"Наталья Некрасова. Исповедь стража ("Черная Книга Арды" #2)" - читать интересную книгу автора

маску. Тогда решился Мелькор изменить Музыку по собственному замыслу, не по
мысли Илуватара. И говорила песнь его: "Видел я Эа и иные миры, и прекрасны
они. Слышал я Мироздание, и слышу я нерожденный мир - да будет он прекрасен,
да украсится им Эа". И были среди Айнур те, что вторили ему, хотя и немного
было их. И Музыка Творения вставала перед глазами Айнур странными и
прекрасными образами.
Гордо и спокойно стоял Крылатый перед троном Эру, и взгляд его говорил:
я видел.
"Ты ничего не видел и не мог видеть!" - ответил взгляд Илуватара.
И увидели Айнур, что улыбнулся Единый. И вознес он левую руку, и новую
Песнь дал им, похожую и не похожую на прежнюю: радостной и уверенной была
эта музыка, и обрела она новую красоту и силу. Тогда понял Крылатый, что
музыка Эру творит мир, где Равновесие будет принесено в жертву
Предопределенности, и неизменный покой мира убьет красоту его. И зазвучала
вновь Музыка Крылатого - несозвучно песне Илуватара. И в буре звуков
смутились многие Айнур и умолкли. И Музыка Мелькора была - стремительная
черная стрела. И поднималась Песнь горько-соленой волной, и полынные искры
вспыхивали на гребне ее - над золото-зелеными густыми волнами музыки Эру
летела она ледяным обжигающим ветром, и вспарывала, как клинок, блестящую,
переливающуюся мягкими струнными аккордами глуховатую неизменность. И вот -
гаснет музыка Единого, и только бездумно прекрасный больной голос одинокой
скрипки эхом отдается в светлых чертогах: Время рождается из Безвременья,
огнем вечного Движения пульсирует сердце неведомого...
"Слишком много ты видишь", - ответил Эру, но Крылатый не опустил глаз.
Тогда помрачнел Илуватар. Поднял он правую руку, и вновь полилась
музыка, прекраснее которой, казалось Айнур, никогда не слышали они.
Мелодия Эру - изысканно-красивая, сладостная и нежная, оттененная
легкой печалью - шелковистой аквамариновой прозрачностью арф струилась перед
глазами Айнур - медленно текущие меж пальцев капли драгоценных камней.
Но музыка Мелькора также достигла единства в себе: мятежные и грозные
тревожные голоса труб - тяжелая черная бронза, острая вороненая сталь,
горькое серебро. Мучительная боль - звезно-ледяная спираль натянутых струн;
молитвенно сложенные руки - мерцание темных аметистов - горьковатый глубокий
покой - скорбное величие, холодная мудрость Вечности; рушащиеся горы,
лавины, срывающиеся в бездну... Временами Музыка словно боролась сама с
собой - глухие красно-соленые звуки; временами взлетала ввысь - и, неведомо
откуда, возникала печальная, пронизывающая серебряной иглой трепещущее
сердце родниково-прозрачная тема одинокой флейты. И глухой ритм - биение
сердца - связывал воедино тысячи несхожих странных мелодий. Казалось -
сияющие стены чертогов тают, растворяются, исчезают, и тысячами глаз смотрит
Тьма, и черный стремительный ветер рвет застывший воздух.
И две Песни сплелись, но не смешались, дополняя друг друга, но не
сливаясь воедино. И сильнее была Музыка Мелькора, ибо с ней в Пустоту
врывалась сила Эа, та Песнь Миров, которой рождена была Музыка Крылатого,
дающая бытие, изгоняющая Ничто. И увидел Эру, что Крылатый победит в этой
борьбе, что велика сила его, и не в Едином источник этой силы.
...Так в гневе оборвал Музыку Эру, и последний аккорд ее говорил:
"Того, что будет дальше, ты не увидишь". И опять Мелькор не опустил глаз. Но
и сам Илуватар не мог видеть того, что будет дальше.
И когда он увидел то, что создала Музыка, понял он, что сила Эа