"Виктор Николаев. А помнишь, майор...("Записки афганца" #2) " - читать интересную книгу автора

скомканные Карабахом мозги. Местный Бродвей был полупустой. Сидевший у
бордюра малыш, уйдя в свой мир, созерцал процесс купания двух воробьев.
Забытая им сетка с хлебом лежала рядом в той же луже. Виктор с Ренатом шли в
гости к своему сослуживцу по Афгану Косте Никольскому. Там, на войне, Костя
был снайпером, снайпером-гастролером. То есть был прикомандирован к "Чайке"
из другой части и, исходя из профессиональных соображений, не задерживался
дольше одного месяца ни на одной из четырех баз. У него был свой стиль
работы, своя "клиентура". Стрелком он был высококлассным и никогда без
зарубок на прикладе не возвращался. Для любого времени года, суток и часа у
него была своя экипировка, которую он готовил настолько талантливо, что если
бы существовала фирма "Снайпер и К", она была бы лидером этого направления.
Это был весьма странный человек. При его безупречном мастерстве - мог
попасть белке в глаз ночью с завязанными глазами - его не очень уважали.
Даже, точнее сказать, не уважали совсем. Костя очень любил убивать. Его
такое желание как-то неуловимо, даже в Безбожное время, не стыковалось с
профессиональным предназначением других мужиков. Они тоже убивали, но
причины этих поступков и последующие осмысления расходились с Костиными на
180°.
Однажды он вернулся "пустой". Нет, не промахнулся, а просто "дух" не
появился. Костя весь вечер был злым. Не оттого, что допустил
профессиональную ошибку, а оттого, что не убил вообще. Он долго охотился за
"духовским" снайпером, работавшим по гарнизону с одной из четырех рядом
находящихся мечетей. Костю сюда впервые вызвали именно из-за этого. Стало
невозможно ходить из-за этих обстрелов, даже днем в туалет - ждали ночи. А
если уж прижмет, то в ямку за безопасной стеной. Самое сложное было в том,
что снайпер работал в минуты заунывного мусульманского пения. Это была
неподдающаяся, до невозможного осмысления, охота человека за человеком. Той
промозглой осенью Костя исчезал бесшумно и появлялся так, что никто не мог
засечь это время. Он высох, сутками молчал или просто лежал не шелохнувшись,
отвернувшись к стене. В гарнизоне "духом"-снайпером были убиты уже три
солдата и офицер. У народа при встрече с Костей замелькала тень недоброго
вопроса: "Когда?..".
При гибели четвертого мужики кучкой зашли к нему в комнату и встали в
дверях. Костя как всегда лежал к ним спиной.
- Костя, очнись! Давай поговорим. Может, куда врезать надо?
- В прошлый раз что-то такое было, так подняли одну 24-ку, "объяснили"
двумя заходами, что так делать нельзя - молчали до сих пор.
Костя не шевелился.
- Мы понимаем, что это мечеть,- пытались продолжить разговор мужики.
- Да долго валяться-то будешь?- пришедшие не на шутку завелись.
- Тьфу,- они плюнули в его сторону и грохнули дверью.
С этой ночи снайпер "загулял". Двое суток не вредили и с мечети. Его
иногда как будто замечали мелькнувшей тенью и вновь замершего на долгие часы
и слившегося с местностью настолько, что часовые, знавшие о нем, порой чуть
не наступали на него. Ребят разъедало любопытство и зудело нестерпимое
желание хоть покосить взглядом на необычную "романтическую" работу. Но их
настолько вразумительно ранее пресекли в этом плане соответствующие
структуры, что солдатик, скользнув мимо в зигзагообразном окопе, делал все,
чтобы выглядеть естественно безразличным. А на третьи сутки в шесть утра в
гарнизон бесшумно скользнул счастливый Костя. Без стука, с нехорошим