"Александр Никонов. Подкравшийся незаметно [U]" - читать интересную книгу автора

по любви... а он... Да я... без билета... под поезд брошусь.
Толстой плакал и сморкался в бороду. Иногда женщина грохала кулаком по
столу, тогда Толстой вынимал зеркало, долго смотрелся в него, после чего
жалобно спрашивал:
- Аня, ну скажи мне, Аня, разве я похож на русскую революцию?
"Как это все низко", - Раскольников вздохнул и вышел на улицу. Возле
кабака городовой драл уши мальчишке. "А любопытно, тварь он дрожащая или
право имеет?" - заинтересовался Раскольников. В этот момент Родиона окликнул
знакомый точильщик.
- Родя, ты, никак, опять за старушками собрался. Не сезон, вроде. Давай
топор поточу.
- Поточи, - согласился Раскольников.
- Эх, Родя, - разбрызгивая с лезвия искры, сокрушался точильщик, - все
беспутством занимаешься, студентствуешь. Лучше бы денег заработал.
- Ходил я нынче к Достоевскому. Просил взаймы. Не дает, собака, - хмуро
ответствовал Раскольников. Он умолчал, однако, что выйдя от Достоевского,
написал мелом в парадном: "ДОСТОЕВСКИЙ - КОЗЕЛ."
- Хватит или еще поточить? - спросил точильщик, протягивая топор Роде.
- Возьмет такая заточка старушку?
- Смотря какая старушка, - рассудительно ответил Раскольников, цвенькая
ногтем по лезвию. - Иную тюкаешь, тюкаешь... Особенно живучи процентщицы.
Очень прочная голова... Эх, да разве теперь старушки! Вот раньше были
старушищи, так старушищи! За полчаса не обтяпаешь.
- Вот и ладно, - сказал точильщик, - с тебя, Родя, три копейки.
- Три копейки, - раздумчиво повторил Раскольников и ударил точильщика
топором по голове.
Точильщик рухнул как подкошенный возле станка. Раскольников оглядел его
нищенскую, латаную-перелатаную одежду, худую обувь, мозолистые руки.
"Проклятое самодержавие", - подумал Раскольников.
...Узнав в Цюрихе про Раскольникова, Владимир Ильич вскочил, зашагал по
комнате, вцепившись большими пальцами в жилетку. Глаза его заблестели.
- Какой человек! Какой матерый человечище! - воскликнул он и, хлопнув,
Плеханова по плечу а потом по голове, заключил, - но мы пойдем другим путем.
Да-с, батенька. Мы сначала захватим почту и телеграф.
Так все начиналось...


Глава 1.

Алла Пугачева поскользнулась на обледенелости у подъезда и с маху
ударилась затылком о ступеньку. Удар был так силен, что женщина, которая
поет, даже не почувствовала боли. Просто мир вдруг лопнул и рассыпался
тысячью зеленых искр. За какое-то мгновение перед Аллой кинолентно
промелькнула вся ее жизнь, и наступила полная чернота - пленка кончилась.
"Сапожник! Сапо-о-ожник!" - затухающе донеслось откуда-то из тьмы.
Такое с ней было лишь два раза в жизни. В первый раз это случилось в
глубокой юности, когда худую, местами даже костлявую девочку еще никто не
звал Аллой Борисовной, а ласково называли Лелей, Аленой, Алкой-давалкой.
Дворник же Пантелеймон из их старого московского дворика отчего-то окрестил
девочку Глистушкой. Тогда, возвращаясь с радиостудии после ночного