"Виктор Николаев. А помнишь, майор...("Записки афганца" #2) " - читать интересную книгу автора

имена навсегда врезаются в память. Иногда это лица, поступки. Порой веселые
случаи, типа застольного хохота: "А помнишь?..". Или заслуженно поднятый
вверх большой палец. Сидевший рядом Миша был законно награжден этим жестом.
Тогда Мишку подняли ранним рассветным утром, долго расталкивая, а затем
орошая его тело холодной водой.
- Миш, у КПП стоит понурый "дух" с такой же понурой лошадью, ничего
толком сказать не может, лепечет только одно слово "дохтар" и без конца
показывает дрожащими пальцами на кобылу.
Мишка, спотыкаясь и ежась мурашковым телом на пятой минуте, наконец,
попал в штаны. Стылая поздняя осень старательно мешала залезть в ботинки.
Стоявший на КПП старый дехканин, сутулый, с дрожащими губами уже молча,
увидев врача, стал показывать на пах кобылы. Его глаза блестели от слез.
Кобыле было лет шесть. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять -
у нее заболевание "по-женски". Мишка минут десять соображал, что у него по
этому случаю есть соответствующее. Дух мусульманским взором утонул во
взгляде врача.
- Заводи. Придешь через две недели,- вдолбил он на пальцах дехканину.-
Но за исход не ручаюсь.
Старик отдал Михаилу уздечку, как последней надежде. Сам он приходил
ежедневно и тихонько сидел довольно далеко от часового, с чалмой в руках,
безотрывно глядя в сторону гарнизона.
Через десять дней он держал в мокрых от постоянно вытираемых глаз руках
уздечку, надетую на морду капризно бьющей копытом подтанцовывающей кобылы.
Капитан довольно долго провожал задумчивым взглядом часто оглядывающегося и
кланяющегося старика. А ближе к весне его опять обливали для разбудки водой.
У КПП стоял счастливый хозяин кобылы с кожаным сосудом, полным кобыльего
молока. Мишка с друзьями обпились им за неделю вволю. А, может, случай с
этой кобылой был началом той тропы к его главному духовному экзамену и более
осмысленному в его пока недолгой человеческой жизни, когда Мишкину группу из
десяти спецназовцев после суточного скитания "духи" основательно придавили в
горах в центре Афганистана. Поставленная им трехсуточная задача была сорвана
через несколько часов после выхода. Тогда они растворились, как обычно,
ночью. Вляпались в нештатный случай ранним утром. Пути Господни
неисповедимы. При начавшем жарить экваториальном солнце спецназ споро
врезался в табунок овец и, главное, в пасущих их двух десятилетних
ребятишек. Баранов полулежа распинали, пацанов повтыкали головой в землю и
стали лихорадочно соображать, что с ними делать. Дети, чувствуя, что счет их
жизни решают минуты, оцепенели и находились в том состоянии, какое бывает у
сердца перед плахой.
Их оставили живыми, но путь следования и задача группы от этого были
изменены. Пробная связь со своей базой ничего не разъяснила ни той и ни
другой стороне. Теперь уже в группе было двенадцать человек. Пастушков,
расставив через два десантника, кляпами и конкретными движениями лишили
речи, и ходко потащили к себе домой. Но и "духи" к этому году войны умели
уже многое. Вычислив по переговору улиточный квадрат, десантников вынудили
сползать в безвылазную точку. За время подхода к этой пещере "духи"
четырежды зависали на пятках. От них, не теряя скорости, отбивались зло и
молча. После каждой скоротечной схватки количество бинтов убавлялось с
прикладов и прибавлялось на руках, ногах, плечах, головах. Убавлялись
патроны и гранаты. Пацанов (увы, война жестока) "выключили" из нормального