяин, подмаслить бы… - И хитро щурится. То ли от дыма, то ли выпрашивает на пузырь. Лост задумчивый, грустный, в легком подпитии, протяги-вающий на ладони тонкое кольцо.

Здесь!!! - Взорвалось под черепом. - Где то здесь!!! - Забормотал слово отозвав-шееся ощущением просветления. - Ключ-ключ-ключ. - Я застонал. Запрокинул голову. - Мать вашу!!! Где? Ключ!!! Замок!!! Двери… - Меня шибануло ледяным ознобом. - ВРАТА!!! Она идет своим Путем… Она Идущий… А я? Я? - Я сел на постели и ошарашенно уставился перед собой. - Я Хранитель!!! Я Хранитель её Пути!!! Так?! Так! Я должен указать ей куда двигаться дальше. Я должен открыть Врата, но как? ВРАТА!!! Куда?! Где?! - Мне показа-лось, что я сейчас разрыдаюсь. Ответ был настолько близок, что не понять его казалось невозможным, но я не понимал. Не осознавал. Не чувствовал.

Скрипнула дверь. В щель просунулась знакомая усатая белоснежная шапочка. Каш-лянула вежливо.

Кричал, сынок? Может сестру позвать? - Округлила глаза. - «Между этим и тем све-том неделю. Как двери не перепутал? Ума не приложу.» - Вывалилась вдруг из подсознания фраза и упала сновно кирпич. Веско. Значимо. Глобально. - «ПУТЬ».

«Держит тебя здесь что то. Крепко держит.» - Рухнул следующий. «ВРАТА».

«Дом там где ждут.» - посыпался горный обвал. И я вдруг понял. Понял все. С на-чала и до конца. С первого и до последнего шага. Все кусочки головоломки легли рядом. Слились в одно простое до обидного понимание. Мне стало легко. Улыбка понятула губы, но страх опоздать превратил ее в дикий оскал. Я вцепился в мобильник что есть силы, рванул его к уху. Я ОТКРЫВАЛ ВРАТА ЕЕ ПУТИ!!! УКАЗЫВАЛ ДОРОГУ!!! УКАЗЫВАЛ ЕЕ ДОРОГУ К ДОМУ!!! И ПУСТЬ ЕЕ ДОМ БУДЕТ И МОИМ ДОМОМ!!! ПУСТЬ!!! Я Хранитель и я так хочу!

Заорал во весь голос. - АНАТА! РОДНАЯ! ЭТО ЗНАЧИТ!!! - В горло пролез спазм. Я едва его сглотнул, зашелся вдохом. - ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ТЕБЕ ТЕПЕРЬ ЕСТЬ КУДА ВЕРНУТЬСЯ!!! - Телефон хрюкнул и чужой женский голос сухо продекламировал. - Абонент временно недоступен. Пожалуйста перезвоните позже. - Шапочка в дверях удовлетворенно крякнула. Тряхнула улыбающимися усами и осторожно притворила двери. Я был благода-рен этому эскулапу до глубины души. Он прекрасно понимал, что заставить биться сердце, а легкие дышать - не значит спасти жизнь. Спасти жизнь - это подарить ее смысл. Помочь понять «зачем», «для кого», «ради чего». И следующий шаг в понимании происходящего заставил сердце снова биться учащенно. Этот врач. Он тоже стоит на границе миров. Он тоже Хранитель. И я не последний кому он укажет свою дорогу к дому. Я наконец нажал на трубке сброс и бережно положил ее на одеяло.

Камин в городской квартире - роскошь необыкновенная. И вовсе не потому, что это стоит денег, а потому, что это стоит времени. Открытый огонь недопустим по тысяче и еще одной тысяче инструкций и нужно иметь сверхизощренный ум и изрядную наглость, чтобы просить городские власти разрешить возвести это сооружение. Но камин был одним из моих самых сокровенных желаний, и поэтому я не жалел усилий на то, чтобы воплотить его в жизнь и мне это удалось. Как? Разговор отдельный и не своевременный. Но после того как “это” появилось в моей квартире, стали появляться традиции с ним связанные. Гости - это повод для того, чтобы разжечь в нем огонь и устроится с бутылкой хорошего вина сев на пол напротив и говорить. Говорить о многом. Сегодня у меня гость. Гость дорогой.

Пламя шипя и потрескивая весело гудело за решетчатой перегородкой. Осоловелый с пережору кот развалился перед огнем, подставив теплу круглое пузо и сладко урчал поворачивая голову то на один то на другой бок.

А ты варежкой шерстяной пахнешь. - Шептала Аната утыкаясь носом в густую шерсть Домино. Непривычное имя для кота, но вполне оправданное. Морда в черно-белую ляпку, похожая на костюм грустного клоуна навела на эту странную мысль, когда его ма-ленького принесли в подарок старые знакомые. Домино прищурился на гостью и со вкусом зевнул, извернулся кренделем уцепившись когтем за ворс, посмотрел хитро.

Ах ты лентяй… - Смеясь пожурила Аната животное, щекотнула его под челюстью. Животное вытянулось в струну требуя ласки еще и еще, тарахтело как хорошо отрегулиро-ванный движок.

Я тихо опустился на ковер рядом и долил вина в пузатый бокал. Оно перехватило отблески пламени заиграло карминно-алыми сполохами.

Аната взяла бокал. Посмотрела сквозь него на огонь. Поднесла к губам и прикрыв глаза, сделала длинный глоток.

Ну как? - Осведомился я.

Годится. - Улыбнулась девушка. - Твой мир не так уж плох. - Я ободренный кивнул. Замолчал надолго разглядывая ее во все глаза. Они отличались. Та Аната и эта были уди-вительно похожими, но все же разными. От бесшабашной девочки остались огромные в пол лица серые глаза, очаровательный вздернутый носик, красиво очерченные губы и буйные кудри. Остальное было другим. Нет не чужим. Она просто повзрослела. Угловатость движе-ний подростка превратилась в уверенную пластику сформировавшейся юной леди. Даже не самая дорогая одежда - вытертые джинсы ковбойка и кожаный жилет смотрелась на ней словно великое творение от кутюр. Она почувствовала взгляд, оторвалась от созерцания пламени и с улыбкой посмотрела мне в глаза.

Не веришь? - Она склонила голову на бок.

Не верю… - Отозвался я.

А если я тебя за ухо укушу?! - Знакомые чертики заплясали в глубине ее глаз. Я сторожко отодвинулся. Нахмурился притворно.

Загрызешь насмерть… - Она знакомо махнула рукой. - Я знаю. Твой мир второй по-пытки не дает. - Я понятливо кивнул и без перехода задал вопрос.

Марго тоже ты? - Она поднесла бокал к губам, сделал глоток, поставила его на ко-вер, наморщила выпуклый лоб.

Не совсем…

Как это?

Понимаешь… - Она согнула колени и положила на них подбородок. - Я всегда была рядом. Марго, Дэлф, Осьминожка… Все это я и одновременно не я… Вернее, лишь часть меня… Зеркала жестоки… - Я страдальчески сломал брови. Кому как не мне об этом знать? Она продолжила - Они не давали осознать себя. У меня и телесность то появилась только на третьем кольце твоего Пути. Ты сам создавал свои Перевоплощения. Двеллеры дописы-вали только детали. - Я согласно кивнул. Сделал большой глоток вина. Оно теплым шариком опустилось по пищеводу в желудок. Растеклось сотнями ручейков по телу. Аната продолжала. - Ты хотел любви и ты получал ее. Ты хотел врагов и находил их. Ты хотел друзей и кто то на твоем Пути мог им стать. Но…

Я хотел не только этого. Правильно? - Аната кивнула.

Правильно. Ты хотел чего то еще, но не мог сразу осознать, сформулировать, опре-делить. Это как картина которую пишут мазками. Вначале лишь ощущения. Форма приходит потом. Ты менял Перевоплощения, смешивал, комбинировал, что то добавлял, что то убирал. - Она запнулась собираясь с мыслями. - И в конце концов, получил…

Тебя? - Удивился я. Аната посмотрела на меня, улыбнулась.

Не нравлюсь?

Ну, что ты… - Смутился я. Потянулась неловкая пауза.

Получается, что я тебя создал? - Аната снова потянулась за вином. Глотнула зажму-рившись сладко. Потом открыла глаза посмотрела на меня со смешинкой.

Оставь Богу Богово. Создал Веб, а ты только придумал. - Она посмотрела в огонь. - Вот только меня об этом не спросил.

Я был готов обидеться. - А тебе не нравится быть?

Быть одной не нравится… - Она по прежнему смотрела на пламя. Я придвинулся ближе.

А со мной? - Аната молчала. Я молчал тоже. Доминоха, по видимому ощутив напря-жение, проснулся, выгнул зад дугой, выставил хвост свечкой и фланирующей походкой приблизился к нам. Мурлыкнул словно спросил разрешения и стал протискиваться мне под руку для того, чтобы устроиться на коленях. Все таки прорвался и развалившись выставил для почесывания круглый живот, хитро прищурил один глаз. Аната улыбнулась привали-лась ко мне, воткнула подбородок в плечо, протянула к коту руку и погладила белоснежную шерсть на его брюхе.

А с тобой нравится… - Прошептала в ухо. Я осторожно выдохнул, поставил бокал на ковер, перекрестился незаметно и мысленно поклялся, что буду кормить своего кота самым дорогим кошачьим кормом всю его долгую жизнь.